Прибрежник

– Шустрый парень! – все еще морщась, проворчал с пола Миде.

Герни спустился, обошел койку, на которой беспробудно спал Келли и помог Миде подняться:

– Тебе-то кто шустрить не давал?– На что вы надеетесь?! – Рикат смотрел на капитана, но обращался к Ирил. – Патруль будет нас искать!

Чакта молча снял с себя кожаный ремень, наклонился и стянул ноги Риката у щиколоток.

– Ч-что случилось? – сверху появилась Элен, и голос у нее дрожал. Элен часто задает дурацкие вопросы, и никто ей не ответил.

– Все вон! – приказала Ирил. – Кроме Герни. Оружие – утопить!

Миде не хотелось расставаться с офицерским револьвером. Тяжко вздыхая, он посмотрел на оружие полным сожаления взглядом, а вот винтовку у Герни забрал очень охотно и быстро взбежал вверх по трапу. Повинуясь молчаливому кивку Ирил, капитан стащил с койки Келли и также поволок наверх, причем, Маран Келли даже не проснулся.

– Оставьте его, подонки! Вы за это ответите! – Нэти начал чертыхаться так рьяно, что кажется, переплюнул даже нашего капитана. При этом он норовил стукнуть головой близстоящего Герни, так что секретарю даже пришлось уворачиваться. Ирил поморщилась:

– Слишком шумно!

Герни проворно обыскал карманы лейтенанта, выудил слегка помятый платок, примерился и ловко затолкал в рот владельца.

– Я сказала: все вон, Элен!

Как не был взвинчен Рикат, все же он с удивлением взглянул на человека, которого все время принимал за мальчишку. Элен жалобно заморгала, но уходить не спешила:

– Что ты собираешься делать?

Ирил не ответила, несколько секунд она о чем-то думала, потом сказала уже другим тоном:

– Впрочем, можешь остаться. Принеси свечи. Герни, печь едва горит!

Нэти понял, что попал в руки безумцев. Он слышал о людях, поклоняющихся черным богам, предающим жестокой смерти несчастных, назначенных на роль жертвы. Он будет следующим?!

Желая порвать путы, Нэти дернулся так, что не устоял на ногах. Ирил не обратила внимания на звук падения: она расставляла на полу свечи. Герни отодвинул заслонку печи, подбросил сухих поленьев, отчего пламя вспыхнуло с удвоенной силой, и отошел, оставив топку открытой.

– Давай его! Элен, отойди. Дальше!

Элен прижалась спиной к двери маленькой каюты и, глотая слезы, наблюдала, как Герни подтаскивает отчаянно извивающегося прибрежника к топке. Девчонке было жаль лейтенанта, но вмешиваться она боялась.

Наконец Герни бросил пленника почти у самой печурки и отступил за линию свечей. Четыре горящие свечи окружали Нэти: две в ногах, две по бокам, над головой у него гудела печь. Тяжело дыша, Рикат ждал и готовился к последней схватке.

Ирил подошла и стала слева от Нэти. Лицо женщины В Черном можно было бы назвать печальным и добрым, особенно, если не знать, что она собиралась делать.

Первое слово, произнесенное Ирил, было «чердже».

– Чердже, янорис, чердже.

В печи звонко затрещало полено, и Нэти почувствовал, как по телу пробежала невольная дрожь. Он смотрел в глаза Ирил, в которых отражалось пламя из печной топки, и боролся с судорогой в левой ноге. Потом свело правую. Потом Рикат застонал от нестерпимой боли в груди.

Элен вскрикнула: лейтенанта изогнуло так, что он ударился плечом о раскаленную печь. Ремень на ногах лопнул, но черная шаль выдержала. Рикат перекатился на бок, на губах прибрежника запузырилась пена.

– Ты убьешь его!

У девчонки хватило ума не лезть за линию свечей, но она вцепилась в локоть Ирил, мешая той бороться с Чердже.

Нэти выгнулся в чудовищном усилии освободить руки, но они оставались захлестнутыми шалью. Сдавленный рык вырвался из груди Нэти, лейтенант привстал и с размаху ударился об пол. Пламя свечей даже не дрогнуло, как будто никакого движения воздуха не существовало.

– Ирил, не надо! Пожалуйста, не надо! – Элен рухнула на колени в лучших традициях сентиментальных романов и зарыдала вголос.

