Дочь убийцы

– Ладно, – сказала Грейс.

– Ладно?

– Я уезжаю. Все нормально.

Все равно ей не нравилось у Сеймахов. Скучные люди, державшие пару нервных и вонючих собак, безвкусная и не слишком обильная еда, жесткая, как доска, кровать… Иногда миссис Сеймах позволяла себе улыбнуться, но было трудно понять, к чему именно относится ее улыбка.

– В самом деле, – кивнул Кнутсен. – Тогда давай собираться – и в путь.

– Куда я еду?

– Понимаешь, – сказал соцработник, – возможно, это сработает… Я надеюсь… Это будет надолго. Потому что я обратил на тебя внимание, когда забирал у Кеннеди, после того как они взяли ребенка с особыми потребностями. Ребенка из пятой категории, самой высшей, что означает больше всего денег. У ребенка был какой-то врожденный дефект, и семье Кеннеди оплачивали кислородные баллоны и всякие лекарства. Вообще-то это нормально, потому что ребенок, который не может дышать сам, нуждается в дополнительном внимании. Но я все равно считаю, что это неправильно, – почему тебя считают нормальной? Черт возьми, умным быть недостаточно! Если б это было возможно, я сам заполнил бы на тебя бумаги. Особые потребности, потому что ты очень умная, понимаешь?

Грейс кивнула.

– Но ничего не выйдет – вот в чем безумие. Если б ты отставала в развитии, то была бы подходящим кандидатом, но закон не распространяется на умных детей. Разве это не дерьмо? Разве мир – не дерьмовое место? Вот почему ты моя последняя подопечная – потом я ухожу. Увольняюсь и поступаю на юридический факультет. Знаешь, почему?

Девочка покачала головой.

– Конечно, откуда тебе знать? – Уэйн снова подмигнул ей и дал вторую конфету, которую она положила рядом с первой. Заранее неизвестно, когда захочется есть. – Эти конфеты мы называем искуплением вины, детка, – сказал он. – В общем, мне хотелось бы сказать, что я собираюсь стать юристом, чтобы изменить систему и превратить воду в виноградный сок, но я не лучше других и поэтому собираюсь заработать много денег, защищая богатых людей, и постараюсь не думать о том времени, которое я проработал в системе. Все равно я считал эту работу временной.

– Ладно, – сказала Грейс.

– Ты все время это повторяешь.

– Со мной всё в порядке.

– Значит, система тебя устраивает?

– Это как животные, – ответила девочка. – В джунглях. Каждый сам за себя.

Уэйн внимательно посмотрел на нее и присвистнул.

– Знаешь, я примеривал на тебя первую категорию… По большей части психологические проблемы… или эмоциональные… неважно. Чрезмерная зависимость. Но это не ты. Еще я мог бы попробовать чрезмерную раздражительность, но это тоже не ты. Потом подумал, что не стоит писать все это в твоем деле – до сих пор ты отлично справлялась и заслуживаешь своего шанса. Я прав?

Грейс снова кивнула, хотя и не была уверена, что правильно поняла соцработника.

– У тебя есть чувство собственного достоинства, – сказал Уэйн. – Мне так кажется. В любом случае, даже если б я записал тебя в первую категорию, толку от этого никакого, потому что новый ребенок, с эпилепсией, – из пятой категории, и ты ему не конкурент. В общем, давай собирать твои вещи. На этот раз я, возможно, нашел для тебя хорошее место. Мне так кажется. Если нет, прости – я старался.

Глава 12

Эндрю Тонер не позвонил, и к ночи, сидя дома, Грейс уже не находила себе места. Бессмысленные телепередачи не помогали. Не было толку также от музыки, физических упражнений, вина или журналов. Наконец, во втором часу ночи, женщина забралась под одеяло, потянулась и расслабила руки и ноги, надеясь, что со временем мозг подчинится телу.

Она просыпалась в два пятнадцать, в три девятнадцать, в четыре тридцать семь, в шесть и в девять.

Такой прерывистый сон не был для Блейдс в новинку. Из-за обстановки, в которой она выросла – разные комнаты, кровати и соседи, в том числе дети, которые по ночам кричали от страха, – ее ночи можно было разделить на две категории. По большей части она проваливалась в сон на восемь часов и вставала свежей и отдохнувшей, но иногда просыпалась через каждый час или два, как новорожденный младенец. Грейс привыкла к таким ночам, поскольку они не были связаны с событиями прошедшего дня и не вызвали особых проблем. Просыпаясь, она без труда снова засыпала.

