Троцкий

Ведь при том, что невероятно быстрый крах царизма странным образом произошел без участия народных масс, еще меньшим (если это только можно себе представить) было участие в этом процессе центристских организаций. Все, что буржуазия сделала — это признала свержение царя и провела несколько социально-экономических реформ, нисколько не изменивших классовую структуру страны.

Основным немедленным результатом свержения царизма было немедленное создание демократического общества. В мгновение ока Россия стала замечательно свободной страной — появилась свобода слова, печати, собраний, возникло демократическое представительство. Подполье исчезло: русские революционеры всех оттенков открыто вступили в свободное соревнование со своими соперниками. Марксисты тоже признали принцип демократической выборности; они боролись за влияние, власть и голоса с представителями всех других направлений. Разумеется, марксистская партия и в большевистской и в меньшевистской фракциях сохраняла, так сказать, свою административную структуру, но перед остальным обществом она прикрывалась демократической личиной.

Это и было достижение, составлявшее сущность буржуазной революции; и этого первого важного следствия свержения династии Романовых оказалось для марксистов достаточно, чтобы они увидели в нем ликвидацию феодально-монархического строя и предвосхищение новой эры.

И поскольку с этой точки зрения отсталость России была помехой для дальнейшей социалистической революции, то социалистическая партия могла бы только скомпрометировать себя в глазах своих последователей, если бы она захватила власть, чтобы защищать то, что согласно определению — было только буржуазной революцией. Короче, все, что честная социалистическая партия могла сделать — это наблюдать за буржуазным правительством, чтобы убедиться, что оно не отклоняется в своей деятельности от марксистских предписаний.

К началу мая, когда Троцкий появился в Петрограде, эта теория уже дышала на ладан.

Троцкий и Наталья приехали в Петроград без копейки денег. Наталья начала искать жилье, а Троцкий поспешил в Смольный монастырь, где до революции помещался Институт благородных девиц, ныне превращенный в штаб-квартиру Советов.

Советы приветствовали Троцкого восторженно, несмотря на холодный прием, оказанный ему руководством; в Смольном Троцкому выделили целый этаж.

В 1905 году Троцкий был председателем Совета рабочих и крестьянских депутатов, возрожденного сейчас в 1917 году, и само собой подразумевалось, что он мог рассчитывать попасть в число руководителей, но меньшевики, а также социал-революционеры, управлявшие Советами, соглашались лишь на то, чтобы допустить его на роль сотрудника без права голоса.

Сказывались ссоры предыдущего десятилетия; границы между направлениями внутри движения, когда-то неопределенные, стали теперь гораздо жестче.

К моменту своего первого появления перед аудиторией Троцкий еще не принял решения, какой линии придерживаться — поддерживать участие социалистов в буржуазном правительстве или нет. Он не был уверен в реакции аудитории, и, что еще более важно, он был вынужден выступать не от имени какой-либо группы, а лично от себя.

«Дикий», т. е. беспартийный, меньшевик Суханов, автор известных воспоминаний о перевороте 1917 года, так описывает первое публичное выступление Троцкого после его возвращения в Россию:

«На Троцкого уже начали обращать внимание; в зале раздались возгласы: «Троцкий! Мы хотим услышать товарища Троцкого!» Это было первое появление знаменитого оратора на революционной трибуне. Его тепло приветствовали. Троцкий с присущим ему блеском произнес свою первую речь о русской революции и ее влиянии в Европе и Америке. Он говорил о пролетарской солидарности и международной борьбе за мир; он затронул и вопрос о коалиции. В столь ему не свойственных мягких и осторожных выражениях Троцкий указал на практическую бесплодность и принципиальную ошибочность сделанного шага.

Троцкий заметно волновался, впервые выступая перед незнакомой равнодушной аудиторией, да еще под аккомпанемент враждебных возгласов дюжины «социал-предателей». Вначале он не ожидал никакой поддержки. И как нарочно, чтобы еще усугубить положение, из рукава у него все время выскакивала манжета, грозя свалиться на головы ближайших слушателей. Троцкий всякий раз пытался отправить ее на место, но своевольная манжета выскакивала снова — это отвлекало и раздражало оратора».

Троцкий явно изо всех сил старался, чтобы его выступление прозвучало примирительно, однако дважды его высказывания — о том, что коалиция не должна уничтожить двоевластие, и о том, что двоевластие затем должно быть вытеснено Советами, — напоминали точку зрения, высказываемую в это время Лениным.

В сущности, Троцкий опоздал. Он не только оказался в изоляции от главных партийных фракций, но и основной элемент его собственной теории перманентной революции был втихомолку взят на вооружение Лениным.

Из-за изоляции, в которой он оказался, Троцкий, по-видимому, об этом даже не знал. Тем не менее теория перманентной революции стала главным теоретическим и практическим направлением целого периода разрухи, предшествовавшего большевистскому перевороту, для совершения которого она была абсолютно необходимой.

Ленин появился в Петрограде месяцем раньше при обстоятельствах, постыдных для любого русского, а тем более русского марксиста — он вместе с несколькими другими революционерами был переправлен немецким генеральным штабом из места их ссылки в Швейцарии через Германию в Россию в запломбированном поезде. По приезде в Петроград Ленин быстро справился с этой неловкостью, а затем изумил — в основном своих последователей и соратников-революционеров, но также и своих врагов, — в мгновение ока изменив свою точку зрения на роль большевиков в свержении царизма.

До появления Ленина большевики по вопросу революции в крестьянской России придерживались более или менее той же точки зрения, что и остальные марксисты. Они также принимали на веру положение, что революция проходит буржуазную фазу, в соответствии с чем социалистической партии остается только заботиться об интересах пролетариата и следить за тем, как буржуазия справляется с буржуазной революцией.

Ленин по приезде начал с того, что попросту отбросил эту концепцию, ставшую к тому времени общепринятой, и прямо заявил, что для завершения буржуазной революции пролетариату придется покончить с буржуазией.

Сторонники Ленина были поражены. Суханов описывает первую речь Ленина после его прибытия на Финляндском вокзале; эта речь была построена в форме ответа меньшевику Чхеидзе — в то время председателю Совета депутатов трудящихся:

«Ленин не вошел, а вбежал в комнату. На нем была круглая кепка, лицо замерзло, в руках — огромный букет. Добежав до середины комнаты, он остановился перед Чхеидзе, как будто натолкнулся на совершенно неожиданное препятствие. Мрачный Чхеидзе произнес «приветственную речь»; не только дух и слова этой речи, но и интонация, с которой она была произнесена, напоминали проповедь:

«Товарищ Ленин, от имени Петроградского Совета, от имени всей революции мы приветствуем вас в России… Но — мы считаем, что в настоящее время главной задачей революционной демократии является защита ее от любых посягательств как изнутри, так и извне. Мы считаем, что эта задача требует не разъединения, а, напротив, сплочения рядов демократии. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете стремиться к достижению этой цели». Чхеидзе остановился. Я был ошарашен, в самом деле, что скрывалось за этим «приветствием» и за этим восхитительным «Но»? Однако Ленин хорошо знал, как следует себя вести. Он стоял, как будто всё, что происходило, не имело к нему ни малейшего отношения: он оглядывался, рассматривал окружающих и даже интересовался потолком императорской приемной, поправлял букет (этот букет никак не вязался со всем его обликом) и наконец, вовсе повернувшись к делегации спиной, произнес свой «ответ»: