Страница 63 из 89
Сараево, 1914 год (свидетельство Леона Билинского, в ту пору министра финансов Австро-Венгрии):
Иезуит О. Пунтигам, издатель иллюстрированного ежемесячника[380], благородные намерения которого я с удовольствием поощрял субвенциями, вскоре после покушения дал в своей газете фотографию критичного участка набережной (где совершилось преступление. — И. М.), на которой запечатлена публика в ожидании престолонаследника. На этом снимке не видно ни одного жандарма или полицейского[381]. Меры охранения и в том, и в другом случае не просто были недостаточными— они вовсе отсутствовали! Убийцы могли стрелять, как на тренировке. Им, как и в случае с Францем Фердинандом, разрешили убивать. Подоплека убийства русского премьера указывает на то, что Столыпина рассматривали как главное препятствие в развязывании войны с Германией, отмечает современный немецкий историк[382].
О «длинной руке» Троцкого напоминает и запись в «Парижском дневнике» депутата Государственной думы белоэмигранта Н. В. Савича от 20 августа 1921 года:
Приехал Капнист из Болгарии и Сербии. Его впечатления таковы, что болгары относятся к русским лучше и там не видно такой вопиющей нужды у русских, как в Белграде… В Сербии после покушений террористов, в которых справедливо видят руку русских агентов, направляемых Троцким, отношение к нам резко изменилось. Помещики, жандармы, всякие чиновники стали резко третировать русских людей, благодаря чему стало замечаться чувство Запада. Вместе с тем замечается странная тоска по родине и моральное разложение русской эмиграции[383].
Писатель Дмитрий Жуков, хорошо знавший известного русского монархиста В. В. Шульгина, который принимал отречение Николая II, отмечал, что тот хорошо запомнил киевскую речь Троцкого 1919 года:
Чиновники, лакеи старого режима, судейские, издевавшиеся в судах, педагоги, развращавшие в своих школах, помещики и их сынки, студенты, офицеры, крестьяне-кулаки и сочувствующие рабочие — все должны быть зажаты в кровавую рукавицу, все пригнуты к земле. Кого можно — уничтожить, а остальных прижать так, чтобы они мечтали о смерти, чтобы жизнь была хуже смерти[384].
А ведь эта машина смерти строилась давно. И к четырнадцатому году уже работала. Вот под эту троцкистско-натансоновскую мясорубку и попал в Сараеве Франц Фердинанд.
Могут усомниться: если Марк Натансон был австро-немецким агентом, то ему как-то не с руки, говоря языком Д. Жукова, «инструктировать» Гачиновича об убийстве австрийского престолонаследника. Но, как ни странно, одно не исключало другого. Ведь и ненавидевшая его «Черная рука» в той или иной степени опиралась на определенные германские круги. Слухи насчет финансирования газеты «Пьемонт» (органа «Черной руки») также указывают на германский след. Так, 12 января 1911 года один из основателей «Черной руки» майор Вемич занес в свой дневник загадочную фразу: «Завтра Чупа (Люба Йованович Чупа, основатель «Пьемонта. — И. М.) едет в Берлин по поводу типографии»[385]. Эта фраза наводит на мысль, что типографию для издания «Пьемонта» купили германские спонсоры.
На протяжении всего 1912 года «Пьемонт», отождествляя милитаризм с патриотизмом, неумеренно восхвалял германские милитаристские устремления. Германский корреспондент «Пьемонта», писавший под псевдонимом Дависон, подчеркивая немаловажную роль армии в возрождении немецкой нации, заключал, что Сербии следует брать пример с этой страны. Он хвалебно отзывался о Союзе немецкой молодежи, основанном в январе 1911 года в целях всесторонней подготовки молодежи к службе в армии. Дависон настаивал на том, чтобы Сербия в своих собственных интересах взяла на вооружение расистскую и милитаристскую доктрину Германии, иначе, по мысли автора, невозможно добиться национального объединения сербов:
Военно-политическое положение Германской империи сегодня таково, что немецкий народ не смеет держать руки в карманах, как не смеет он поклоняться лжепророкам мирового порядка. Будем и мы из этого исходить, если желаем обеспечить нашей армии лучшее настоящее и лучшее будущее[386]. Так что, образно говоря, и Натансон, и «Черная рука» были «под колпаком у Мюллера» (тем, кто не забыл «Семнадцать мгновений весны», эта аллюзия понятна). Сам Апис стажировался в германском генштабе и был открытым поборником прусского милитаризма. Многие ведущие «чернорукцы» и люди, близкие к организации, входили в ряды сербских германофилов. Например, воевода Радомир Путник считался одним из лучших учеников фельдмаршала Гельмута фон Мольтке, творца прусской победы над Францией в войне 1870-71 годов.
Известный сербский германист Йован Богичевич (1896–1986), комментируя основание в 1931 году югославско-немецкого общества под председательством историка Станойе Станойевича, в этой связи отмечал:
Но и во время мировой войны сербы и немцы стояли друг против друга как храбрые и благородные противники, а не как ожесточенные и непримиримые неприятели. Немцы в оккупированной Сербии оставили за время мировой войны гораздо лучшие воспоминания в сравнении с другими оккупантами. О сербах немцы-борцы всегда ласково высказывались и высоко ценили известные позитивные особенности нашего народа[387].
