Морис

Что касается экономики, Морис понимал, что ее не изменить, остается лишь принять ее такой, какая она есть. Весь мир в одной цепочке. Хоть он и понимал, что это неправильная система расчетов, утопическая, но приходилось считаться с реальностью. У миротворцев уже были свои заработанные деньги, пусть немного, но были. В соответствии с новой программой, все средства были переведены в жесткую систему валюты, они ее назвали «гонц». Эта валюта была обеспечена золотом, которое они получили взамен после продажи всех своих активов. Далее, согласно правилам, гонц ходил только внутри страны Ариадна. Все получали выплаты в этой валюте. Никаких банковских процентов, расчет с другими странами только в чистом золоте, это не очень удобно, но практично. Экономика и оборот Ариадны был ничтожен по сравнению с другими странами, поэтому цена на золото не поднялась.

Создавался новый мир.

Морис покинул орден миротворцев, он ушел в себя. В Ариадне был свой совет из девяти посвященных, одним из его членов была его жена Нани. Совет выполнял две функции: государственный орган по управлению страной и орган по управлению орденом миротворцев. Каждый член совета отвечал за конкретное направление: один за развитие островов, другой за космос, третий за безопасность как государства, так и всех заповедников, а их число выросло в разы. Кто-то отвечал за науку, кто-то за школу миротворцев. Каждый из них имел голос, но от своего голоса отказался Морис. После той войны он ушел в отшельники, не хотел никого видеть, ни детей, ни жены, никого, хотел разобраться в себе. Принцип Мориса «не убей» был нарушен. Он потерял равновесие. В какой-то момент он был в отчаянии и уже был готов отказаться от силы, которую сам в себе вырастил. Ради чего она нужно, если она приводит обратно к насилию. Он считал, что сам мало чем отличается от тех же людей, которые убивают, что он такой же, и его душа ненамного чище. Просто он думал, что лучше их.

Он не занимался самобичевание. Он ушел в тайгу, где нашел старый полуразвалившийся охотничий лабаз. Он просто жил, по мере возможности ремонтировал его. Сделал маленький огород и посадил картошку, а еще ходил рыбачить. Примерно в километре от его лабаза вниз по склону текла горная речка. Непривычно было ловить в такой воде рыбу. Он привык к спокойной воде, а тут шум и грохот. Но ничего страшного, получилось.

В одиночестве есть своя прелесть. Все твои мысли возвращаются к тебе обратно, и о чем бы ты не думал, так или иначе ты думаешь о себе. К осени появилось желание продолжить учение. Только он не знал, как именно. У него не было учителя, приходилось делать все на ощупь, спотыкаясь, а порой и ползком двигаться вперед.

Его манили звезды. Он часто лежал на холодной земле и смотрел в черное небо. «Кто вы?», задавал он себе вопрос. «Как много вас там? Похожи ли вы на нас?». А потом просто фантазировал, создавая своих внеземных человечков и сам себе отвечал на свои же вопросы.

В лабазе он прожил всю осень и следующее лето. Проблем с питанием не было, потому что он мог почти мгновенно перелететь в любой город за пищей. А много ли ему требовалось? Сама цивилизация стала для него постыдным видом развития человечества. Он много часов сидел на обрыве и, медитируя, пускал свои мысли в свободное плавание. Они текли плавно, незаметно для него самого. Он не задавал вопросов и, соответственно, не искал ответов, они сами блудили, вырисовывая то или иное решение.

Ближе к следующей осени к нему забрел медведь. Большой, вернее, даже огромный медведь. Морис никогда вживую не видел этого зверя. Страха не было. Медведь просто подошел к нему, понюхал, побродил вдоль избушки, а после взял и развалился около его ног. Так он и прижился, то уходил в лес, то приходил. Морис дал ему кличку Баллу.

Морис все думал про себя, кто же он на самом деле. Ведь никто другой на Земле не обладал такой энергией и такими способностями. А может кто-то тоже был как он, но оказался более мудрым, чтобы не показывать этого. Так за рассуждениями пришел новый этап. Что из себя в действительности представляет та энергия, которой он обладает? Ну, взять хотя бы тот же плазменный факел вокруг клинка.

