Страница 14 из 19
«А кто это такой?» – спросил я. «Это американский Буся Гольдштейн». Это уже несколько меняло дело: Бусю Гольдштейна я, конечно, слышал. Он был первый в моей жизни скрипач-концертант, которого я слушал в начавшемся осенью 1943 года концертном сезоне в Большом Зале Московской Консерватории. Я тогда только начал занятия на скрипке, но впечатление от его игры храню по сегодняшний день. Помню его золотой звук, необычайный тон скрипки, легко заполнявший Большой Зал. Он шёл мощным и тёплым потоком, восхищая и пленяя восторженных слушателей.
Иегуди Менухин был старше Гольдштейна на семь лет. Так что можно было, пожалуй, считать Бусю Гольдштейна советским Менухиным. Казалось бы – такое же начало – вундеркинд, объездивший с концертами крупнейшие города своей страны, везде имевший триумфальный успех. К счастью для себя, Иегуди Менухин родился в США. Его развитию и карьере никто не препятствовал. Тем более государство – оно никогда не ставило ему барьеров, в отличие от Буси Гольдштейна.
Родители Иегуди Менухина – мать, Марута Шер и отец, Моше Менухин, – российского происхождения, познакомились в Палестине, поженились в Нью-Йорке, где в 1916 году родился их первенец Иегуди. По свидетельству самого Менухина их семья никогда не соблюдала еврейских праздников. Отец делал лишь одну уступку традициям – не ездил на машине по субботам, так как преподавал иврит в синагогах. Вскоре семья переехала в Сан-Франциско, где по достижении школьного возраста Иегуди пошёл в «паблик скул» – общеобразовательную школу. Он пробыл там… три дня! Его образование, как и двух его сестёр, было домашним. Однако они говорили, читали и писали помимо английского, на французском, итальянском, немецком, иврите, идиш и даже русском!
Ранние успехи Иегуди в игре на скрипке были поразительны. В 11 лет, выступая солистом в Нью-Йорке с Концертом Бетховена, он по свидетельству критика «исполнил Концерт с законченностью, зрелостью и глубиной, не поддававшимся разумному объяснению. В этот вечер юный скрипач вознёсся на высоту, которой достигали лишь гении в зените своей славы. Музыканты оркестра со слезами на глазах обнимали друг друга, понимая, что присутствовали при рождении музыкального чуда…»
Столь раннее развитие и зрелость многих пугали – что же могло быть дальше? Действительно, ещё не было случая, чтобы вундеркинд мог проявить такую духовную зрелость и глубину именно в Концерте Бетховена, лишённом виртуозности или сентиментальной чувствительности.
Слава Менухина дошла до Европы, куда едет вся семья. Иегуди продолжил занятия со светилами музыкального мира – румынским скрипачом, композитором, дирижёром и пианистом Джордже Энеску, затем с известным немецким скрипачом Адольфом Бушем.
В 18 лет Менухин женился. Тридцатые годы стали временем его триумфа – сначала в Берлине, где до 1933 года утверждалась мировая репутация артистов, а затем по всей Европе. Когда началась Вторая мировая война, Менухин много выступал в армейских и флотских частях армии США.
В 1945 году, сразу же после войны, Менухин выступил в Берлине с немецким дирижёром Вильгельмом Фуртвенглером, главным дирижёром оркестра Берлинской Филармонии в годы нацизма (в июне 1944 года, однако, уехавшим в Швейцарию, где и встретил окончание войны). Хотя Фуртвенглер и должен был пройти процесс денацификации, но его имя не значилось в списке нацистов, разыскиваемых союзниками, как например имя дирижёра Караяна. Моральная поддержка Менухиным в деле реабилитации доктора Фуртвенглера была началом его противоречивой общественной деятельности. Слишком свежи были раны, нанесённые войной. Многим тогда казалось, что рано было прощать…
На волне недавнего союзничества Менухин посетил Советский Союз поздней осенью 1945 года. Теперь уже все могли узнать о приезде в Москву прославленного американского скрипача. Стало известно о банкете, устроенном Давидом Ойстрахом у себя дома в его честь.
