Страница 3 из 27
После завоевания Андалусии судьбы иберийских королевств разошлись. Наварра, долгое время не делавшая заметных успехов в развитии, уже повернулась к Франции. В составе королевства Арагон Каталония начала создавать свои торговые колонии вслед за теми, которые основывала Генуя по всему Средиземноморью, а королевская власть в Арагоне занялась присоединением к своим владениям средиземноморских островов и завоеванием Южной Италии[7]. Леон, передав свои имперские притязания Кастилии, стал терять свою политическую индивидуальность. Португалия оставалась связанной с Кастилией, но только до тех пор, пока Гибралтар и Тарифа (на мысе Марроки) не оказались в руках христиан; как только появился не связанный с риском транзит между океаном и внутренним морем, слияние средиземноморского и атлантического мореходства в Лиссабоне открыло португальцам новые перспективы океанической торговли и открытий. Гранада, находившаяся между двумя жерновами – Кастилией и Марокко, сохраняла зыбкую независимость путем интриг и заключения союзов. Сама Кастилия со своей примитивной общественной и экономической системой и традицией военных походов придерживалась политики колонизации и завоевания.
Как только Андалусия была завоевана Кастилией, она была быстро и в значительной степени колонизирована. Более ста лет Севилья была излюбленным местом проживания кастильских королей, и, естественно, они стремились населить Андалусию верными себе подданными. Кастильские дворяне завладели большими феодальными поместьями на юге, включая огромные пастбища для скота в более засушливых гористых районах, а в долинах – плодородные орошаемые территории, возделываемые покорными крестьянами mudéjar. Вслед за армиями освободителей шли колонисты со всей Северной Испании, из Кастилии, Леона, Арагона и Страны Басков, привлеченные хорошими землями, благоприятным климатом, богатой и рафинированной жизнью южных городов и перспективой помыкать мусульманским населением, которое из-за завоевания было низведено до более низкого положения в обществе. Моряки с побережья Бискайского залива, Галисии и Португалии селились не только в Севилье, но и во многих небольших портах графства Ньебла, которые со временем стали вспомогательными портами Севильи и имели скромную долю от ее торгового процветания. Все эти поселенцы приносили с собой свои местные обычаи и речь, но в андалусийском плавильном котле они постепенно теряли свои региональные различия и стали испанцами, переняв язык Кастилии, который стал доминирующим в Испании. На протяжении более двухсот лет это неуклонное смещение на юг продолжалось, а вместе с ним – медленный, но верный сдвиг центра экономического притяжения. В Андалусии кастильцы создали свои собственные внутренние имперские отношения и сформировали традиции завоевания и поселения, которые они неизбежно рано или поздно будут стремиться переносить и за пределы Испании.
Гранада оставалась мусульманским анклавом, существование которого более или менее терпели. Король Кастилии Фердинанд III изначально терпимо относился к этому горному эмирату как сопернику Севильи и Мурсии. После завоевания кастильцами всей остальной Андалусии Гранада осталась под защитой своей вассальной зависимости, и, хотя ее правители из династии Насридов иногда утаивали дань и бросали вызов своему сюзерену Кастилии, война за столько лет приобрела характер турнира. Независимое существование Гранады способствовало тренировке военного искусства кастильцев и поддержке их боевого духа крестоносцев и не представляло собой сколько-нибудь опасной угрозы Кастилии. Северная Африка была более явным объектом алчности кастильцев, но во второй половине XIII века новая энергичная династия Маринидов объединила Марокко, захватила южную оконечность Испании и представляла собой слишком грозную силу, чтобы можно было с легкостью нападать на нее. При случае Мариниды совершали набеги на Андалусию, что заставляло кастильцев быть благодарными за нейтралитет своего вассала – Гранады. К тому же в XIV-XV веках Кастилию неоднократно раздирали внутренняя борьба, выступления меньшинств, спорные регентства, ряд войн. Наступление на ислам не возобновлялось на протяжении более двухсот лет после захвата Севильи и имело успех не раньше, чем Изабелла вышла замуж за Фердинанда Арагонского и прочно уселась на кастильский трон после жестокой Войны за кастильское наследство с королем Португалии. Изабелла была истинной наследницей Фердинанда III Кастильского и возродила военную и религиозную политику, сторонником которой он был, но с важными отличиями.
К XV веку европейская цивилизация развилась до такой степени, что она больше не зависела от арабского мира, чтобы черпать в нем вдохновение и учиться у него, и в Испании мода с африканскими штрихами постепенно становилась пустой манерностью. При безалаберном королевском дворе Генриха IV Кастильского Бессильного (правил в 1454–1474 гг.) эта манерность дошла до крайности, а война с исламом велась недостаточно энергично (хотя в 1461 г. испанцы и взяли Гибралтар). Война за наследство и восхождение на престол Изабеллы все резко изменили. Королевой двигали не только ее собственные сильные религиозные убеждения, но и необходимость предотвратить опасность новой священной войны.
