Страница 96 из 106
Они не встречали никакого сопротивления, и русские воины, мечущиеся как зайцы в загоне, падали и падали на землю с разрубленными головами, утыканные стрелами, раздавленные копытами коней. Часть монголов отделилась от своих и выехала в степь. Там большая предстояла потеха — рубить безоружных людей, всех до единого. Скрыться от неминуемой смерти удавалось лишь тем, кто сумел поймать себе коня и влезть на него. Из-за этих коней русский бил и убивал русского, если не удавалось найти никакого оружия, то вцеплялся зубами во вчерашнего соратника. Это очень веселило монголов.
Те же, кто остался пеший, погибли все до одного.
В оглушительно короткое время, словно убитое потусторонней силой, перестало существовать войско, столь долго и тщательно собираемое. Великая сила русской земли за считанные мгновения превратилась в беспорядочную, гонимую страхом толпу, и толпа эта ничего не могла сделать, чтобы что-то противопоставить монгольской силе. Быстро и неотвратимо она погибала.
Но всё же отдельным отрядам удавалось вырваться из кровавой сутолоки.
Немногочисленные, они рубили монголов, вставших у них на пути, и уходили в степь, бежали туда, откуда пришли — до самого спасительного Днепра. О, до него ещё надо было добраться! Скакать несколько дней, не имея возможности сменить усталого коня. Но там, за Днепром, было единственное спасение!
Монголы, похоже, понимали это не хуже русских. Конница их пошла вдогон беглецам. В растерзанном стане больше не осталось живых воинов, убивать было некого. А добыча, которая в изобилии лежала теперь без хозяев, и так никуда не уйдёт.
Русское войско было уничтожено — но не всё! Победа ещё не была полной: стоявший со своими полками в стороне от разбитого стана, в хорошо укреплённом убежище, отчаянно и дерзко сопротивлялся киевский князь Мстислав Романович.
На высоком берегу, на холме, запутанном снизу густыми дебрями, вместе с зятем, князем Андреем Ростиславичем и князем Александром Дубровецким он удачно, нанося противнику большой урон, отражал все наскоки визжащих от злости монголов. Занявший круговую оборону, Мстислав Романович был единственным, кто встретил врага как положено.
Он не растерялся, когда увидел, что русское войско разбито и бежит. Он понимал, что в степи от монголов не скроешься, и решил стоять в своём укреплении до конца.
Кроме того, Мстислав Романович надеялся, что вот-вот вернётся князь Мстислав Удалой с молодыми князьями. Пора бы уже ему вернуться! Он издалека услышит шум побоища, кинется на выручку — и ударит по монголам с тыла! Вот тогда Мстислав Романович выведет свой полк из дебрей и боковым ударом по монгольской коннице поможет своему двоюродному брату.
А после боя они помирятся. И Удалой признается, что был виноват, когда кричал на Мстислава Романовича в присутствии всех князей.
Но время шло, а отряд Удалого не возвращался. Уже отбили не менее пяти приступов, уже монгольскими телами завалено было всё подножие холма, от крови поганых покраснела вода в речке Калке, а в степи, там, куда ушёл утром Мстислав Мстиславич, не было видно ни одного человека.
Солнце стало клониться к закату. Мстислав Романович начал понимать, что Удалой не придёт. Давно бы уже он появился, если бы с войском своим остался цел.
Они остались одни против огромного вражеского полчища.
Иван еле успел, так и не одевшись, в одном исподнем, добежать до своего укрепления, пока не закрыли вход. По дороге он несколько раз оглядывался на общий стан, но ничего не смог понять. Что-то там, в стане, происходило страшное.
Внутри крепости царила суматоха. Все были возбуждены, ни от кого нельзя было добиться: что случилось? Эх, жаль было Ивану, что за свою двадцатипятилетнюю жизнь не успел накопить боевого опыта — сейчас бы мигом разобрался в обстановке. А то носятся все как угорелые, а со стороны войска идёт шум, похожий отсюда на шум большого сражения. Ну ладно, пока все бегают, надо хоть одеться.
Он присел в сторонке, надевая штаны, натягивая сапоги. Приготовил брони, загодя положенные в мешок, чтобы не потерялись.
