Страница 105 из 106
Когда попадался ручеёк, Иван пил. Воду с собой нести было не в чем, поэтому возле каждого мало-мальски пригодного водоёмчика он останавливался основательно, пил, отдыхал и снова начинал пить. Один раз, уже напившись из какого-то озерка, он увидел на дне его едва прикрытого травой покойника в полном военном снаряжении. Ивана долго рвало — аж до желчи, но когда он понемногу успокоился, то обида на мертвеца прошла, он выволок его из воды и похоронил, ничего себе не взяв, кроме мешочка с серебром, привязанного к поясу. У Ивана уже просыпался обыкновенный людской азарт к жизни. Пусть это будет вместо обещанной князем платы за поход, решил он.
Уже и степь кончалась, начинались перелески, в которых так сладко было посидеть на травке, давая роздых распаренным ногам, дыша полной грудью. Очень скоро должен был показаться сам Днепр. Иван знал, что надо идти вверх по течению, чтобы добраться до Киева. А также, чтобы встретить наконец кого-нибудь живого! Русского человека встретить, поговорить, рассказать ему. Пусть и не поверит, а всё же душа соскучилась по живому общению, по звукам родной речи. Уж сколько дней он разговаривал только сам с собой да с попадавшимися по пути мертвецами, которых, правда, становилось всё меньше и меньше по мере того, как Иван приближался к Днепру. Места были вовсе незнакомые, русское войско шло не здесь. Иван, стало быть, дал крюк. Но мимо Днепра-то ему всё равно не пройти! Пусть и сухари в мешке заканчиваются, но спасение уже близко!
Однажды на рассвете его разбудил запах дыма. Чутким, обострившимся обонянием Иван определил, что пахнет не просто горелой древесиной. Не лесной пожар, что-то к этому дыму примешивалось такое жилое, знакомое. Уж не до людей ли он добрался?
Да, оказалось именно так. Иван различил в траве еле заметную тропку и побежал по ней, потом опомнился, перешёл на шаг. К людям нужно было подойти спокойно, без спешки.
Он увидел огород, вовсю зеленеющий ботвой репы, обставленный плетнём от непрошеных посетителей. Долго стоял, любовался мирным делом человеческих рук. Скоро должны были показаться дома поселян, а то и целый посад, окружённый стенами, как вот этот огородик. Там Иван узнает, как скорее добраться до дому.
Дорога круто сворачивала вправо, Иван повернул вместе с ней. Запах дыма, так радовавший недавно, стал вдруг невыносимым. Чего это вы тут развонялись, хотел подумать Иван, но не успел. На толстой ветке дуба, росшего возле тропинки, висела девушка.
То, что это девушка, можно было определить только по длинным спутанным волосам. Она висела нагая, вся в крови, с распоротым животом, из которого до самой земли свисали размотавшиеся внутренности. Вместо грудей у девушки чернели большие круглые раны. Кроме того, она вся была истыкана — стрелами ли, копьём ли. Тут начиналась широкая поляна, изрытая конскими копытами.
И висело ещё несколько девушек в таком же виде. Иван невольно подумал, что хорошо бы чем-то прикрыть мёртвые тела от сраму, но его опять, как и четыре дня назад, скрутило приступом рвоты. Какой же срам у них, думал в промежутках между спазмами. Они и так уже весь срам, который можно, приняли. Такое теперь время настаёт! Мужчины принимают свой срам, женщины — свой.
За время своего путешествия Иван как-то отвык думать про монголов: слишком горько было о них вспоминать да и ходьба отнимала много сил, мешала думать. Но здесь, стоя перед этими изнасилованными и замученными русскими девушками, он мгновенно и ярко представил то, что здесь произошло. Теперь было понятно, отчего таким мерзким показался дым.
Дальше, за широкой поляной, где монгольские воины развлекались, расстреливая девичьи тела, лежали догорающие руины небольшого городка.
Смотреть на это Иван не стал. Издалека он увидел кучи тлеющих брёвен, россыпь мертвецов — судя по размерам, и детей тоже. Всех убили, до последнего человечка, не пощадили никого. И пошли себе дальше — жечь и разорять города, которые попадутся на пути. Да кто же остановит эту злую могучую силу? Может, и Киев сейчас вот так лежит в развалинах, а жена Арина, так же поруганная, раскачивается на воротах перед домом?