Однако ночь после встречи – второй – с Эндрю Тонером была настоящим мучением, со скрученной простыней и сбившейся подушкой, когда женщина долго лежала с открытыми глазами, ненадолго проваливалась в дремоту и снова просыпалась. Ни ночных кошмаров, ни обрывков неприятных образов. Ей просто не спалось.

Когда взошло солнце, доктор уже давно отказалась от попыток крепко заснуть.

Привет тебе, первый день отпуска.

А может, и нет. У Эндрю еще оставался шанс для второй попытки. Может, ему просто нужно время.

Чтобы разобраться с моральными аспектами. Что бы это ни значило.

Завтрак не лез в горло, и в девять часов Грейс позвонила в телефонную службу. Ни одного сообщения. Она удивилась своему разочарованию.

Как будто ее обманули.

Обливаясь по́том, психотерапевт вышла на террасу и окинула взглядом пляж. Много сухого песка. Целый час Грейс бегала туда-сюда вдоль всего берега Ла-Коста-Бич. Вернувшись в дом – нисколько не успокоившись, – она сварила кофе и снова позвонила в телефонную службу.

Ничего, доктор Блейдс.

Не звонишь, не пишешь…

Женщина решила, что нужно забыть этот неприятный эпизод, поскольку она не привыкла испытывать чувство вины.

Ладно. Что теперь?

Позавтракать? Может, поездка разбудит аппетит? Кафе на пляже в Парадайз-Коув? Или «Сеть Нептуна» на северо-западной оконечности Малибу?

Теоретически оба варианта выглядели привлекательно, но ехать не хотелось.

Подавив желание в третий раз позвонить в телефонную службу, Блейдс разделась, оставшись в трусиках и бюстгальтере, и выполнила несколько движений из комплекса самообороны, воображая, как на нее нападают злодеи и как она может нейтрализовать их, целясь в глаза и гениталии, а также в уязвимое место под носом.

Движения ее были механическими, без всякой страсти.

Если какой-то психопат ворвется в дом, она – труп.

Блейдс долго, как ей казалось, стояла под душем, а потом удивилась, до чего это жалкий отрезок времени. Впереди две недели отдыха, а она еще не решила, остаться ей дома или заказать номер в каком-нибудь наугад выбранном роскошном отеле.

Во время своих путешествий она почти всегда находила мужчину для Прыжка.

Под ложечкой у нее засосало.

Никакого желания.

Грейс села на пол и попыталась понять, чего же ей на самом деле хочется, но ответа не нашла. Она чувствовала себя маленькой и жалкой, превратившейся в ничто.

Пушинка. Которую постепенно срывает и уносит жестокий, неутихающий ветер.

Плохие мысли, Грейс. Стереть, стереть, стереть, затем вытеснить.

Что она говорила стольким пациентам? Главное – делать что-нибудь.

Можно поехать в тир в Сильмаре и попрактиковаться в стрельбе. Не то чтобы она нуждалась в тренировке – последний раз Грейс была там в воскресенье три недели назад и превратила мишень – безликую, политкорректную голову европеоида – в решето. Ее меткая стрельба вызвала потрясенное молчание, а затем растерянное «ого!» у парня на соседнем стенде, бритоголового, похожего на бандита типа, который пытался выглядеть крутым со своей «пушкой» калибра 357 под патрон «магнум».

Грейс проигнорировала его и точно так же изрешетила вторую мишень, после чего бандит пробормотал «Мама лока!» со смесью отвращения и восхищения, а затем продолжил мазать по своей мишени самым унизительным образом.

Когда доктор Блейдс взяла свои пистолеты и покинула огневой рубеж, у него стало получаться лучше.

Он делал вид, что ее тут не было.

Грейс научилась стрелять и прошла серьезный курс самообороны вскоре после того, как купила дом и офис. Оставшись одна и предполагая, что так будет всегда, она не знала, с чего начать, и обратилась к Алексу Делавэру, потому что слышала, что он занимался карате и время от времени работал с полицией.