К числу самых надежных соратников Аписа относился и дипломат Милош Богичевич, некоторое время исполнявший обязанности сербского посланника в Берлине, где он вступил в клуб «Ойленберг», близкий к кайзеру Вильгельму II. В 1913 году в Берлине Богичевич познакомил Аписа с военными руководителями Германии, которые помогли ему с публикацией статей о проблемах Сербии в немецкой печати. Богичевич называл Аписа своим большим другом, утверждая, что тот произвел глубокое впечатление на многих высокопоставленных немецких офицеров. В начале мировой войны Богичевич много времени проводил в канцелярии Аписа в Крагуеваце. Оба они склонялись к тому, чтобы осуществить сербское объединение с опорой на Германию, и сближение с ней считали одной из целей сербской политики.
Характерно, что апологеты и последователи В. Гачиновича, в орбите которых в двадцатые годы вращался и примкнувший к ним Богичевич, старательно ретушируя роль этого швейцарского студента-недоучки в Сараевском убийстве, на передний план выдвигали русского военного агента, фигура которого, скорее всего, использовалась ими как громоотвод. Вхожий в эти круги Виктор Серж оставил такие воспоминания:
Вокруг идеи Балканской федерации группировались и романтические революционеры, переживающие иные трагедии. Среди них я встречал недавних «младосербов», друзей и учеников Владимира Гачиновича, бакуниста и националиста, умершего в тридцать лет от туберкулеза, основателя группы, совершившей 28 июня 1914 года покушение в Сараеве. Им дорога была память Гаврилы Принципа и учителя Илича. Они утверждали, что их вождь, полковник Драгутин Димитриевич — в подпольных кругах Апис— перед тем как начать акцию, заручился поддержкой России, что военный атташе Российской империи в Белграде Артамонов был в курсе и формально обещал поддержку. Я опубликовал в парижском журнале «Кларте» эти свидетельства, которые мне подтвердили бывший соратник Димитриевича, полковник Божин Симич и, в самых сдержанных выражениях, бывший сербский посол Богичевич. После такой публикации югославские друзья не советовали мне слишком приближаться к югославской границе во время моих поездок на Вертерзее (озеро в Каринтии. — И. М.) и ни в коем случае не ездить в Югославию; на мой счет, по их словам, были сделаны весьма конфиденциальные указания. Эти оставшиеся в живых сербские заговорщики против габсбургской монархии вскоре вступили в компартию. В 1938 году я обнаружил их имена в коммунистическом листке, который сообщал об их исключении из партии. Они исчезли в России[388].
380
Имеется в виду Пунтигам Антон (1859–1926) — австрийский иезуит, ближайший советник Ф. Фердинанда; попечитель юношества, духовный писатель и теолог. Незадолго до мировой войны основал в Сараеве журнал Stimmen aus Bosnien («Голоса из Боснии»). Сопровождал эрцгерцога в день смерти и сразу после покушения совершил в сараевской ратуше отпевание погибших. Утверждал, что в Сараевском покушении участвовал «тайный российский агент». (См.: Новая и новейшая история, 1993, № 1. С. 25). В одной из своих последних книг резко критиковал подростковый онанизм, утверждая, что тот ведет к заболеванию спинного мозга и что в каждом таком случае требуется покаянная исповедь.
Имя А. Пунтигама недавно снова попало в новостные сводки. В 2004 году в одном из австрийских иезуитских монастырей был якобы найден браунинг, из которого стрелял Г. Принцип. После судебного процесса он был отдан на хранение Пунтигаму, который пожелал создать музей памяти Франца Фердинанда, но в хаосе мировой войны осуществить задуманное оказалось невозможно. После смерти Пунтигама раритетные вещи, включая пистолет Принципа, иезуитская община предложила семье эрцгерцога, но та их не приняла. Предметы так и оставались у австрийских иезуитов, пока орден те не решили передать их Венскому военно-историческому музею. Однако встает вопрос: если оружие изначально было в руках иезуитов, то что за образец попал на фотографии 1914 года, где видны все четыре пистолета? Если же пистолет хранился в музее, то как он оказался в руках Пунтигама? В его постоянной экспозиции, по свидетельству очевидцев, находятся только три пистолета системы «Браунинг» обр. 1910 года, принадлежавшие В. Чубриловичу, Ц. Поповичу и Т. Грабежу.
381
Bosna i Hercegovina и uspomenama Leona Bilinskog. Sarajevo, 2004. S. 96.
382
Wolfgang Eggert. Im Namen Gottes. Israels Geheimvatikan. Munchen. 2001. S. 264, прим.
383
Савич H. В. После исхода. Парижский дневник. М., 2008. С. 148.
384
Жуков Д. А. Таинственные встречи. М., 1992. С. 16. (Автор ссылается на архивный источник).
385
См.: Тајна превратна организација. Извештај са претреса у војном суду за официре у Солуну. Солун, 1918. С. 353.
386
См.: Дејвид Мекензи. Апис. Београд, 1996. С. 109.
387
Јован Богичевић. Станоје Станојевић как оснивач и претходник Југословенско-немачког друштва у Београду//Гласник историског друштва у Новом Саду. Свеска 33–34. Нови Сад, 1938. С. 137.
388
Серж В. От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера. Оренбург. 2001 г. С. 219–220).