Как-то в свободное утро Иегуди один (!) зашёл в букинистический магазин на Кузнецком мосту (он остановился с женой в «цитадели» для иностранцев – отеле «Метрополь»), где увидел заинтересовавшую его книгу. Он спросил продавца, можно ли купить её за доллары, так как у него не было советских денег. Продавец сразу спрятался под прилавок и больше не показывался. Менухину ничего не оставалось, как вернуться в отель. Его уже ждал прикреплённый к нему «товарищ», по оплошности упустивший Менухина. «Что же вы не сказали нам, что хотите приобрести эту книгу? – воскликнул он. – Вы получите её в подарок!» (Эта история описана Менухиным в его книге «Неоконченное путешествие».)
Начались репетиции. Он играл в Москве Концерты Бетховена, Брамса, и Концерт для двух скрипок с оркестром Баха с Давидом Ойстрахом, который по свидетельству очевидцев сильно нервничал, так как брал на себя ответственность «представлять советское искусство» – понятие хорошо знакомое в то время и совершенно неестественное там, где имело место совместное музицирование, а не «соревнование двух систем». Однако атмосфера была дружественной и искренней.
В тот первый приезд Менухина мне довелось услышать его выступление в сонатном вечере с пианистом Львом Обориным. Изумительный ансамбль, сложившийся лишь за несколько дней, дал поразительный результат: «беседа» двух музыкантов, «говоривших» об одном и том же, но совершенно по-разному, обогатила представление слушателей о произведениях хорошо знакомых, но как бы заново услышанных. Необыкновенный голос скрипки Менухина полностью заполнял огромное пространство Большого Зала Консерватории. Лев Оборин был замечательным, тонким ансамблистом и достойным партнёром Менухина.
Прослушивая записи, сделанные тогда во время концертов Менухина, удивляешься какой-то вялой реакции московской публики. Сегодня совершенно ясно, что в большинстве своём публика и даже многие музыканты-профессионалы в 1945 году не поняли искусства Менухина. Как это вообще могло произойти?
Забегая вперёд, надо отметить, что во второй приезд в СССР в 1962 году, выступления Менухина вызвали абсолютно другую реакцию. Пришло новое поколение, уже ощутившее и понявшее настоятельную необходимость сближения с искусством Запада, познания опыта развития музыкального исполнительства, стилей и многого другого, о чём раньше даже не задумывались.
Вероятно тогда, в 1945 году, от Менухина ожидали привычной эстрадной бравурности и обычного виртуозного начала. Он же предложил слушателям нечто иное, к чему публика, уставшая от войны и других потрясений советской жизни, была просто не готова.
Музыкальная Москва 1962 года была совершенно иной. На концерты одного из лучших камерных оркестров мира под руководством Рудольфа Баршая невозможно было попасть. Баршай стал близким другом Менухина, который с удовольствием выступал с его камерным оркестром – в США, Англии, Франции, Швейцарии и других странах. С этим оркестром он дал незабываемый дневной концерт в Большом Зале Консерватории. Были исполнены Концерт № 5 для скрипки с оркестром Моцарта и его же Концертная Симфония для скрипки и альта, сыгранная с самим Баршаем. Музыкант оркестра Баршая, один из моих соучеников, талантливый Игорь Попков, сыгравший много концертов с Менухиным, так сказал о своих впечатлениях: «Как только Иегуди прикасается к скрипке, он сразу же оказывается во власти каких-то других, неземных сил…» Эти слова очень точно обрисовали менухинскую ауру, несущую нам послание из иных, заоблачных сфер.
Незабываемой была и встреча Менухина со студентами Московской Консерватории, в которой мне довелось участвовать. Программа встречи носила характер импровизации. Камерный оркестр Консерватории, со своим дирижёром профессором М.Н. Тэрианом исполнил для Менухина Кончерто-гроссо Генделя.
Затем на эстраду поднялся Менухин, вынул из футляра скрипку – свой Страдивари «Иоахим» (по имени знаменитого скрипача XIX века, игравшего на ней много лет) и сыграл Концерт Баха для скрипки и камерного оркестра ля-минор. Медленная часть этого сочинения была исполнена Менухиным столь возвышенно, что ощущалось рождение музыкального чуда… Я был аспирантом и концертмейстером Камерного оркестра Консерватории и находился рядом с ним на эстраде. Все мы чувствовали потрясение от невыразимо прекрасной по своей глубине и необъятному величию музыки Баха.