Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 16



– Диверсия против Верховного командования русских.

Гитлер даже потянулся к обергруппенфюреру, поднялся на носках и опять положил руку на его плечо.

– Неужели?! – воскликнул взволнованно. – Неужели вы в самом деле способны на это, Эрнест?

– Думаю, что да.

Гитлер опустился с носков, сгорбился и махнул рукой.

– Вы способны только обещать… – произнес разочарованно. – Вы обещали мне Тегеран, Эрнест, а что из этого получилось?

Кальтенбруннер ждал такого вопроса и заранее подготовился к нему.

– Там действовали люди Канариса, – ответил твердо. – Русским удалось пронюхать о нашей акции и принять меры. В Тегеране не обошлось без предателя, мой фюрер.

– Что же вы предлагаете сейчас?

– Мы забросим в советский тыл человека с уникальными документами, русские обожают своих героев. У нашего человека будет новейшее оружие, а также взрывчатка…

Гримаса неудовольствия скривила лицо Гитлера.

– Это только у нас кто-то может безнаказанно носить в портфеле бомбы, русские не настолько глупы, Эрнест, и ваша идея…

– Конечно, мой фюрер, – попробовал вмешаться Кальтенбруннер, – вы, как всегда, правы, но…

– Никаких «но», Эрнест! Вы знаете, какая охрана у Сталина?

– Самую лучшую в мире охрану имеете вы, мой фюрер.

Гитлер пошаркал по гравию дорожки ногой, пострадавшей во время взрыва, и Кальтенбруннер сразу понял намек.

– Такое больше не повторится, проклятые военные, сейчас они поджали хвосты!

– Думаю, что у русского Верховного командования охрана не хуже и ваши проекты, дорогой Эрнест, не стоят мыльного пузыря.

– Однако мы привлекли самых лучших специалистов рейха. Создано принципиально новое оружие – такого еще не видел мир, – в умелых руках оно безотказно, и мы надеемся на полный успех операции.

– Новое оружие? – заинтересовался Гитлер.

– Принцип «фау», мой фюрер. Снаряд кумулятивного действия, пробивающий почти пятисантиметровую броню. И все устройство помещается в рукаве пиджака.

– В рукаве? – не поверил Гитлер. Поднял правую руку, вытянул ее и даже пощупал. – И пятисантиметровая броня?

– Да.

– Так что же вы тянете, Эрнест? Почему я должен ждать? Почему должен ждать весь рейх? Злейшие наши враги делают что хотят, скоро их солдаты войдут в Польшу…

– Вот мы и предлагаем, мой фюрер…

– Я принимаю ваше предложение, Эрнест. Вы знаете, какой резонанс приобретет такая диверсия!

– Вам всегда виднее. – Кальтенбруннер почтительно склонил голову, но Гитлер, наверное, уже не видел его. Выкрикивал, слегка подавшись вперед, и сам, должно быть, не слышал своих слов:

– Акция против Сталина посеет среди русских панику! А знаете, что такое паника во время войны? Поражение. Мы остановим красных, остановим! Мои генералы, надеюсь, будут чего-нибудь стоить. Но вы не представляете себе, Эрнест, еще одного аспекта этой акции. Ссоры между союзниками, развал коалиции… Черчилль, этот старый лис Альбиона, давно ищет повод, и мы дадим его. Что вам требуется, обергруппенфюрер, для осуществления этого плана государственного значения?

– Ваше согласие, мой фюрер.

– Вы его уже получили. Еще?

– Я хотел только предупредить, что тщательная подготовка акции будет стоить…

– У вас нет денег? Кто-нибудь ограничивает?

– Нет, но…

– Никаких «но». Во что бы это ни обошлось, конечный результат стоит того.



– Сегодня я еще раз убедился в этом.

Гитлер повернулся и поплелся назад, к мольберту.

– Вы хорошо продумали операцию? – спросил, не останавливаясь.

– Сейчас ее обстоятельно отрабатывают.

– Строжайшая конспирация, – предупредил Гитлер как-то утомленно: взрыв эмоций не прошел бесследно. – Крайне ограниченное число лиц должно знать о подлинной цели. Даже Геринг…

– Да, мой фюрер, даже Геринг ничего не будет знать. Кроме вас и непосредственных участников акции в курсе дела будут двое или трое.

– Кто они?

