Все пропавшие девушки

– Его там нет! – крикнули мне.

Полутемное помещение отозвалось хохотом.

Скорее, вверх по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Вот и площадка с двумя дверьми. Мой быстрый стук в правую дверь. Ожидание. Еще попытка. Я прильнула ухом к замочной скважине. Тишина. Достала сотовый, набрала номер Тайлера, уловила звуки виброзвонка изнутри, из комнаты. Затем послышался характерный писк, и его голос произнес: «Привет, это Тайлер. Оставьте сообщение». Может, он в ванной моется. Я напрягла слух. Ни шума воды в водопроводе, ни каких-либо других признаков наличия человека в комнате. Снова позвонила. Та же схема: виброзвонок, писк, пустота.

Внизу опять заржали. Сотовый показывал час дня, воскресенье. В пабе толпа, как в пять вечера в будний день. Бывало, я сюда за папой приходила. Летом, на каникулах. Но всегда позже. Всегда.

Я собралась спускаться в паб, отвернулась от двери. Мерзкое ощущение слежки холодило затылок, мурашки бежали вниз по позвоночнику. На лестнице никого не было. Дверь, ведшая сюда из обеденного зала, была закрыта. Я прислушалась, пытаясь уловить движение где-то рядом. Шорох за стеной. Дыхание, предательски усиленное вентиляционной системой. Из-под соседней двери пробивался свет, но в одном месте узкая полоска была перекрыта тенью. Тень не перемещалась. На цыпочках я шагнула к двери. Может, это просто угол дивана или шкафа, игра света… а может, и нет… Я уставилась на дверной глазок, придвинулась к нему, увидела свое крохотное отражение. Словно в комнате смеха: огромные глаза, непропорциональная точечка рта, болезненная удлиненность рук и ног.

Я постучала коротко, едва слышно. Тень осталась недвижима. Волоски на шее сзади зашевелились. Я зажмурилась, досчитала до десяти. Так же было и во время следствия. Всюду мерещились чужие глаза. Подозрения распространялись на всех. Крыша ехала. Требовалось постоянно держать себя в руках. Сдрейфишь – потом не поправишь.

Эхо моих торопливых шагов гудело в провале под лестницей. Я вбежала в обеденный зал, проскочила к выходу из паба. Меня провожали взглядами полузнакомые физиономии. Какой-то дядька подался к соседу, шепнул что-то. По губам я прочла: «Дочка Патрика Фарелла. Та самая». Тот, кому предназначалось пояснение, поднес к губам бутылку с пивом.

Я пыталась поймать взгляд бармена, но он либо не видел меня, либо сознательно избегал контакта. Скорее второе, нежели первое. Я забарабанила пальцами по барной стойке.

– Джексон, – произнесла я тихо.

Бармен приблизился, стало видно, как напряглись мышцы и жилы предплечья. Сначала он вытер и расставил на полках посуду, и лишь затем вперил в меня взгляд воспаленных карих глаз.

– Тебе чего, Ник?

– Кто занимает вторую квартиру над пабом? Кто живет напротив Тайлера?

Морщинки в уголках глаз стали отчетливее. Загорелой рукой Джексон потер подбородок с темной щетиной.

– Ну я там живу. А что?

Я мотнула головой.

– Так, ничего.

Нужно было ехать домой. Меня ждал лэптоп. Пошарить в нем и вернуть в Аннализину квартиру, пока кто-нибудь за ним не явился.

Джексон прищурился, оглядел меня с ног до головы.

– Присядь-ка, Ник. Похоже, тебе не повредит выпить.

Он взял стакан с четким отпечатком чужих губ, плеснул из бутылки.

– Водка сойдет? За счет заведения.

Меня затошнило, я отодвинула стакан. Донышко липло к захватанной барной стойке.

– Мне нужно идти.

Джексон схватил меня за запястье, попытался замаскировать грубость игривой улыбочкой.

– Синюю тачку видела? – спросил он, пряча лицо от посетителей. – Она тут за последние полчаса три раза проезжала. Не ты одна Тайлера ищешь. А он еще в пятницу свалил.

«Еще в пятницу свалил». Только сотовый почему-то не взял.

– Я просто оказалась поблизости, вот и зашла.

– Кто бы сомневался.

Знает ли Джексон больше, чем делает вид? Лицо у него непроницаемое. Джексон склонил голову набок, удерживая крепкими пальцами мое запястье.

