Страница 16 из 25
Я вслед за начальством выпил коньяк, закусил долькой шоколада, задумчиво наблюдая, как генерал наливает по второй: – Блин, не за работу, а за сотрудничество – плохо ты меня знаешь, товарищ генерал.
– Боря, – панибратским тоном начал начальник штаба, – по обязанностям, которые ты там будешь выполнять тебя, лучше чем я, проинструктирует Буйнов. Введёт в курс дела, познакомит с кем надо. Также ты будешь решать и другие вопросы, о которых я буду тебе сообщать по мере поступления, но они должны остаться только между нами. Я к тебе давно приглядывался и если честно говорить, то мог бы давно тебя отсюда выкинуть…. Но я этого не делал и ты должен это оценить….
Суконный сделал многозначительную паузу: – Ты вник – в то, что я тебе толкую?
– Так точно, товарищ генерал-майор, – с пафосом воскликнул я, имитируя готовность выполнить любое его приказание, а сам злорадно подумал про себя, – я тебе покажу, генерал, «как с дураками связываться»…
Через две недели состоялись смотрины. Мы прилетели в Зугдиди на вертолёте и приземлились у птицефабрики, где располагался российский миротворческий батальон. Место мне сразу не понравилось: разбитое войной здание управления птицефабрики, где располагался штаб батальона и помещение для проживания офицеров, а также мой будущий кабинет одновременно и спальня. Полуразрушенные курятники, где размещались казармы солдат. Я обменялся с полковником Дорофеевым несколькими ничего не значащими фразами, затем мне показали, где я буду жить. Несмотря на яркий солнечный свет, дул сильный ветер, хлопая разорванной полиэтиленовой плёнкой на окнах, холод в помещениях… и всё остальное увиденное не прибавило мне оптимизма, а лишь ещё больше вогнало в тоску. На обратном пути генерал Суконный отстранил от управления второго пилота и сам сел за рычаги вертолёта. Опасное рысканье по курсу и ныряние по высоте, а потом показное пикирование на девятиэтажное здание, на крыше которого суетился расчёт вокруг зенитной установки в Очамчире: всё это привело меня в ещё более мрачное расположение духа. В Сухуми мы вылезли из вертолёта и когда Суконный спросил, как он пилотировал вертолёт – то его все дружно обматерили. Но генерал даже не обиделся, лишь всю дорогу до штаба противно хихикал, поглядывая на наши мрачные рожи…
Часть вторая
… – Не хочу…! Не хочу туда ехать! – Сизый сигаретный дым, стелившийся под потолком ресторанчика «У Саши», всколыхнулся от неожиданно визгливого крика, заставив меня стыдливо замолчать. От крика вскинулся и задремавший за дальним столиком продавец оружия, испуганно лапнув свой чемоданчик с пистолетами, но тут же успокоился, увидев, что непосредственно ему и его товару крик не угрожал. Обернулись с любопытством на меня и сидевшие за соседним столиком офицеры, оглянулись, увидели что драки не предвидится и также равнодушно отвернулись.
Понизив голос, я уже почти тихим шёпотом произнёс: – Не хочу ехать и точка. Я приехал сюда отдохнуть, пожить у моря и за эти два месяца немного пришёл в себя, а теперь из-за вас меня суют чёрт знает куда и оставшиеся четыре месяца мне придётся жить непонятно в каких условиях.
Мой тёзка, подполковник Буреев, значительно провёл пальцами по аккуратно подстриженным усам, свёл брови к переносице, отчего там образовалась глубокая впадина и также значительно произнёс: – Ну, Боря, ты тут не прав. Капитально не прав. Почему это из-за нас? Твою кандидатуру давно обсуждали и сейчас она просто утверждена. Назначали бы любого из нас – поехали бы. Чего ты на нас напрасно бочку катишь? Понятно…. – не охота тебе, но мы тут ни причём…
– Вот именно, что причём… Пучите из себя, передо мной да Кокиным, великими штабниками, живёте и видите всё вокруг, как из этой бутылки, – я пощёлкал пальцем по бутылке с водкой, – всё в искажённом виде… Или делаете вид, что не понимаете почему именно меня посылают туда. Так я вам сейчас в цветах и красках, а может быть, даже в танце всё расскажу…
Дальше я возбуждённо пересказал своим товарищам во всех подробностях беседу с Командующим, от себя, конечно, кое-что добавив для пущего эффекта.
… – Вот так-то, мужики…. Вот почему посылают меня – строевого офицера, а не вас – умных академиков…., – выпустив пар, я уже пожалел, что так открыто и немного жестковато выдал информацию. Видно было, что всё, что я говорил неприятно задела моих коллег по оперативному отделу и они молчали, переваривая то что им рассказал. Но мне всё равно было обидно – завтра ехать в Зугдиди и работать там – мне, а не им. Но ещё больше удивился и уже особо не жалел о сказанном, когда услышал комментарии товарищей.