– Скорцени, мой фюрер, и еще…

– Это уже в вашей компетенции, Эрнест.

Они подошли к мольберту, и Гитлер устало опустился на стул. Сказал спокойно:

– Пусть вам повезет, Эрнест. Знайте только, акция должна осуществиться во что бы то ни стало!

– Я понял вас, мой фюрер.

Гитлер взял кисть, долго вглядывался в картину и наконец сделал небрежный мазок.

– Думается, так будет лучше, – сказал, будто и не было только что разговора о диверсии и единственное, что тревожит его, – цвет неба на картине. – Я подарю вам, Эрнест, именно эту акварель, если, конечно, получится. С благодарностью за радость, которую вы принесли мне сегодня. Вы спешите, обергруппенфюрер?

– Да. – Кальтенбруннер щелкнул каблуками. – До встречи, мой фюрер. Хайль! – Повернулся и пошел не оглядываясь, и только гравий монотонно шуршал под тяжелыми шагами.

Глава 3

Куренной Сорока, сидя на бревне, ждал, пока хлопцы готовили все для купания. Сбросил рубашку, вытянул ноги в кальсонах, подставив спину солнцу, наслаждался теплом и покоем.

Хлопцы грели воду в котле и ведрах на летней печке, сооруженной посреди двора под деревянным навесом. Семен, усатый и пожилой дядька, попробовал воду рукой.

– Подождите, друг куренной, еще минуту, – сказал Семен.

В самом деле, куда спешить?

Семен вытащил из колодца ведро воды. Вылил в большое корыто, еще раз попробовал воду в котле, удовлетворенно хмыкнул. Дал знак помощнику, тот подхватил котел с другой стороны, и они вместе вылили в корыто воду, аккуратно, чтобы не расплескалась. Семен подержал руку в воде, долил холодной и заметил:

– А сейчас прошу пана куренного, и купаться вкусно будет.

Сорока стал медленно снимать кальсоны. Думал: надежный хлоп этот Семен, вон какие красивые слова нашел – вкусно купаться…

Семен вылил на него полведра теплой воды – куренной намылил голову, смыл мыло и погрузился в корыто, с наслаждением ощущая, каким невесомым становится тело.

Потом куренной поднялся, молодой хлопец принес полное ведро теплой воды и вылил на Сороку осторожно, словно это был не куренной, а сам Бандера. Да в конце концов кто для хлопца Бандера? Для него Сорока выше не только Бандеры, а самого Господа Бога, потому что пан куренной может миловать и карать сегодня, сейчас и все в конечном итоге зависит от его настроения.

А настроение у Сороки после купания заметно улучшилось.

– Ну как мы вас освятили, друг куренной? – спросил Семей, подавая льняной рушник.

– Хорошо, – с наслаждением ответил Сорока. – Ты, Семен, во всем мастак.

Куренной надевал чистое белье не торопясь, уже ощущая вкус борща и первой чарки. Отменный борщ варит хозяйка, от такого борща никуда не уехал бы, но, к сожалению, жизнь стала неспокойной. И кто может сказать, где они будут завтра?

Это сегодня – купание и вкусный борщ на богом забытом хуторе, а завтра сюда могут прийти большевики, и надо будет пробираться болотами и чащей к другому безопасному месту, возможно, отсиживаться в схронах – полная лишений и тревог жизнь. Одно успокаивает – красным сейчас не до них. Немцы вон еще как сражаются! Впереди Польша, и, по сведениям оуновцев, именно там вермахт готовится дать решительный бой русским и наконец остановить их.

«Скорее бы, господи! – ежевечерне молился Сорока. – Такая чудесная жизнь была при немцах! Сидели спокойно в селах и хуторах, иногда устраивая вылазки против поляков и большевиков. Сытая и беззаботная жизнь с самогоном и девушками… Так бы и довековать».

Ради этой сытой и спокойной жизни хитрый почтарь Филипп Иосифович Басанюк и подался в ОУН.

Что за жизнь на почте? Полуголодная, суетливая, каждый тобой помыкает, у каждого претензии, жалобы – тьфу господи боже ты мой, – а дослужиться можно разве что до начальника почты. А ОУН – это организация, и, если правильно вести себя, кланяться начальству и чувствовать, откуда ветер дует, можно взлететь высоко. Вот он уже куренной – чин не очень-то большой, но и не маленький, и, если бы не проклятые большевики, жить бы да жить.