Страница 29 из 44
Тут Никита неожиданно захрипел и, задыхаясь от удушья, завалился на бок. Гостомысл подхватил каменотеса и вывел его из гипнотического сна.
– Увлекся я, отрок, чуть нить жизни твоей не упустил. Ты уж прости старца неразумного. Далее аккуратен буду.
***
Кучум выехал верхом со свитой за вторую крепостную стену. Взревели поднятые к небу медные трубы-карнаи, дробью отозвались бубны. Любопытная пестрая толпа замерла в ожидании зрелища.
Из ворот вывели ишака, на котором сидела задом наперед полураздетая девушка. Четырнадцатилетний ребенок с распущенными волосами дрожал от страха. Палач, ведя ишака за веревку, подошел к месту казни. Поклонился хану. И, увидав одобрительный кивок, приступил к своему грязному делу.
– Жена изменила мужу, и, по нашим законам, она умрет страшной смертью! – объявил глашатай.
Вновь завыли карнаи. Обреченную на смерть подвели под руки к палачу и поставили на лежащий мешок. Палач поднял края мешковины. Подошедшие помощники бросили в мешок кота и открытый сосуд с гюрзой. Завязав мешок, палач отошел в сторону. Раздался оглушительный женский визг и рев обезумевшего кота.
Сорок минут длилось ханское развлечение. Кучум, сидя на подушках, вкушал поднесенные ему сладости. Толпа орала от восторга, заглушая слабеющие крики жертвы правосудия. Хан махнул рукой, и подъехавшие два всадника, подхватив концы веревок, направили своих коней к реке. Доскакав до полыньи, они отпустили веревки тогда, когда мешок упал в воду.
Глава 41
Конный разъезд численностью в пятьдесят всадников пять дней назад наконец-то обнаружил следы новгородского обоза, про который давно ходили слухи. Санный след, оставленный им на снегу, вначале шел вверх по руслу реки, но позже повернул к горному массиву Уральского хребта. Разведчики князя Епанчи, упорно преследуя непрошеных гостей, забыв про элементарную осторожность, нагоняли обоз, и с каждой минутой расстояние сокращалось. Да и почему татарам было осторожничать? Они на своей земле. Какой вред им могут нанести купцы? Достаточно и маленького дозора впереди основного отряда. А жажда легкой наживы совсем им затмила ум.
Вогул вел караван с пушниной только ему известными дорогами. Он то спускался в замершие русла рек, то вновь уводил обоз болотами, а потом снова спускался в русло.
Пропустив последние сани и казаков на берег, Угор остался на речке один. Расчистив ногами от снега лед, вытащил из сумы рог сайгака, который подобрал еще в Исильской степи, вычистил его изнутри, проделал сквозное отверстие и приспособил для поиска пчел. Приставляя рог к стволам сухих деревьев и прикладывая тонкий конец к уху, он мог разыскать рой и дупло, которые находились на высоте и скрывались в листве других деревьев. Вогул, опустившись на колени, приложил свой первобытный фонендоскоп ко льду. Немного послушав, он встал, криво усмехнулся, отряхнулся от снега и побежал за удаляющимся обозом.
– Погоня идет за нами, однако. Много всадников, совсем рядом, – догнав сани, в которых ехал Семен, объявил он.
– Работа наша, кажись, началась, – потерев руки, улыбнулся казак, – ну-ка, Олеша, свистай казачков.
***
Впереди двигался дозор из семи всадников. Татары, внимательно изучив следы, медленно прошли засаду, не заметив укрывшихся в береговых кустах казаков. Но, проехав саженей сто, вдруг остановились. Санный след уходил далее, а следы верховых потянулись в левую сторону.
Старший дозора отдал распоряжение одному из воинов, и он, развернув коня, галопом поскакал навстречу основному отряду. Но неожиданно накинутый волосяной аркан вырвал его из седла, как пушинку. Посыльный, не успев опомниться, оказался в хватких руках казаков. Лошадь же, потеряв наездника, перешла на рысь, а потом и вовсе остановилась. Потоптавшись на месте, она развернулась в сторону головного дозора и, испуганно фыркнув от удара прилетевшего в ее круп снежка, поскакала обратно.