Буреев похмыкал, после чего обиженно заявил, разливая водку по рюмкам: – Блин, сколько не работаешь, сколько не пашешь, а тобой всегда начальство будет недовольно.
Паша Мошкин озабоченно заглянул в рюмку и огорчённо протянул: – Парни, сегодня ещё пью, а с завтрашнего дня недели на две залегаю на дно – то есть не пью.
Подполковник Петров, молча чокнулся со всеми, выпил водку и, закусывая, стал рассуждать: – Скоро 23 февраля…, а вчера полковник Петренко ко мне подкатил – Володя, надо начинать думать, как организовывать праздничный вечер. А Новый год…? Мы ведь с женой неплохо провели? А? Всё организовали, а какую характеристику мне дали? Вот блин, разве это справедливо? Работаешь, работаешь, а тебя ещё обосрут….
Лишь Лёха Кокин молча выпил водку и похлопал меня по плечу: – Всё нормально, Боря. Если заскучаешь там – позвони. Приеду – заменю…
После второй бутылки, все повеселели и вечер закончился как всегда….
* * *
….Застёгивая ширинку, я уже в который раз оглядел серо-зелёные и унылые окрестности Зугдиди. Заброшенные многочисленные чайные плантации, тянувшиеся на протяжении двух километров и упиравшиеся противоположным краем в такую же унылую, серую и обшарпанную окраину города. Слева пустая, ухабистая, щебёночная дорога, которая через полтора километра выходила к асфальтовой дороге, где было более-менее оживлённое движение. Вдоль щебёночной дороги заброшенный пустырь, но он оживлялся многочисленными столбами белого пара, бивший горячими, сероводородными источниками и оттуда в расположение нашего миротворческого батальона был протянут импровизированный трубопровод и теперь баня с горячей сероводородной водой здорово разнообразила наше существование на разбитой птицефабрике за моей спиной. В советское время это было крупное предприятие пищевой промышленности, которое заваливало куриными яйцами и битой птицей всё Закавказье. В каждом курятнике, которых было около пятидесяти штук, размещалось по пятьдесят тысяч курей. Высоченный элеватор, трёхэтажное здание управления птицефабрикой и остальные мощные производственные помещения говорили о былом процветании. Но прокатившиеся разруха и война поставила жирный крест на производстве и если бы не разместившийся на территории российский миротворческий батальон, то от остатков зданий и былых производственных мощностях остались бы только каменные обломки. Сейчас на территории нашего батальона находился ещё маленький магазинчик с гордым названием «Реанимация», которым рулили бывший главный инженер и начальник отдела снабжения птицефабрики. За ней тянулся такой же унылый пустырь, потом небольшая нищая грузинская деревушка Урта и гора высотой метров 600 с таким же коротким названием. Сейчас верхушка горы была скрыта низкими, серыми облаками, предвещавшие сырую погоду. Слева от обшарпанного, трёхэтажного здания бывшей дирекции птицефабрики, в метрах ста пятидесяти, располагалась небольшая свалка, куда наряд по столовой после каждого приёма пищи солдат и офицеров сваливал пищевые остатки. Надо добавить, что грузины от всеобщей нищеты не особо кормили свою домашнюю живность, предоставив этим заниматься самим животным. И иной раз диву давался, когда видел тупую, но шуструю от голода корову, лихо балансирующую на заборе и тянувшуюся за остатками пожелтевших листьев на деревьях или роющихся в мусорных ящиках в поисках остатков пищи. Поэтому худые до предела коровы, у которых от худобы даже не было видно вымени, на удивление нам объединялись в стаи, именно в стаи, и наравне с такими же тощими свиньями и наглыми от голода собаками шакалили вокруг нашего расположения. А именно около свалки. Животные чётко выучили время приёма пищи и к тому времени, когда солдаты вытаскивали в бачках отходы, коровы, свиньи и собаки подтягивались к свалке, занимая выгодные позиции, и терпеливо ждали. Как только солдаты отходили метров на двадцать от свалки, все три стаи делали мгновенно рывок вперёд и тот, кто достигал свалки первым, сразу же занимал круговую оборону. Пока самые сильные особи отбивали атаки нападавших, более слабые быстро пожирали отходы, а насытившись становились в круг обороняющихся, давая возможность теперь насытится другим. Как это не удивительно было, но опоздавшие к пище объединяли свои усилия и дружно атаковали более удачливую стаю. Когда я это увидел в первый раз, то был очень поражён, тому как тупые и неповоротливые, в моём понимании, коровы лихо дрались с собаками и свиньями. Вот и вчера я с интересом наблюдал, как голод заставлял животных объединяться и драться за своё существование. Свиньи вчера оказались шустрее и небезуспешно отбивали атаки объединившихся коров и собак.