Мимо, дёргаясь и приседая, пробегал товарищ Ивана по ополчению, Петрила. Иван вскочил, ухватил его за руку:
— Петрила! Что там делается-то?
— А то сам не видишь? — удивлённо и испуганно посмотрел тот в глаза Ивану. — Поганые на стан набежали! Давай-ка, брат, пойдём со мной, наши там собрались — у той стены!
— А князь?
— Здесь он. Насмотришься ещё. Ой, Иванко, кажись, — смерть нам всем приходит!
Этого понять Иван не мог. То есть как это? Почему смерть? Ведь войско-то собрали громадное, и сам Мстислав Удалой во главе, а он витязь непобедимый! Откуда вдруг посреди этой мирной степи возникла смерть?
Можно было махнуть рукой на Петрилу, взлезть на ближайший воз и самому посмотреть, что творится в общем стане. Но Иван отчего-то медлил, не решался, словно уже ожидал увидеть там эту самую смерть в виде огромной безглазой старухи, косой выкашивающей русское войско.
Иван отбежал в сторону, припал к стене, составленной из возов и телег, нашёл дырку, глянул. По полю, окружавшему русский стан, ездили конные люди незнакомого обличья, что-то делали, настигая мечущихся русских и склоняясь к ним с сёдел. Русские падали.
Один из них перебрался через речку и, как недавно и Иван, одетый в одно белое исподнее, побежал в сторону укрепления. Одна рука русского болталась, по рукаву сорочки расплывалось алое пятно. Казалось, что он бежит прямо на Ивана. Но через мгновение вслед за бегущим русским на берег выбрался всадник и неторопливо, как-то даже лениво поскакал за беглецом. Настигнув, сделал ловкое движение рукой, в которой блеснула сабля, и голова русского ратника покатилась по склону берега обратно в речку, а тело осталось на траве — сучить ногами. Всадник, снёсший голову, сразу утратил любопытство к бегущему и повернул коня обратно, туда, где ещё можно было найти живых.
Иван, хоть и окаменел весь от страха и равнодушной жестокости, с которой на его глазах только что совершилось убийство, всё же проводил монгольского всадника взглядом. По-прежнему хотелось получше рассмотреть чужеземца: какой он? И, следя за монголом, неожиданно увидел широко раскинувшийся русский стан, где довершалось избиение.
Вдруг его грубо схватили за плечо.
— Чего смотришь? Где оружие?
Перед Иваном стоял знакомый сотник Ярун.
— Потерял, что ли? Найти не можешь? На вот тебе, беги туда, к своим, там скажут, что делать.
Сунул Ивану короткое копьё и побежал дальше.
Впопыхах напялив на себя припасённые доспехи — нагрудник с оплечьем, шлем и кольчужные перстатые рукавицы, Иван потрусил к своим ополченцам. Его встретили не слишком приветливо:
— Живой? Становись к стене. Ждать будем.
— А кони наши где? — вдруг спросил Иван. В нём загорелась надежда, что можно бы ещё и уйти отсюда, спасти свои жизни.
— Кони наши теперь — тю-тю, — грустно ответил кто-то, и Иван решил больше не задавать никаких вопросов.
Уничтожив русский стан, монголы решили с наскоку взять укрепление Мстислава Романовича, которое возвышалось над всей округой и мозолило им глаза. Через реку перебрался отряд в несколько сотен и намётом помчался к крепости. Они нападали с противоположной от речки стороны, потому что там было не так круто, и можно было подумать, что и укреплено слабее.
Монголы выстраивались на ходу в длинный ряд, собираясь охватить крепость полукольцом.
— Берегись! — понёсся крик сотника Яруна. — Стрел берегись, головы прячь!
И сразу свистнуло снаружи — и забарабанило по возам. Кое-кого достало, кто-то упал с воза на землю. Рядом с Иваном в оглоблю телеги вонзилась одна из стрел. Как ни было страшно, а всё же он не удержался и вытащил её — посмотреть. Стрела, которую пустил монгольский лучник, удивляла своей простотой, словно сделана была маленьким мальчиком. И в то же время сразу было видно, что она — настоящее оружие, несущее в себе смерть. Простой ивовый ошкуренный прут со вставленным в расщеп пёрышком и острым наконечником с зазубринами. Такую из тела не вынешь, не порвав мяса.