Старший из вогульских воинов, догнавший командира полусотни, заявил:
– Скоро земля вогульского княжества закончится. Дальше каменный лес и угодья Чуди белоглавой. Вогулы дальше не пойдут. Плохой чудь народ, проклятое место. Они проживают в подземном царстве. Стерегут серебро и злато. А ежели какое злато реки водой наверх вымоет, то Дивьи собирают его и назад в землю уносят. А поднявший же с их земли что-нибудь или пришедший сюда незвано обязательно наказан будет. Или гром убьет его, или болото проглотит.
– Всевышний поможет нам, – усмехнулся наивному суеверию вогулов татарский баскарма.
– Боятся люди входить в их каменный лес, – покачав отрицательно головой, не сдавался вогул.
– Еще немного, и мы нагоним обоз, а там домой вернемся с добычей и пленными урусами, – успокоил его командир полусотни.
***
– Так, казачки, слухай сюда. Встанем в три рядка за березами. Перший ряд как пальнет, сразу пищали назад передает. Второй ряд подает заряженные первому. Третий заряжает. А коль после третьего залпа татарин все же попрет, берите в руки бердыши и бейтесь ими, покамест третий ряд вновь не зарядит пищали, – скомандовал Семен.
Отряд воинов мурзы Епанчи медленно втягивался в березняк, поднявшись по санному следу на берег. Вогулы перестроились и теперь двигались сзади татар. Озираясь по сторонам, они, преодолевая животный страх, ехали молча, гладя руками висячие на груди под одеждой амулеты.
Но амулеты не помогли, грянул гром, и пятеро верховых татар рухнули на снег. Одна лошадь забилась в предсмертных судорогах, вторая, пытаясь подняться, волочила задние ноги, жалобно издавая ржание. Не успели хабарчи опомниться, грянул второй залп. И вновь, как горох, посыпались на снег верховые. Вогулы третий раскат грома слышали уже на реке, так как, стегая лошадей и выпучив от ужаса глаза, мчались к своим улусам.
– Земляные люди! Дивьи! Чуди! – кричали они. – Простите нас! Мы не пойдем больше в ваши угодья!
Третий шквал свинцовой сечки выкосил еще больше людей, так как в панике воины Епанчи сбились в кучу. На оставшихся в живых конников из лесу ринулись казаки. Да и организованного сопротивления татары уже не оказывали. Первый и последний раз в своей жизни столкнувшись с мощью огнестрельного оружия, они попросту потеряли силу воли.
Головной дозор из шести всадников, вернувшись на выстрелы, увидал кровавую картину. Двадцать четыре их соотечественника лежали на поле битвы. Там же валялись убитые и раненые лошади. Между ними бродили казаки, добивая бердышами раненных татар и лошадей, снимая сбрую с животных и обшаривая одежду убитых врагов.
Пока казаки занимались мародерством, оставшиеся в живых татары вихрем пошли на прорыв через поле боя, рубя саблями направо и налево.
***
Семен сидел рядом с трупом Алеши.
– Да как же тебя угораздило, Олеша. Ведь говорил тебе не отходить от коней ни на шаг. Что же скажу я твоей матушке? Как же я запамятовал про дозор их? Видать, разум отняла жадность моя.
С этими словами Семен поднялся, посмотрел на горсть золотых перстней, снятых с убитых, и, размахнувшись, швырнул их в снег.
– Положите убиенных на сани. Тут недалече осталось. Домой повезем, – приказал Семен подчиненным.
Из девяти казаков четверо были убиты, пятеро ранены. Кого спасла меховая казачья шапка, кого доспехи под одеждой.
Глава 42
– С басурманами чего робить, Семен? – спросил подошедший казак, показывая на трупы воинов Епанчи.
– С дороги уберите, да и станется им. Пусть их соболя грызут. Все больше пушнины будет. Бояр-то в думе да сынов боярских по Москве и Новгороду все более и более нарождается. Каждому шубу меховую подавай да шапку бобровую. Кичатся мехом серебряным, в летнюю жару не снимают, важность свою показывая. Выбили ради них, кровососов, зверя по всей Руси, токмо вот в Сибири и осталось промышлять пушной. Да только, братцы, нынче наш промысел дюже хлопотный вышел, – вновь взглянув на труп Алешки, вздохнул Семен. – Коней, что живые, споймайте, а убитых лошадей, что помоложе, на мясо. Да сбруи, седла поснимайте, черти неразумные! Шашки, луки, копья, броню – все в обоз несите. За камнем продадим и семьям погибших поможем.