Волжане

— Так не до того им! Страда, все на полях… — запоздало и явно невпопад возразил эрзянин собеседнику, но через мгновение поспешил суетливо с ним согласиться. — Однако да, в запустении деревенька. Довели новые хозяева!

— Какие новые? Ветлужцы? — переспросил его Прастен и недобро оскалился. — Так это они, оказывается, плетни вокруг каждого двора поправлять должны?!

Маркуж досадливо поморщился и сменил тему разговора.

— Мне показалось или у Веремуда мысли к инязору вовсе не лежат?

— Это мне не ведомо, однако что от него, что от ветлужского воеводы братец мой добра не видел, один пинком со службы выгнал, другой родовой земли лишил.

— А племяш твой что думает, не ведаешь? Сам я слышал, что ветлужцы ему жизнь спасли, и тот в благодарность за это к ним служить подался, оттого и брат твой против них худого не замышляет… Верно ли?

— Не пытал, не знаю, — вновь напустил тумана Прастен. — Если и так, то Веремуд мечется меж двух огней… Да даже не огней! Меж жерновами попал человек, Бог ему в помощь.

— А ты? Насколько я знаю, тот вой, что твоему брату всю жизнь исковеркал, и тебе судьбу порушил!

— И тебя чуть нагишом не оставил? — уколол в ответ рус, ничуть не изменившись в лице.

— Будь он проклят!

Разъяренный голое Маркужа вызвал лишь смешок его собеседника.

— Не бросайся такими словами всуе, а то я могу подумать, что он все-таки раздел тебя до нитки! Вот я остался вроде бы ни с чем, и то обиды на него не держу… Лишь Всевышний управляет нашими судьбами на земле, а не человек! Какая может быть обида на Бога?

— Странный ты. Не считаешь, что за оскорбление нужно платить той же монетой, а за унижение и вовсе мстить до последнего!

— За унижение?.. Смотря за какое. Да и если я странный, то уж ты… Слухи ходят, что за мнимое поругание своей чести, а точнее за то, что этот ветлужец тебя жизни лишать не стал, ты ему сполна отплатил?

— Кто язык распустил?!

— Да князь твой! И тебя вновь с ним рядом не было! — не без ехидства заметил рус. Как и в случае его просьбы к Анбалу о ратном походе!

— Ах, ты ж…

— Так как?

Маркуж даже не попытался спорить с несколько надуманным обвинением.

— Что было, то было, как бы это не называть. Врасплох того воя застали, когда он руки поднять не мог в слабости своей из-за ранения. Спеленали как младенца! А вот соратник его доставил нам неприятностей… Но то быльем поросло! И не мстил я, а выполнял волю инязора, — Маркуж внезапно остановился и мрачно оглядел руса. — А что спрашиваешь? На обещанное ветлужцами серебро рассчитываешь?

— Мне достаточно своего, а вот ты перед ними мог бы и оправдаться сказками о том событии… — Прастен неопределенно дернул плечами и хмыкнул, — Если, конечно желаешь остаться на своей земле? А ты желаешь! Видно же, что инязор тебе уже встал поперек горла!

— Не радуйся над чужими бедами!.. Да и нет у меня своей землицы. Не до того было, чтобы хозяйством обзавестись.

— Ну да, тратить серебро на вино да баб куда как сподручнее, — хмыкнул рус.

Эрзянин недовольно нахмурился и развернулся, чтобы дать наказ своим воям разбежаться в стороны и внимательно осмотреть перелесок, начавший чересчур близко приближаться к дороге. Деревья стояли не часто, и засада вряд могла появиться столь редких зарослях, но лучше было перестраховаться, да и свидетели разговора ему были не нужны.

После того как ратники разошлись по обочинам, Маркуж двинулся вперед и продолжил, повторив свое предупреждение.

— Да-да! Ты бы лучше подумал над своими горестями! Если откажетесь пойти с нами инязор вас не пощадит, как не пощадил попытавшихся сбежать воев твоего братца.

— Моего братца? Они уже не его холопы, раз дали присягу ветлужцам. Он

за них не в ответе!

— Я помню добро, Прастен. Помню, как в молодости вместе службу справляли и как брат твой меня спас от позора совсем недавно… Будь моя воля, отпустил бы вас. Но инязор решил по-другому и кто я такой, чтобы противиться его воле?

— Помилуй тебя твой бог, Маркуж, давай говорить откровенно! Хочешь ли?

