История пчел

Прежде ему это нравилось. Он всегда ходил со мной к ульям. Зимой мы с Джимми несколько раз чистили летки, но больше пчел не тревожили, и поэтому осматривать ульи весной всегда было особенно радостно. Вновь увидеть пчел, услышать знакомое жужжание – это все равно что повстречать старого друга.

– Я хочу почистить донья, и мне нужна помощь, – сказал я.

Я уже надел комбинезон, сапоги и стоял на пороге и от радости едва не приплясывал. Маску я поднял, иначе она сильно мешалась. Я приготовил дополнительный комплект одежды и теперь протягивал ее Тому.

– Что, прямо сейчас? – Он даже не взглянул на меня. Его движения были медленными и вязкими, прямо как мед, а сам он, бледнющий, сидел за компьютером, положив руки на клавиатуру.

Я вдруг заметил, что как-то чересчур торжественно протягиваю ему спецодежду, точно предлагаю подарок, который ему не хочется брать. Я сунул одежду под мышку, оттопырив локоть.

– Донья за зиму начинают гнить, и ты об этом знаешь. В дерьме жить никому не хочется. Ты тоже вряд ли в восторг пришел бы, хотя ваши студенческие общежития – та еще дыра.

Я было засмеялся, но вышло лишь какое-то сдавленное кваканье. К тому же рука у меня неестественно упиралась в бедро, я опустил ее, и она безжизненно повисла. Я все никак не мог придумать, куда ее девать, и поэтому принялся чесать ею лоб.

– А не рано еще? Ты же обычно их чистишь недели на две позже, разве нет? – Он оторвался от компьютера и теперь смотрел своими ясными глазами на меня.

– Нет.

– Папа…

Он видел, что я хитрю, одна бровь его поползла наверх, отчего в нем появилось что-то ехидное.

– Уже жарко, – поспешно добавил я, – и я только парочку собирался почистить. А остальное уж потом, когда ты уедешь. Попрошу тогда Джимми и Рика мне помочь.

Я опять протянул ему костюм и шляпу, но Том их не взял, да и вообще особо не рвался. Он лишь кивнул на экран:

– Мне надо одно здание сделать, по учебе кое-что.

– А ты разве не на каникулах?

Я свалил одежду на стол прямо перед ним и посмотрел на него. Я надеялся, что мои глаза говорят: приходи и помоги мне, когда тебе будет удобно.

– Жди меня на улице – через пять минут буду.

Всего ульев было 324. И 324 матки – каждая со своим роем. У каждого улья имелось свое место, причем больше двадцати рядом я редко ставил. А живи мы в другом штате, нам и семьдесят ульев в ряд можно было бы выставить. Я когда-то знал одного пчеловода в Монтане, так у него почти сто ульев на одной поляне стояло. Всего в десяти метрах от улья пчелы находили все, что им требовалось, – столько там было вокруг всякой растительности. Но здесь, в Огайо, сельское хозяйство отличалось завидным однообразием: на многие мили тянулись поля кукурузы и соевых бобов. Нектара у них мало, а когда нектара мало, то и питаться пчелам нечем.

Вот уже много лет Эмма красила ульи в яркие леденцовые цвета – розовый, бирюзовый, лимонный и ядовито-салатовый, такой же искусственный, как конфеты со всякими усилителями вкуса. Эмма считала, что этак веселее смотрится. По мне, лучше б они оставались белыми, как прежде. Мой отец всегда красил их в белый, а до этого так делали его отец и дед. Главное – это то, что внутри, в самом улье, – так все они говорили. Но Эмма вбила себе в голову, что веселые расцветки пчелам понравятся больше – у каждого роя особенный улей. Хотя кто ее знает – может, она и права. И, признаюсь, на сердце у меня теплело, когда я видел вдали на лугу огромные разноцветные кубики, похожие на рассыпанные великаном леденцы.

Мы отправились на луг, зажатый между фермой Ментонов, шоссе и узенькой рекой Алабаст-Ривер, которая, несмотря на красивое название, здесь, на юге, представляла собой всего лишь тонкий ручеек. Тут обитало мое главное богатство. Двадцать шесть пчелиных роев. Начать мы решили с улья, выкрашенного в ярко-розовый. Все-таки хорошо работать вдвоем. Том поднимал ульи, а я вытаскивал донья и менял старые, полные зимней грязи и дохлых пчел, на новые, чистые. В прошлом году мы раскошелились на современные донья с сеткой и вкладышем. Обошлись они нам недешево, но того стоили – улей с таким дном лучше проветривался и чистить его было проще. Большинство пчеловодов в те времена считали сменные донья роскошью, но мне хотелось, чтобы мои пчелы жили и радовались.

