Страница 8 из 20
– Вы правы! – возбужденно воскликнул Филипп. – Я забываю, что с сегодняшнего утра мы связаны единой судьбой, и что я вам обязан… Простите меня, друг… Мы вступили в ужасную борьбу, и прежде даже чем думать о смерти, нужно сражаться!
– Вот такой вы мне нравитесь больше – отважный, готовый противостоять опасности, способный померяться силами с Мариньи! Нет сомнений, что Мариньи не явится в Пре-о-Клер, но так же несомненно и то, что он пошлет туда внушительное количество сбиров и лучников, чтобы нас арестовать, так как он отлично знает, что мы-то туда непременно придем. Так вот: будьте начеку, так как у меня нет ни малейшего желания сгнить в Шатле или Тампле, и я, в качестве защиты, готовлю нечто такое, о чем, уверяю вас, будет говорить весь Париж!
– Разрази меня гром! – восторженно проревел Готье.
– Сегодня же вечером я встречаюсь с несколькими бравыми парнями. В Пре-о-Клер мы отправимся в сопровождении людей, способных повергнуть в страх и самого короля в Лувре!
– Ха-ха! – воскликнул Готье, ударив кулаком по столу. – Похоже, нас ждет небольшая стычка! И мы немного поощиплем перышки этим господам из стражи! Дьявол и преисподняя! Я не я, если мне одному не удастся отправить на тот свет с два десятка этих мерзавцев и скормить их уши их же уцелевшим товарищам!..
– Прощайте же! – сказал Буридан, вставая из-за стола. – Если мы удивили Париж, бросив Мариньи вызов, мы удивим его еще больше, когда явимся в Пре-о-Клер. Ну а пока – не позволяйте себе никаких опрометчивых поступков; ни ради того, чтобы увидеть королеву, Филипп, ни ради того, чтобы полюбоваться на принцесс, Готье! Если куда выходите – выходите вооруженными до зубов! Если идете в кабак – пусть хозяин первым пригубит вино, которое разливает! Если кто-то заговорит с вами на улице – обнажите шпагу и лишь потом отвечайте. Ни для кого ведь не секрет, что яд и кинжал – любимые оружия Ангеррана де Мариньи, и будь этот человек способен убивать на расстоянии посредством мысли, мы бы уже давно были мертвы!
Стоило Буридану ступить за порог, как Готье бросился к двери, дабы натянуть цепь и опустить засов.
Но именно в нее, в эту дверь, вскоре и постучали!
Готье д’Онэ отличался не меньшей храбростью, чем его брат или Буридан, но тут он почувствовал, как по спине пробежали мурашки. После слов Буридана этот неожиданный визит в сей заброшенный особняк – и откуда, черт возьми, кому-то известно об их присутствии здесь? – поверг Готье в суеверный ужас.
– Кто там еще? – спросил он.
– Тот, кто желает поговорить с мессирами Филиппом и Готье д’Онэ по одному важному делу.
– Идите к черту! – пробурчал Готье.
– Открой! – холодно произнес Филипп.
Вытащив кинжал, Готье отпер дверь. Незваный гость – в маске и капюшоне – глубоко поклонился с ироничным почтением.
– Как вы узнали, где мы будем этим вечером? – спросил Филипп, тщетно стараясь разглядеть черты лица незнакомца.
– Неважно! Главное – я нашел вас!
– Входите…
– Это лишнее. Я здесь лишь для того, чтобы передавать вам несколько слов…
– Говори же, будь ты сам дьявол, явившийся утащить нас в преисподнюю! – проворчал Готье.
Человек вздрогнул.
– Говорите, друг мой, – молвил Филипп.
Наклонившись к ним, незнакомец прошептал:
– Вам угрожает ужасная опасность, смертельный враг отслеживает каждый ваш шаг. Хотите избежать сей опасности? Хотите сразить этого врага?
– Догадываюсь, о чем и о ком вы говорите. Но от чьего имени вы пришли?
– От имени одной могущественной персоны, которая видела вас сегодня утром у Монфокона и которая всей душой ненавидит того, кого ненавидите вы. Если хотите отомстить за ваших убиенных родителей, приходите к десяти часам вечера на берега Сены и ступайте за тем, кто скажет: «Мариньи», и кому вы ответите: «Монфокон».
– И на каком берегу Сены мы его найдем?
