Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 73

   Жан де Марион, прозванный поляками "старым воином", сам по образованию инженер, помогал Боплану проектировать Кодак и теперь возглавлял его гарнизон, состоявший из 200 немецких наемников-драгун. Высокий, сухопарый с пронзительным взглядом бледно-голубых глаз, полковник бегло прочитал переданное ему письмо гетмана и, отложив его к другим бумагам, лежавшим на столе, поинтересовался:

   -Гетман пишет, что вы следуете на Сечь к кошевому атаману и просил оказать вам содействие. Как дальше думаете двигаться степью или водой?

   -Водой проще,- ответил Кривонос,- потому и не стали брать байдару, а пошли на лодке. При такой осадке пороги нам не помеха. Если не возражаете, мы бы завтра на рассвете двинулись дальше.

   -Дело ваше.- равнодушно ответил полковник. Позвонив в лежавший на столе колокольчик, он вызвал порученца и распорядился отвести прибывших казаков в одну из гостевых комнат рядом с казармой драгун.

   -Ужин вам подадут прямо в комнату,- добавил он на прощание,- и хочу предупредить, что после заката у нас наступает комендантский час. Хождение внутри крепости посторонним лицам запрещено.

   Оказавшись в отведенной им комнате, где стояло несколько походных коек, стол и два табурета, Иван и Максим поужинали нехитрой солдатской едой, затем улеглись, не раздеваясь на койки.

   -Ну, что пока все идет, как задумано,- с удовлетворением заметил Кривонос,- теперь осталось дождаться наступления ночи.

   -Да,- хмыкнул Иван,- если только Марион не вздумает перечесть письмо гетмана. Ох, и сильно же он удивится, обнаружив вместо него чистый лист бумаги.

   -А как он его найдет? - хитро улыбнулся Максим. -Лист-то я у него стащил со стола , пока он в колокольчик звонил.

   С этими словами он достал из кармана шаровар скомканный лист бумаги.

   -Ну, ты и мастер,- восхитился Серко,- даже я не заметил, когда ты это сделал.

   -То-то же, учись, пока я жив,- ответил польщенный Кривонос.

   Время шло медленно, тем более, что в комнате не было окон. Но и Кривонос и Серко умели определять ход времени по своим внутренним биологическим ритмам и знали, что в их распоряжении еще не меньше шести часов.

   -Можно пока и вздремнуть, - сказал Максим, поудобнее устраиваясь на узкой койке.





   Когда по расчетам казаков наступила глухая полночь, они оба незаметно выскользнули из отведенной им комнаты. В крепости уже все, кроме часовых на стенах спали глубоким сном, несмотря на рев Кодацкого порога. Но оба с удивлением обнаружили, что внутри крепости он почти не слышен, и к создаваемому им шуму можно привыкнуть.

   Им нужна была западная стена крепости, но, чтобы подняться на нее, необходимо было пройти мимо часовых внутри крепости. Убрать их не составило бы труда, но отсутствие часовых могло вызвать тревогу.

   -Напускаем морок,- предложил Серко. Максим согласно кивнул. Сконцентрировав мысленную энергию на стерегущих выход на стену часовых и воздействуя на их сознание, оба стали, словно, невидимыми для них. Казаки прошли вплотную к двум драгунам, стоявшим с фузеями на плечах, и те ничего не заметили. Оказавшись на стене крепости, друзья разделились, двигаясь в разные стороны и убирая по ходу часовых. Не прошло и десяти минут, как западная стена крепости оказалась полностью свободной от солдат гарнизона. Сойдясь вновь, Серко и Кривонос подали факелом условленный сигнал затаившимся в степи запорожцам. Спустя несколько минут внизу у крепостного рва появилось множество едва различимых в темноте теней. Все издаваемые ими звуки заглушал рев Кодацкого порога, особенно громкий в ночной тишине. Казаки Сулимы быстро забросали ров фашинами, взобрались на вал и вот уже сотни веревок с крюками на концах взвились в воздух у крепостной стены. Спустя несколько минут сотни полуголых запорожцев с саблями в руках оказались внутри крепости, а еще через полчаса стали полными ее хозяевами...

   На следующий день утром Сулима вызвал к себе Серко. Принял он его в бывшем кабинете полковника Мариона.

   -Славная работа, сынок,- сказал он, обнимая Ивана за плечи.- Заслуга во взятии Кодака наполовину твоя и Максима. Но я вызвал тебя по другому поводу.

   Он внимательно посмотрел Ивану в глаза и продолжил:

   -Взятие Кодака- только начало. Я хочу развернуть такую войну, чтобы ни одного пана больше на Украине не осталось, чтоб забыли они сюда дорогу навсегда. Но у нас мало добрых казаков, профессиональных воинов, все больше вчерашних гречкосеев. Я слыхал, ты в Черкасском городке свой человек?

   Серко пожал плечами:

   -Да, я там три года прожил, хорошо знаю некоторых атаманов.

   -Вот тебе мое письмо к Татаринову, он там сейчас один из влиятельных атаманов, передай его ему и на словах скажи, что я прошу подмогу прислать. Хотя бы тысячи две донцов. Они нам во как пригодятся тут в предстоящем деле!

   Гетман провел ребром ладони по горлу и, перекрестив Серко на прощанье, отпустил его.

   В то же утро Иван оставил Кодак. Значительно позднее он узнал, что после пыток, которым запорожцы подвергли полковника Мариона, ему набили одежду порохом, затем его привязали к дубу, стоящему на краю днепровской кручи и запалили фитиль. "Пущай полетает!"- с хохотом кричали запорожцы. Снесенное сильнейшим взрывом дерево улетело в Днепр вместе с человеком, создавшим мощнейшую крепость, захваченную с помощью казацкой хитрости и коварства. Но и Кодак недолго пережил своего создателя. Через несколько дней запорожцы заложили бочки с порохом под его стены, и крепость взлетела на воздух. Валы снесли, рвы засыпали, остатки стен сравняли с землей. Победоносный Сулима возвратился на Сечь, развернув знамя всеобщей народной войны.

   Но в это время на Украину возвратился великий коронный гетман Станислав Конецпольский, находившийся вместе с королем Владиславом IV в Прибалтике, где шла война со шведами. Угрожая ликвидировать вообще все казачество, он добился того, что, как позднее ходили слухи, несколько старшин реестровиков : Иван Барабаш, Роман Пешта, Ильяш Караимович притворно присоединились к Сулиме, а затем пленили его и предали в руки Конецпольскому. Славный казак и гетман запорожский Иван Михайлович Сулима был доставлен в Варшаву, где и казнен в декабре 1635 года. Как сообщается в древних хрониках, ему отрубили голову, четвертовали и останки развесили по стенам польской столицы на поживу воронью.