После зимы донья были совсем грязными, но в остальном все шло неплохо. Работали мы быстро, а пчелы вели себя спокойно и почти не вылетали из ульев. На Тома было приятно посмотреть, так уверенно он двигался. К этой работе сын с детства привык. Иногда он забывался и нагибался, но я тут же одергивал его:

– Ногами! Присел и поднял!

Среди моих знакомых немало было тех, кто полжизни поднимал тяжести не так, как следовало бы, а оставшиеся полжизни мучился от пролапса, прострела и боли в спине. А Тому придется в жизни немало тяжестей потаскать, поэтому спину нужно беречь смолоду.

До обеда мы работали без перерыва, разговаривали мало, едва парой слов перебросились, и только по делу.

– Перехвати вон там, ага, спасибо.

Я все ждал, когда он решит передохнуть, но он про отдых и не вспоминал. А в половине двенадцатого в животе у меня заурчало и я сам предложил перекусить.

Мы уселись с краю на кузов грузовичка, пили кофе из термоса, жевали бутерброды и болтали ногами. Пористый, похожий на губку хлеб насквозь пропитался арахисовым маслом, намок и лип к рукам, но, когда поработаешь хорошенько, да еще и на свежем воздухе, тебе все вкусно. Том молчал. Мой сын не мастер просто поболтать. Ну что ж, если ему так больше нравится, то я не против. Главное, мне удалось вытащить его сюда, и я надеялся, что ему все это тоже по душе.

Наевшись, я спрыгнул на землю и уже собрался было вернуться к ульям, но Том что-то замешкался – все никак не мог последний бутерброд осилить, откусывал по крошке и время от времени подозрительно вглядывался в него.

А потом он вдруг выдал:

– У меня очень хороший преподаватель по английскому.

– Вон оно что. – Я замер и попытался улыбнуться, вот только внутри у меня все сжалось, хотя, казалось бы, чего он такого сказал. – Это ж отлично.

Том откусил еще кусок. Жевал его, жевал и никак не мог проглотить.

– Он говорит, чтобы я больше писал.

– Больше? И что же ты должен писать?

– Говорит, что… – Том отложил бутерброд, взял кружку с кофе, но пить не стал. Я заметил, что рука у него слегка подрагивает. – Он говорит, что у меня есть голос.

Голос? Что за чушь. Я ухмыльнулся. Нельзя же воспринимать подобное всерьез.

– Я это всю дорогу знал, – сказал я, – особенно когда ты совсем маленький был. У тебя такой голос был, что оглохнуть можно. Хорошо, что он у тебя вовремя сломался.

Но моя шутка его не развеселила. Том ничего не ответил.

Ухмылка сползла с моего лица. Том явно силился что-то сказать, его просто распирало, но во мне росла уверенность, что слышать этого я не хочу.

– Значит, учителя тебя хвалят. Это хорошо, – сказал наконец я.

– Он очень рекомендует мне писать больше, – тихо проговорил Том, особо выделив слово “очень”. – И еще сказал, что я могу получить стипендию и двигаться дальше.

– Дальше?

– Над диссертацией работать.

Грудь у меня сдавило, горло перехватило, а во рту появился тошнотворный привкус арахисового масла. Я попробовал сглотнуть, но у меня не вышло.

– Ясно. Вот, значит, что он сказал… – Том кивнул. Я попробовал говорить спокойно: – А сколько лет уйдет на такую диссертацию? – Он сидел молча, уставившись на собственные ботинки. – Я-то ведь не молодею, – продолжал я, – а работа тут сама не сделается.

– Да, я знаю, – тихо проговорил он, – но у тебя же есть помощники?

– Джимми и Рик – они сами по себе, приходят и уходят, когда хотят. Это не их пасека. К тому же они на меня не бесплатно работают.

Я вернулся к ульям, собрал грязные донья и положил их в кузов. Деревянные донья глухо ударились о металл. Учителя и прежде говорили нам, что пишет Том неплохо. По английскому он всегда ходил в отличниках, так что с головой у него все было в порядке. Вот только, отправляя его в колледж, про английский мы особо не задумывались. Нам хотелось, чтобы его обучили экономике, маркетингу, еще чему-нибудь наподобие, чтобы в будущем ферма не вылетела в трубу. Чтобы Том расширил дело и наладил хозяйство. И, возможно, сделал бы хороший сайт в интернете. Вот этому его должны были научить. Для этого мы откладывали ему на колледж с тех самых времен, когда он еще под стол пешком ходил. За все эти годы мы ни разу толком в отпуск не съездили – все свободные деньги складывали на специальный счет для колледжа.