Страница 18 из 18
Движение к собственному религиозному сознанию обоих имело прямо противоположные мотивы: Достоевский декларативно всеми силами пытался защищать монархию и традиционное православие, отстаивая их базовые положения и ценности. Толстой же вступил с ними в борьбу, показав глубочайший кризис государственной системы, русской православной церкви и институализированного христианства. При этом оба стали создателями авторских учений о христианстве и тем самым сделали возможным развитие широкой общественной и философской дискуссии по этому вопросу не только в России, но и в Европе[113].
Первое место (в хронологическом смысле) в этом ряду, конечно, принадлежит Достоевскому, который начал свою творческую карьеру почти на десятилетие раньше Толстого; в 40-е годы создал себе писательское имя, пережил тяжелый опыт каторги и ссылки, очень быстро уничтоживший его юношеский идеализм и повернувший его на путь православия[114]. Возвращение опального писателя в большую литературу в 1860-е сделало его модным и интересным писателем-страдальцем; его монархически-православное мировоззрение быстро превратило его в флагман формирующегося национал-патриотического (почвеннического) и консервативного (политического) мышления.
Несмотря на создание (совместно с М.М. Достоевским, Н.Н. Страховым и Ап. А. Григорьевым) в 1860-м году еще одного про-славянофильского направления – почвенничества, по сути, он не был «партийным» художником, идеологом или апологетом сиюминутных интересов власти, церкви или политики. Личный опыт понимания жизни и художественное прозрение интимно смыкаются в его творчестве. Его произведения более других позволяют прочувствовать пульс эпохи и в то же время оставаться погруженным в тонкий психологический процесс творчества, уникального выражения глобальных идей и смыслов в слове художника.
Произведения Достоевского можно представить как сложный феномен, осуществив послойную реконструкцию воспринимаемого сознанием писателя объекта, каковым является многообразие человеческих переживаний. «Поистине – не столько Бог мучил Достоевского, сколько мучил его человек, – в его реальности и в его глубине, в его роковых, преступных и в его светлых, добрых движениях»[115]. Он изучал человека не эмпирически, но метафизически и духовно, пытаясь за видимым опытом и многочисленными событиями повседневной жизни угадать его сущность, и понять, что такое человек и что такое русский человек.
Достоевский более многих писателей того времени был «мучим» постижением особых эмоционально-чувственных и психологических состояний переживания человеком себя, Бога, мира, которые можно представить через противоположные формы идеального и грешного, святости и страстности жизни, отвлеченного мышления и конкретного поступка, отстраненного созерцания и жизненной позиции. Он, безусловно, не был ортодоксальным православным писателем[116], несмотря на свою личную приверженность Церкви. Более того, он, подобно Толстому, не имел склонности к мистицизму[117]. «В русском христианстве, по-настоящему, даже и мистицизма нет вовсе, в нем одно человеколюбие, один Христов образ – по крайней мере, это главное» (Достоевский,11, 408)[118]. В его дискурсе переплелись традиционно-православные, народно-православные, философские, психологические и субъективные представления об идеальном и реальном состоянии человеческой природы, преломленные в индивидуальной мифологии писателя. «Предметом» мифологизации было само общество, а вот «объектом», сквозь призму которого просматривались все сценарии понимания государства, общества, науки, культуры, Церкви, стал человек во всем многообразии и сложности понимания его сути.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
113
О влиянии Толстого и Достоевского на европейскую науку написано достаточно много. Сошлемся на некоторые исследования: Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский (1901–1902); Шестов Л.И. Ницше и Достоевский (1924); Тихомиров Н.Д. Ницше и Достоевский // Богословский вестник, 1902, т. II, № 5–8, стр. 518.; Смирнов А.В. Достоевский и Ницше. Казань, 1903, стр. 13; Зайдман М. Ф. М. Достоевский в западной литературе. Одесса, 1911; Tramer B. Dostojevskij a Nietzsche. Prisprvek ke konfrantaci reakcnich zdroju in «Slavia» (Praha), Rocnik XX, Sesit 1, 1950; Шестов Л.И. Добро в учении графа Толстого и Ницше (1899); Dostoevsky Studies. The Journal of International Society; Medzhibovskaya I. Tolstoy and the Religious Culture of his Time: a Biography of Long Conversation, 1845–1887. Lanham, MD and Boulder, CO: Lexington Books, 2008; A
114
О перерождении и православности Достоевского под влиянием «каторжного опыта» написано немало: его автопризнанием стали «Записки из Мертвого дома» (1860–1861). Подр. Сараскина Л.И. Достоевский. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2013.
115
Зеньковский В.В. История русской философии. М.: Эксмо-пресс; Фолио, 2001. С. 408.
116
В современной литературе развивается «богословская линия» Достоевского. Подр.: Касаткина Т.А. Священное в повседневном: Двухсоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского. М.: ИМЛИ РАН, 2015. Развиваемое исследовательницей и другими филологами «религиозное литературоведение» применяется и в отношении изучения Толстого//Тарасов А.Б. «Религиозное литературоведение» как путь к пониманию творчества Л.Н. Толстого//Духовный потенциал русской классической литературы. Сборник научных трудов. М.: Русский мир, 2007. С. 508–514.
117
Подр.: Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского//Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетрадки 1860–1881. М.: Наука, 1971. С.14.
118
Все ссылки на труды Ф.М. Достоевского даны по: Достоевский Ф.М. Полное собр. соч. в 30-ти т. (33нигах) Л.: Наука, 1972–1990; в круглых скобках: Достоевский, том и страница.