Страница 2 из 7
Самому же Загоруйко избежать «испанки» не удалось. Через несколько дней заболел он сам, а следом жена и трое сыновей. Узнав об этом, Федька Рыжий собрал срочно свою команду.
– Люди, над советской властью нависла серьезная опасность. Эта недобитая контра Загоруйко специально встречался с жителями, чтобы их заразить и тем самым подорвать в нашем селе рабоче-крестьянскую власть. Надо принимать срочные меры.
– Арестовать его, – раздались голоса.
– Вы в своем уме? Пройдем арестовывать и тоже заразимся. А он именно этого и добивается. Но мы не допустим, чтобы какой-то Загоруйко вредил нашей рабоче-крестьянской власти. А ну, пошли!
Федькина команда подошла к хате Загоруйко. Время было вечернее, и вся семья была в хате.
– Люди, тащите солому и обложите хату. Особенно побольше под окна и дверь.
– Хорошо бы дверь подпереть.
– И то дело. Возьми дрын да подопри.
– Все готово? Поджигайте и отходите.
Время было сухое, и хата запылала быстро. Когда в окнах появлялся кто-нибудь из больных, пытавшихся выбраться наружу, Федька расстреливал их из револьвера. Этот револьвер, выданный Федьке для защиты советской власти, делал свое дело. Вскоре все было закончено. Люди были расстреляны и сожжены вместе с хатой.
Федька был доволен. Он не позволит никакой «гидре контрреволюции» выползти на вверенную ему территорию. Над сельсоветом Федька вывесил плакат «Да здравствуют бедняки! Вся власть бедным!».
Люди ходили и посмеивались:
– Выходит, чтобы получить власть, надо сперва пропить имущество и стать бедняком? Нет уж, лучше не иметь такой власти и оставаться зажиточным.
Но вскоре стало не до смеха. Из города прислали отряд для проведения продразверстки. Солдаты во главе с Федькой ходили по дворам и именем революции отбирали у людей потом и кровью выращенный урожай. А что потом сеять? Что кушать до нового урожая? Это новую власть не интересовало.
– Проявляйте революционную сознательность. Стране нужен хлеб. А кто его выращивает? Вы. Так у кого же брать, как не у вас?
– Так крестьянин всю жизнь хлеб выращивал, но даром никогда не отдавал, а продавал. Но твоя власть, Федька, ведь у нас не покупает, а отбирает. А отбирает у людей силой только кто? Бандиты. Выходит, что твоя власть тоже…
– Но, но, разговорчики, – горячился Федька и хватался за револьвер, – вы мне бросьте разводить тут контрреволюционную пропаганду. Понимать надо, что в стране военный коммунизм.
– Что-то нам непонятно, Федька.
– Я вам не Федька, а товарищ Рыжов.
– Ну, хорошо, пусть будет Рыжов. Только нам все равно непонятно, дорогой товарищ. Вот большевики говорят, что хотят построить коммунизм, и тогда все будут равны, и будут хорошо жить. Теперь ты говоришь, что в стране сейчас коммунизм и у людей весь урожай надо отобрать. Люди станут равны, все станут одинаково бедными, но жить – то от этого лучше не станем. Может, лучше не отбирать и жить без коммунизма?
– Да как ты не поймешь, дурья башка, что сейчас военный коммунизм.
– Военный? А когда же будет гражданский?
– Вот разобьем всю контру и начнем строить гражданский.
– Сколько же времени вы ее еще бить будете? Год? Два? Три? А у нас один раз урожай отберут, другой. А потом ни пахать, ни сеять никто не захочет. Да и некому будет, все с голоду перемрут.
– Ты меньше болтай. Давай лучше мешки таскай.
– Чего ж это я сам свой урожай отдавать буду. Вы отбираете, сами и таскайте.
Такие разговоры шли по селу во время продразверстки. В домах голосили бабы и дети. Мужики сидели возле домов и смахивали невольные слезы. Каждый трудился, выращивая свой урожай, не один месяц. А тут приехали какие-то люди с винтовками и в один день всего лишили. Правда, эти не кричат, как бандиты, «жизнь или кошелек», а произносят какие-то новые слова. За революцию, мол, за Ленина. Только словами этими семью не прокормишь. А начнешь возражать, так вскинут свои винтовки и пальнут, как те бандиты.