Заскрипев зубами, Иван круто свернул с дороги и зашагал, стараясь не оглядываться. Мысль о том, чтобы поискать себе в разорённом городке чего-нибудь на дорогу, показалась ему отвратительной.
Он шагал и шагал, не чувствуя усталости, держась за рукоять меча, злобно озираясь по сторонам. Прошлая жизнь закончена. Если они так поступают, и Бог их не наказывает, то значит... значит... Иван никак не мог придумать, что же это значит, и мучился из-за невозможности высказать свою мысль.
И вдруг он услышал у себя за спиною:
— Князь! А князь!
Подпрыгнув от неожиданности, Иван резко обернулся. Недалеко от него стоял молодой парень в белой нательной рубахе и портках, светловолосый, недавно постриженный с помощью глиняного горшка. Парень улыбался, будто встретил в лесу знакомого. Под уздцы он держал коня.
— Ты кто? — испуганно спросил Иван, пытаясь вытащить меч из ножен. Меч не вытаскивался. Может, ножны погнулись или что ещё там. Иван поразился — как тонко и хрипло прозвучал его голос в лесной тишине.
Парень громко, весело и свободно рассмеялся. На вид ему было не больше двадцати лет.
— Князь пришёл! — наконец выговорил он сквозь счастливый смех. — А я тебе, князь, коня привёл! Сядешь на него и поскачешь! Скок-скок! Ха-ха-ха!
Иван, начиная догадываться, что парень, видимо, сошёл с ума, непонятно как оставшись в живых после монгольского набега, посмотрел теперь на коня повнимательнее.
Рыжий с белым, неказистый конёк стоял спокойно, лениво попрядывая ушами и время от времени отгоняя хвостом мух.
— Вот, князь! — радостно говорил парень. — Садись! Взмахни мечом, поезжай на врага!
Не веря в то, что происходит, Иван осторожно приблизился и принял у паренька поводья. Надо же — и засёдлан, и почищен, и грива расчёсана. А как с ногами, здоровы ли ноги у него?
Иван сунулся к ногам, осмотрел передние бабки, задние. Конёк был, хоть и неказист, но вполне пригоден для езды. При седле с обеих сторон даже два походных мешка были приторочены. Полез в мешки. Там оказались и смена белья, и сухари, и мясо вяленое, словно конька только что собрали в дальний поход.
Кто его собирал? Где этот человек? Ведь не сумасшедший же парень сделал всё это? Надо всё-таки у него спросить, вдруг он знает?
Иван огляделся. Никого вокруг не было и ничего не было слышно, кроме обычного лесного шума. Не звучал нигде весёлый смех, не трещали сучки под ногами идущего. Ощущение было такое, что на целом свете Иван сейчас один. Он и этот конь.
Иван бросил поводья и попятился.
— Уходи, — попросил он коня.
Тот, однако, не стал уходить, а отфыркнулся от назойливой мухи и медленно поплёлся за отдаляющимся Иваном. Не хотел с ним расставаться.
Тогда Иван решительно взял его за повод и залез в седло. Телу стало сразу вольготно.
— Спасибо тебе, добрый человек, — громко произнёс Иван в никуда. Если рядом, то услышит. — Не знаю, человек ты или ангел божий, но всё равно — спасибо. Жаль только, имени твоего не знаю. Но помнить буду всегда!
И толкнул конька обеими пятками под мягкое брюхо.
Через несколько дней Иван увидел вдалеке знакомые купола киевских церквей. День был ясный, от травы после прошедшего ночью короткого дождя поднимался пар. Иван уже оправился после всех потрясений, чувствовал, по мере приближения к дому, всё возрастающую радость оттого, что остался жив. По пути он много видел горя в посёлках и городках, русская земля оплакивала своих сыновей, не вернувшихся от реки Калки. Но счастье жизни было таким полным, что Иван не ощущал уже смертного ужаса, владевшего им на поле рокового побоища.
Он постепенно подружился с коньком. Всё никак не мог придумать ему прозвище. Потом отложил до приезда домой: конь, похоже, непростой был, и человек, подаривший его, был не прост. Уж не ангел ли взаправду? Ивана это не удивляло. Ничего особенного, если Бог, насмотревшись на его страдания, решил их немножечко облегчить и послал ангела на помощь. А иначе откуда бы коньку взяться?