Он многократно создавал плазменный факел, смотрел, а после обратно растворял в пространстве, как будто ничего и не было, только легкое покалывание в кончиках пальцев. Морис раскрыл одну ладонь, вторую положил сверху. И медленно, осторожно стал приподымать ладонь. Между ними засверкали маленькие, тоненькие искорки. Он опять сжал ладони, чуточку подержал их вместе и опять стал разводить. В этот раз искорки стали потолще, он опять осторожно сжал ладони. Делал это тихо, как будто боялся что-то раздавить, и опять стал разводить ладони. В этот раз между ними уже сиял голубой, пока еще не ровный свет, пламя. Так он повторял манипуляции руками десятки, если не сотни, раз, пока в конечном счете у него между ладонями просыпался голубой шар плазмы. Он горел ровно и спокойно. Наблюдая за ним, ты ощущаешь умиротворение и начинаешь понимаешь, что такое вечность.

Морис смотрел на голубоватый шар, который переливался. Он мог его увеличить, мог стереть, мог оставить на столе и тот горел днем и ночью. Казалось, ему ничего не нужно, просто светиться и все. Откуда он вообще берет энергию, ведь если он отдает, то откуда-то ее берет. Так его голубоватый шар горел и горел, освещая избушку, наверное, целую вечность. А что, если это есть энергия вечности, запечатанная в его сфере, можно ли ее как-то по-иному использовать? Идея странная относительно вечности. Нужно было проверить, можно ли ее использовать как простое электричество. Но для этого надо было вернуться в свой мир.

Множество опытов. Он устал махать руками как чародей, создавая шар плазмы для того, чтобы он через мгновение сдулся, как только он помещал его в сосуд или подключал к приборам. В институте, созданном миротворцами, в котором работали выдающиеся ученые, все же смогли удержать энергию вне поля. Но чтобы ей никто не смог воспользоваться извне, она была помещена в специальный непробиваемый бронированный контейнер, который при вскрытии производил полную разрядку плазмы. Один контейнер по своей мощи мог заменить целую гидроэлектростанцию средних размеров. Теперь вопрос с электричеством на островах миротворцев был решен. Не надо ничего жечь, ставить ветряки или солнечные батареи. Все оказалось проще. Оставалась только одна проблема – заряжать контейнеры плазмой мог только Морис. Иона и Дул, как ни старались не могли это делать. Похоже, не все можно постичь Только он мог заряжать плазменные клинки, а теперь только он мог заряжать энергетические капсулы.

Его всегда мучил один философский вопрос: что есть мы и что есть все? Неужели нас окружает так много энергии, а мы ее не чувствуем? Она проходит сквозь нас, как вода сквозь решето. Что еще нам не подвластно? Что еще нас окружает? И откуда вообще это все берется? Так много тайн. Морис не участвовал в управлении страной Ариадна, не участвовал в экономики или политике. Он сделал первый шаг и пошел дальше. А на его место встали его единомышленники из ордена миротворцев. В орден мог войти только миротворец, тот, кто окончил школу, кто овладел наукой управления энергии. После окончания школы каждый со своими родителями решал, что делать. Морис хотел, чтобы все жили своей жизнью, сами строили свои планы, но так получалось, что все, кто стали миротворцами, давали клятву служить этому ордену, будь то балерина, математик, писатель или художник, все считали себя частью этого необычного мира.

После того, как была создана плазменная капсула, а их было скомплектовано не одна сотня, миротворцы начали поставлять их в разные страны, где возникали проблемы с электричеством. Строить свои подстанции – ну вот и новый вид бизнеса.

6

Повседневная жизнь его раздражала. Он любил толпу, любил смеяться и веселиться. Но это не могло продолжаться вечно. Он искал ответы на вопросы, которые еще сам себе не задал, и поэтому он опять покинул всех. Нашел пещеру высоко в скале, здесь даже орлы летали ниже его. Но ему было не холодно, ведь там внизу – пустыня, пекло. И этот дневной зной медленно поднимался по ущелью вверх, стараясь обжечь редкие облака. Именно здесь он потерял силу и веру.