Посетитель в дальнем углу поднял стакан. Я узнала папиного приятеля; по крайней мере, с этим человеком папа вместе пил. У него были волосы с проседью и красные, как яблоки, щеки.

– Папе привет передавай, детка. Ты в порядке?

Взгляд скользнул к Джексоновой лапе, переместился на меня.

– Да, в полном, – ответила я, высвободившись.

Джексон нахмурился, сам выпил водку, хлопнул стакан на барную стойку.

– Что-то должно случиться, Ник. Ты тоже это чувствуешь, так ведь?

Еще бы. Воздух буквально искрит. Ловушка готова захлопнуться. Уже и машина неприметного синего цвета появилась. Две недели я рылась в прошедшем, и вот вся ложь – на поверхности, словно пена. Аннализа пропала, дело Коринны вытащили из недр шкафа, перетряхнули заново. Вспомнили имена всех фигурантов.

Уже на выходе из паба я увидела его – синий седан с затемненными стеклами, медленно кативший по району. Я дождалась, пока он уедет, и лишь потом пошла к своей машине.

Биться над паролем не пришлось – в лэптопе его просто не было. Впрочем, не так уж неожиданно – Аннализа жила одна, и вдобавок на отшибе, возле самого леса. Или, может, полицейские успели взломать пароль, а поставить новый не позаботились. Я просмотрела файлы с колледжскими проектами и заявления в аспирантуру, рассортировала их по датам, чтобы отыскать самые новые и потенциально значимые документы. Так же я поступила с изображениями.

Фотографии были рассортированы самой Аннализой, но лишь по датам. Самые старые – пятилетней давности, самые свежие – трехнедельной. Я задержалась на одной – Тайлер в пикапе, рот чуть приоткрыт, рука приподнята. Представила: Аннализа скомандовала «Улыбочку», Тайлер хотел либо помахать ей, либо заслониться от объектива. Остановленное мгновение. Сотня возможностей разом. А вот самые новые снимки – с нынешней ярмарки. Сумерки; на заднем плане маячит чертово колесо, видны пустые кабинки, мерцают фонарики. Малыш уписывает сахарную вату, на губах блестят розовые липкие нити, тают, едва коснувшись кожи. Лоточники протягивают сдачу и хот-доги, ладони пойманы в миг раскрытия; люди по ту сторону прилавков ищут глазами своих детей или новое развлечение – не глядя забирают товар и деньги.

Я почти видела Аннализу: вот она стоит поодаль от толпы, как стояла ребенком. Не участница, а наблюдатель. Я закрыла снимки, сразу заметила нестыковку. Вместо названий фото имели порядковые номера, однако в какой-то момент порядок нарушался. Несколько изображений отсутствовали, образовалась лакуна. А «корзина» была пуста. Очищена. Возможно, фото удалила сама Аннализа – чем-то они ее не устроили. И все-таки я не могла стряхнуть ощущение, что до меня в лэптопе копался некто третий; он и убрал возможный компромат. Я записала дату, с которой начиналась лакуна, и дату, которой она заканчивалась. Отсутствовали снимки четырех-, пятимесячной давности.

К тому времени, как Эверетт позвонил и сказал, что на сегодня закончил и ждет меня возле библиотеки, я успела просмотреть все жесткие диски. Нашла несколько портфолио со сканами и фото рисунков Аннализы. Проверила также список веб-сайтов, на которые она заходила в недавнем прошлом. В основном это были школьные сайты, а также объявления о вакансиях.

Где ты, Аннализа, черт тебя возьми?

Закончив, я протерла клавиатуру и крышку лэптопа тряпочкой, ключ сунула в передний карман шортов. И лэптоп, и шорты я убрала в папин шкаф. Пусть лежат там, пока не придет ночь, пока мир не погрузится в сон, не затихнет в ожидании.

Мои разговоры с Аннализой уложились бы, пожалуй, в один час времени; а все-таки мы состояли в неразрывных отношениях. Нас связывали мои воспоминания; самые пронзительные из моих воспоминаний. Потому что в моем воображении существовала «коробка», задвинутая в дальний угол полицейского участка; а в «коробке» помещался клубок из имен, и все ниточки этого клубка вели к имени «Аннализа». Копы нас замучили вопросами о событиях того вечера – почему у Дэниела нос расквашен, почему у Тайлера костяшки пальцев ободраны, почему я выгляжу как побитая собака. Про Аннализу вспомнил Тайлер. «Спросите дочку Картеров, – сказал он копам. – Как там ее? Имя начинается на «А». Девчонка там была, видела нас».