Петро в полемику не вступал и вообще в политику не лез. Ни слова не сказал, когда у него забирали зерно. Кормить семью становилось все труднее. Заказов стало мало, потому, как многие хозяйства пришли в упадок, а кто еще работал, не всегда имел, чем рассчитаться.
Петро сам стал наведываться в город, предлагать услуги. Как-то один селянин, ездивший в город, поведал Петру, что для него есть заказ у одного городского адвоката.
Адвокат был в городе известен, знали его как человека справедливого и большого законника. Был он человек пожилой. Проживал вместе с женой в красивом доме, построенном еще его дедом.
Петр запряг лошадку и поехал в город. Подъезжая к дому адвоката, Петро заметил издали трех мужчин в кожаных куртках, стоящих на улице и рассматривающих дом снаружи. Потом они посовещались и решительно направились внутрь. Петра охватило недоброе предчувствие. Кто в то время носил кожаные куртки, было хорошо известно. Он притормозил лошадь, но из телеги не вылезал. Было жарко, и окна в доме были открыты, так что Петру было хорошо слышно, что происходит внутри.
– Кто хозяин этого дома?
– Я, а что вам угодно, товарищи?
– Кто такой?
– Адвокат Милявский, если угодно. А вы кто будете?
– А мы городская ЧК и дом этот у вас реквизируем.
– Простите, а на каком основании?
– На каком? Именем революции! Понял?
– Не совсем. Имущество можно отнять у человека за серьезные преступления и только по решению суда. Иначе это квалифицируется как грабеж.
– Ну, ты поговори еще, буржуй недорезанный, – начал закипать один из вошедших.
– Насчет буржуя вы тоже заблуждаетесь. Всю жизнь я тружусь, защищая людей в суде.
– Хватит болтать! Освобождайте помещение!
– Я продолжаю настаивать, что это грабеж и виновные должны быть привлечены к ответственности. Так что вам еще, может быть, потребуется моя помощь.
– А тебе, контра, уже ничего не потребуется.
Раздалось несколько выстрелов.
– Позвольте, – раздался дрожащий голос жены адвоката, – если имущество вы можете отбирать, как вы говорите, именем революции, то кто дам вам право распоряжаться чужими жизнями?
– Та же революция!
Послышалось еще несколько выстрелов. На какое-то время наступила тишина. Потом один из чекистов тихо спросил:
– А жену-то зачем?
– Так проще. Никаких наследников, и никто жаловаться не пойдет. … Давай-ка поройся в ящиках. Они ведь неплохо жили, так что драгоценности наверняка есть, да и еще что-нибудь интересное.
Петро тронул лошадь и потихоньку отъехал от дома.
Глава 3
С трудом пережили тяжелое время. Наступил НЭП. У Петра было уже восемь детей, а Маша, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом. Но снова появились заказы, заработала молотилка. Нэп вернул людям заинтересованность пахать и сеять. У Петра меж тем появилась новая идея. Дело в том, что селяне свое зерно после обмолота, вынуждены были возить на мельницу аж за 40 верст. И решил он поставить свою ветряную мельницу. Место выбрал на высоком холме. Что надо для мельницы, делал сам. Сам и собрал.
И началась у Петра вовсе хорошая жизнь. Ездили к нему на мельницу не только односельчане, но и многие из окрестных деревень. Появился хороший достаток. Дети стали ходить в обновках. Старшие учились, а младшие все прибывали. Маша довела их число уже до двенадцати. Так бы и жили хорошо, да пришла новая беда – коллективизация. Петра она коснулась в первую очередь.
– Ты у нас, Петро, вроде как первейший кулак, – заявило правление образовавшегося колхоза.
– Какой же я кулак? Я что, эксплуатирую чужой труд? Я все делаю сам. Кто вам не дает так работать?
– Так-то оно так, – стыдливо отводили глаза члены правления, – однако у тебя мельница и молотилка. А у нас в колхозе без них никак нельзя.
– Так соорудите себе. Вас ведь вон сколько народу.
– Как соорудить? Никто в этом деле не понимает.
– Никто не понимает, а я при чем?
– А ты разбираешься.