– У Нельской башни!
С этими словами незнакомец отвесил второй, еще более глубокий поклон и исчез в глубине шаткой лестницы старинного особняка д’Онэ, оставив братьев в изумлении.
Покинув друзей, Буридан по улице Фруадмантель направился к Центральному рынку.
Но не прошел он и десяти шагов, как некая женщина, появившаяся невесть откуда, подошла к нему, коснулась его руки и прошептала:
– Добрый вечер, Жан Буридан!
Рука Буридана метнулась к кинжалу; он поспешно огляделся, но, увидев, что улица совершенно пустынна, вновь обратил свой взгляд на заговорившую с ним незнакомку.
Та приняла все меры предосторожности для того, чтобы не явить ему своего лица – на голове капюшон, лицо скрыто маской.
– Вот так дела! – промолвил Буридан. – Уж не колдунья ли ты, раз знаешь мое имя?
– Возможно, – глухо отвечала женщина.
– Ба! И что же тебе от меня нужно? Если хочешь позвать меня на какой-нибудь шабаш, против коих я ничего не имею, то я просил бы тебя немного обождать с этим предложением, так как сейчас я очень спешу…
– Буридан, – сказала женщина, – ты ведь хочешь восторжествовать над Мариньи? Хочешь держать в своей власти этого врага, который никогда тебя не простит, который отслеживает каждый твой шаг, который уже приказал бы схватить тебя, не заступись за тебя сегодня одна могущественная персона?
– Восторжествовать над Мариньи! Конечно, я этого хочу!
– Ты беден, Буридан, и будущее твое туманно. Хочешь в один миг заполучить и состояние, и почести?
– Еще бы не хотеть! Я весь внимание, милейшая. Говори.
– Так вот: эта могущественная персона, о которой я упомянула, ждет тебя сегодня вечером, в половине одиннадцатого; приходи в это время на то место, которое я тебе укажу, и ты увидишь там человека, который произнесет: «Мариньи». Отвечай ему: «Монфокон».
– И куда же мне следует явиться?
– К Нельской башне.
И незнакомка, присев в реверансе, удалилась – быстрая, бесшумная, словно призрак.
Проследуем же ненадолго за ней.
Мимо часовых, кои проводили ее уважительными, но в то же время несколько боязливыми взглядами, она прошла в Лувр, пересекла несколько дворов и, оказавшись у потайной лестницы, поднялась в галерею, в глубине которой находилась оратория, где, бледная и взволнованная, ждала ее другая женщина.
– Ну как? Ты сделала то, о чем я просила, Мабель? – с дрожью в голосе вопросила обитательница молельни.
– Да, Ваше Величество, – отвечала та, которую звали Мабель.
Едва заметно кивнув в знак благодарности, величественная, одной рукой пытающаяся унять биение сердца в трепещущей груди, королева Маргарита Бургундская покинула ораторию.
Мабель смотрела вслед королеве, пока та не исчезла за дверью.
Тогда таинственная женщина откинула капюшон и сняла маску, открыв лицо – холодное, казавшееся почти безжизненным, если бы не огонь, горящий в ее глазах.
– Ступай, безумная королева! – прошептала Мабель. – Доверяй мне и дальше. Позволь втянуть тебя в расставленные мною сети! Придет время – и всего по одному моему слову, одному жесту твоя прекрасная головка падет под топором палача!.. Но прежде ты выстрадаешь то, что, по твоей милости, выстрадала я! Вот станешь ты матерью, каковой когда-то была я… и тогда…
Она не сдержала рыданий.
Медленно поднесла эта женщина обе руки к увядшему лицу и долго еще оставалась на том же месте – неподвижная, погруженная в воспоминания.
Окажись кто рядом, он бы услышал как, сквозь рыданья она прошептала:
– Этого Буридана зовут Жаном… Моего малыша тоже так звали…
VI. Ангерран де Мариньи
Отец Миртиль, которого мы видели в спешке покидающим Ла-Куртий-о-Роз, вошел в большую залу. Вошел уверенной походкой человека, привыкшего видеть, как с его появлением все склоняют головы.
Перед самым Лувром он запросто избавился от плаща, который надел, отправляясь в Ла-Куртий-о-Роз, получил обратно от Тристана, явившегося за ним слуги, тяжелую шпагу с мощной железной крестообразной гардой и закрепил на портупее.