– Дурочка, – мягко сказала Ирил. – Он же погубит нас всех! Ниве, Чердже.

Риката отпустило. Обмякли мышцы, сразу вспотел лоб, захлебываясь, застучало сердце. Блаженство минуты покоя можно познать лишь в сравнении с бесконечностью боли.

Одна за другой погасли свечи, но Нэти не видел этого, он отдыхал, уткнувшись лицом в выскобленные добела доски. Заплаканная Элен подползла к нему на коленях, кое-как перевернула на спину и прижала к губам металлическую флягу.

– Иди к черту! – прошептал Рикат, не открывал глаз. – Лучше уж сразу добейте! – Им овладело удивительное состояние. Собственная судьба перестала волновать. Прошлое не существовало, будущее пребывало во тьме, настоящее как-то отдалилось, отделилось от сознания.

Мне знакомо это состояние! Я и сам таким был от убийства на Сазе и вплоть до шинлийской крепости!

Впрочем, я отвлекся. В своих попытках напоить лейтенанта, Элен так настойчиво встряхнула прибрежника, что его зубы лязгнули, едва не прикусив язык.

– Чтоб вас всех!.. – Нэти выдал оглушительную тираду по адресу всех дьяволопоклонников, причем дьявол, черти, языческие боги и грешники там присутствовали в самых фантастических сочетаниях. В заключение он все-таки припал губами к металлической фляге и поглотил добрую половину ее содержимого.

5

Начальник управления прибрежных войск города Стэката, Иол Баррауза, разместил пышные телеса в кожаном кресле перед гигантским письменным столом. Чернильный прибор в виде лежащего льва, а также два десятка пухлых папок должны были производить устрашающее впечатление на посетителей, представляя владельца кабинета весьма занятым человеком.

Баррауза откинул крышку чернильницы, приготовился обмакнуть перо и вдруг брезгливо сморщился: в чернильнице плавала дохлая муха. Начальник звякнул колокольчиком и протянул вбежавшему адъютанту чернильного льва:

– Это что?! – Адъютант изменился в лице, схватив чернильницу, он щелкнул каблуками и ринулся вон из кабинета. Баррауза обратил гнев на стоящего перед ним навытяжку человека. – Что ты себе позволяешь?!

– Я уже объяснял, – тихо начал Рикат, но договорить ему не дали.

– Он объяснял! – свирепея все больше, заорал Баррауза. – Мне твои объяснения знаешь!.. – Он ударил кулаком по столу, повел налитым кровью глазом в сторону пробирающегося на цыпочках адъютанта с чернильным прибором в руках и проревел: – Распустились, собачьи души! Сгною!

Рикат молчал. Его подобрали под стенами кабачка «Пристанище» и срочно доставили в полицейский участок, где вызванный врач констатировал тяжелое алкогольное опьянение. Не будь в стране военного положения, и не перехвати Баррауза из-под носа городской полиции пожертвования монастыря Святой Луизы на особо неимущих, никто бы не обратил внимания на пьяного офицера-прибрежника. С кем не бывает? Но пить в то время как полиция с ног сбивается в поисках государственных преступников и шпионов Империи? Прибрежника сунули в свободную камеру, о чем немедленно поставили в известность начальника управления. Патруль прибыл быстро.

– Ты запятнал честь мундира!

Лунообразное лицо начальника расплывалось перед глазами Риката, лейтенанту мучительно хотелось сесть.

– В чем дело? – прозвучал за спиной вкрадчивый голос.

Даже не оборачиваясь, Нэти знал, что лицо шефа морского отдела Лароша Гарунди выражает крайнюю степень удивления. Брови старательно приподняты, рот чуть приоткрыт, глаза округлились. В постановке сцен с начальством Гарунди не признавал полутонов.

– Пошел вон! – рявкнул Баррауза на адъютанта и повернулся к шефу морского отдела. – Это ваш офицер, Гарунди? – спросил он неожиданно спокойно.

– Мой, – голос Гарунди стал еще слаще. – А что случилось?

– Ничего особенного. Измена долгу. Да, черт побери! – Баррауза энергично потряс пальцем над раскрытой чернильницей. –      И это в нашем управлении! В вашем отделе!

«Сейчас Ларош начнет выкручиваться», – мысли в голове Нэти цеплялись одна за другую, и ему все время почему-то казалось, что такой разговор уже однажды был в этом кабинете, только по другому поводу.