Турки Османской империи, взяв в 1453 году Константинополь, окончательно уничтожили Восточную Римскую (Византийскую) империю и вступили на путь завоевания и объединения мусульманских государств Восточного Средиземноморья. Они уже с XIV века завоевывали королевства на Балканском полуострове; в 1480 году Мехмед II вторгся в Италию, и вторжение остановилось только из-за смерти султана. Кастилия вряд ли могла себе позволить то, что в более поздней испанской истории стали называть «пятой колонной». Изабелла приняла решение поторопиться с подготовкой к походу против Гранады (правители которой, ободренные соседней Войной за кастильское наследство, снова не выплатили дань) и, если получится, в конечном счете перенести войну в Северную Африку, как португальцы уже сделали в Сеуте в 1415 году. Систематические боевые действия с целью завоевания Гренадского эмирата, деревня за деревней, началось в 1482 году. Испанцы начали этот последний европейский крестовый поход, испытывая сложные чувства по отношению к мусульманскому врагу. Здесь были и сильный религиозный подъем, и отвращение к иноверцам, смягченное (со стороны феодальных сеньоров) уступками экономической целесообразности, и жажда наживы не только в смысле надежды на грабеж, но и решимости эксплуатировать мавров как вассалов, и социальная неприязнь, смягченная давним близким общением, и экономическая зависть (так как мавры обычно были более успешными фермерами и ремесленниками и зачастую более энергичными торговцами, чем их испанские конкуренты), и, наконец, политические опасения – внушаемые не столько Гранадой, сколько мощной поддержкой, которую Гранадский эмират может получить от других мусульманских стран, если ее не привести под власть христиан. Что касается самого эмирата, изолированного и разделенного изнутри, исход войны никогда не подвергался серьезным сомнениям. Столица эмирата Гранада сдалась в 1492 году. Вся Испания впервые за много веков оказалась под властью христианских монархов. Территория Гранады была отдана под управление Кастилии.
Карта 1. Королевства Испании в конце XV века
Однако Изабелла по совету окружавших ее бескомпромиссных церковников не была слишком расположена позволять маврам в Гранаде мирно осесть там в качестве вассалов-мусульман христианских владык. Ее религиозное рвение должно было найти выражение не только в завоевании и обретении власти сюзерена, но и в обращении мусульман в христианскую веру. После захвата Гранады она повела политику решительной христианизации. Эта политика, если сводилась только к проповедям и убеждению, имела очень ограниченный успех, несмотря на преданность исполнительных францисканцев, которым это было поручено. Нетерпение королевы и ее советника Сиснероса вскоре привело к введению более жестких мер: систематическому преследованию и резкому ужесточению церковной дисциплины. Последовали изгнание евреев, насильственное крещение мавров в Гранаде, чрезвычайные полномочия, вверенные организованной в 1480 году инквизиции. А ведь в предыдущие века во многих регионах Испании бок о бок жили в отдельных, но соседних общинах три «библейских народа» (иудеи, христиане, мусульмане). Испанские правители, желая подчинить неверных, все же ценили уровень их цивилизационного развития, способности и знания. Архиепископ Раймунд Толедский в XII веке основал школы, в которых мусульманские, иудейские и христианские ученые работали сообща. И когда такое сотрудничество распространилось в центрах учености в Европе, то открыло новую эру в средневековой науке. Альфонсо X (р. 1221, правил 1252–1284) собирал при своем дворе ученых, исповедовавших три религии, так как желал тщательно проанализировать мудрость как Востока, так и Запада. Фердинанд III, король и святой, как гласит его эпитафия, был королем, который достаточно терпимо относился к нехристианским культам в мечетях и синагогах. Но времена изменились. Строгости, введенные Изабеллой, в целом одобрялись обществом, чего не случилось бы столетием раньше. И в Кастилии (но не в Арагоне) их энергично проводили в жизнь точно так же, как столетием раньше не стали бы этого делать. Они являлись реакцией на возросшее мусульманское давление на христианский мир после падения в 1453 году Константинополя и были выражением усиления религиозного рвения и религиозной нетерпимости в Испании. Они также представляли собой намеренный отказ со стороны королевы от африканского элемента в испанской культуре и в равной степени намеренное утверждение испанского общества в остальной христианской Европе, а также косвенно – новое утверждение социального и расового превосходства. Это были чувства уверенных в себе людей, подходящие для империи. Гранада была для испанцев тем, чем был Константинополь, уже ослабленный, в последние годы своего существования, для турок: кульминацией одной череды завоеваний и началом следующей.
7
Арагон в 1282–1284 гг. захватил Сицилию, в 1326 г. Сардинию, в 1442 г. Неаполь.