Получив утверждающий кивок эрзянина, рус горячим шепотом продолжил.

— Какой, к бесам, инязор?! Изгнанник, до сих пор не способный понять, что его власть подошла к концу! Пока он выжидал и строил козни против Овтая, все его люди незаметно растворились, ушли, как вода после половодья…

— К более могущественному? Так на каждую силу найдется другая…

— Не закрывай глаза на то, что происходит, Маркуж! Веремуд мне многое поведал! У Овтая уже несколько сот воев в железных доспехах! И это только у него, не забывай про остальные рода, готовые перейти на его сторону! Не забывай о ветлужцах, что в союзе с ним! Полагаю, что большая часть старейшин ужа готова признать его новым инязором! Дошло до того, что Овтай стоит около булгарской крепости и почти достает плевками ее стены!

— На ней он и сломается!

— Вот же упрямец… как я понял, род Медведя не гонит булгарцев со своей земли и не собирается с ними ссориться, он просто показывает им, кто здесь теперь сила, с кем нужно разговаривать! А знатностью он не сильно уступает твоему хозяину!

— И продержится он с таким подходом до первой рати Булгара!

— Думаешь не сговорятся? — вопросительно поднял брови Прастен. — Не знаю, Маркуж, не знаю, время покажет. Скажу, лишь одно, пришло нам время вбирать сторону, былая вольницу кончилась! Ветлужцы сумели за пару лет подмять под себя всю среднюю Суру и на этом не остановятся! И ведь как провернули, стервецы! Пока инязор чесался, часть нашей, старой чади они купили, другую вырезали, а потом резко подняли против него три или четыре рода во главе с Овтаем. Так что когда ваш князек попытался призвать ветлужцев подтвердить, клятвы о верности, данные на этих землях еще нами, русами, Овтай тут же пригрозил ударить ему в спину! Мол, тот его сестру похитил, а потому он в своем праве…

— Помню, помню, целый год бодались, пока на Выксунке род Медведя вместе с ветлужцами ему рога не обломал… Вот только не пойму, ты что, восхищаешься ими? Они же и тебя вышвырнули с родовой земли!!

— Нас с братом в расчет не бери, — качнул готовой Прастен. — Мы на особицу стоим, поскольку Веремуд в этом похищении замешан, а я, как оказалось, их данников ощипал и в разор ввел? Тоже в своем праве были, да и поединок меж нами был честный.

— Что значит честный?! Что значит, не бери расчет!Вас же с Веремудом по миру пустили, смердов и землю отобрав! — засмеялся голос Маркуж.

— Мало ли, что с другими они договорились? Тебя лично эти ветлужцы обобрали до той самой нитки, коей ты меня попрекаешь!

— С этим не поспоришь, — мрачно кивнул Прастен. — Но справедливости ради скажу, что ныне все сторицей вернули, да и себе они ни куны не взяли.

— Как так? — опешил эрзянин.

— Землицу, конечно, не вернешь, она перешла общине и на этом новые хозяева стоят твердо. С тебя, мол, обузу выставлять воев эрзянскому князю сняли, а потому нишкни и довольствуйся тем, что вервь нарежет.

— Так родовая земля!

— Что есть, то есть! Но нарезана она была моим предкам да необременительную повинность воинскую. А ее ныне сняли, ветлужцы сам воев пестуют! Тем не менее, все мое имуществу при мне и даже скотину они раздали моим бывшим холопам с условием возврата, когда с меня вину за нанесенный воронежцам ущерб снимут… Еще год мне осталось ждать. Часть приплода, само собой смердам останется, но то плата за уход.

— Ну ладно, ты сам себе хозяин, чтобы обелять их в своих глазах, а брат твой?

— А что он? Сам посуди, на припасах, что Веремуд поставляет на цементные прииски, он заработал гораздо больше, чем приносили ему его смерды. Платят, не скупясь, да и ратную обузу, как я уже говорил, сняли и сами ныне его бывшую дворню обеспечивают и снаряжают.

— Ну, он и проныра… — усмехнулся Маркуж. — Или это они так расточительны?

— Не так все просто. За это наместник потребовал…

— Даже так?

— Именно так. Потребовал, чтобы он поднял из нищеты своих бывших людишек, а до той поры не дал им загнуться от бескормицы, если та случится. Еще год у него есть, потом за поставки съестного придется бороться.