Страница 22 из 36
Из двухсот девятнадцати подходящих для обитания миров, найденных тринтами, жизнь присутствовала на шестидесяти четырех. Семнадцать имели разумную жизнь; при широком взгляде на проблему, что считать разумом, – восемнадцать. Сто пятьдесят пять пустынных планет оказались бы пригодными для жизни тринтов только после длительного периода засевания. Но они уже приносили пользу.
Их засеивали пищевыми дрожжами, созданными тнуктипами. Спустя несколько веков дрожжи обычно мутировали, но до того мир оставался кормовой планетой, все его океаны были забиты самой дешевой пищей в Галактике. Конечно, есть такое могли только рабы; но рабов было очень много.
Пищевые планеты для прокорма рабских миров были разбросаны по всей Галактике. Дворец надсмотрщика всегда находился на луне. Кто же согласится жить на планете с пустынной сушей и вспененными морями? Не говоря уже о постоянной опасности бактериологического заражения дрожжей. Вот поэтому тщательное наблюдение за пищевыми планетами велось с их естественных спутников.
После того как дрожжи мутировали настолько, что становились несъедобными даже для рабов, мир населяли стадами беломясов. Беломясы пожирали и дрожжи, и все остальное и сами были источником хорошего мяса. Присмотр за планетой продолжался.
При его теперешней скорости Кзанол врежется в планету с такой силой, что образуется ослепительный газовый выброс. Пылая, каменное крошево поднимется в космос – яркое, необычное и недвусмысленно трактуемое событие даже для наблюдателя на спутнике. Оранжевое сияние над кратером не померкнет несколько дней.
Не исключено, что Кзанол застрянет под землей, но не очень глубоко. Воздух и камни, летящие впереди метеорита, обычно вспыхивают и отбрасывают его назад, и его осколки рассеиваются на большой площади. Кзанол, окутанный своим стазисным полем, вынырнет из созданной им ямы и при повторном падении слишком глубоко не зароется. Надсмотрщик сразу же его найдет с помощью любого просвечивающего прибора. Стазисное поле является единственным идеальным отражателем.
Мозг прервал его раздумья: «Ближайшая доступная пищевая планета – F124. Оценочное время полета – 202 года и 91,4 дня».
Кзанол напечатал: «Покажи мне F124 и ее систему».
На экране появились огоньки. Одна за другой увеличивались большие планеты со своими спутниками. F124, быстро крутящийся шар, была окутана паром: типичная пищевая планета, даже ее луна почти не вращалась. Луна выглядела чрезмерно большой, но и находилась довольно далеко.
Одна из внешних планет заставила Кзанола ахнуть от восхищения. Она была окружена кольцом! Роскошным кольцом! Кзанол подождал, когда мозг покажет все крупные миры. Как только, в порядке увеличения размеров, начали появляться астероиды, он напечатал: «Достаточно. Курс на F124».
Он еще не надел шлем, в остальном же был полностью облачен для долгого сна. Корабль уже разгонялся; Кзанол ощутил пульсацию металла в моторах. Но поле кабины подавляло ускорение. Он установил шлем на шейное кольцо, но передумал и снял. Подойдя к стене, сорвал звездную карту, скатал ее и затолкал за пазуху скафандра. Он уже был готов надеть шлем, но опять спохватился.
Его освободитель может затребовать немалую сумму за альтруистический акт спасения. А вдруг награда его не удовлетворит? Если он окажется тринтом, то наверняка постарается присвоить карту. В конце концов, это не запрещено законом. Кзанолу следовало бы накрепко запечатлеть ее в памяти.
Но есть вариант и получше!
Кзанол поспешил к шкафу и вытащил второй скафандр. Карту просунул в рукав – и пришел в восторг от своей затеи. В пустом скафандре полно места. Он метался по кабине, собирая свои сокровища. Шлем-усилитель – повсеместно признанный символ власти и богатства, некогда принадлежавший его деду. Это был легкий, хотя немалого размера инструмент, который мог увеличить природную Силу тринта, позволявшую контролировать двадцать-тридцать не-тринтов, вплоть до возможности управлять целой планетой. Прощальный подарок брата – дезинтегратор с резной рукоятью. (Однако новая мысль заставила Кзанола отложить дезинтегратор в сторону.) Статуэтки его самок Птул и Миксиломат. Вряд ли суждено с ними встретиться, к возвращению Кзанола обе уже будут мертвы, если только кто-нибудь из друзей не поместит их в стазис. А часы с алмазным механизмом, со сверхпрочным корпусом, с криогенными шестеренками, всегда отстающие, сколько бы их ни чинили! На F124 он не мог бы их носить, они предназначались только для официальных церемоний.
Прежде чем разместить все ценности, Кзанол завернул их в свои запасные костюмы.
Оставалось еще место.
По какой-то странной прихоти он вызвал маленького раба-ракарлива из кладовки и велел ему забраться в скафандр. Потом привинтил шлем и нажал аварийную кнопку.
Скафандр теперь выглядел как кривое зеркало. Все складки были на месте, но он стал тверже алмаза или материала для корабельной обшивки. Кзанол перенес его в угол, нежно погладил по голове и оставил там.
«Отменить текущий курс на F124, – напечатал он. – Рассчитай и следуй самым быстрым курсом на F124, используя только половину имеющейся энергии, завершив все необходимые маневры к завтрашнему дню».
День спустя Кзанол заметил первые признаки абстинентного синдрома. Он занимался всякой всячиной, чтобы отвлечься и не думать о том, как сильно ему хочется гнала.
Эксперимент был почти закончен. Кзанол выключил поле второго скафандра, поместил дезинтегратор в его перчатку и включил поле снова. Оно окутало все металлические поверхности. Копательный инструмент попал в стазис вместе со скафандром.
Двигатели отключились. Порядком успокоившись, Кзанол подошел к панели и напечатал: «Рассчитай кратчайший курс на восьмую планету в системе F124. Подожди полсуток, затем следуй этим курсом».
Он надел скафандр и, взяв дезинтегратор и катушку троса, выбрался через воздушный шлюз. Используя трос, тормозил свой дрейф, пока не пришел в неподвижность относительно корабля.
Какие-либо мысли напоследок?
Он сделал для себя все, что мог. Он падает на F124. За несколько лет до того, как Кзанол врежется в третью планету, его корабль достигнет необитаемой и никого не интересующей восьмой планеты. Там появится большой красивый кратер, который легко будет найти. Не то чтобы Кзанола это слишком интересовало.
Существовал риск, что спасательный выключатель сработает от жара при входе в атмосферу. Если такое произойдет, Кзанол пробудится под землей, потому что поле затухает не сразу. Но он сможет пробить себе путь наружу дезинтегратором.
Кзанол приблизил толстый неуклюжий палец к аварийной кнопке.
Последняя мысль?
Увы, она не появилась.
Что ж, аварийная кнопка.
Ларри Гринберг выбрался из контактного поля и выпрямился. Его шаги гулко отдавались в большом зале дельфинария. На этот раз эффекта дезориентации не было, как и затруднений с дыханием или желания помахать несуществующими плавниками или хвостом. Что вполне естественно, поскольку «сообщение» было направлено в другую сторону.
Дельфин по имени Чарли лежал на дне резервуара, выплыв из-под своего контактного шлема специальной конструкции. Ларри встал так, чтобы Чарли мог видеть его через стекло, но глаза дельфина смотрели в никуда, и весь он подергивался. Ларри с беспокойством заметил, что два морских биолога подошли к нему и тоже озабоченно наблюдают. Наконец Чарли перестал вздрагивать и вынырнул на поверхность.
– Этто былло дикко, – проговорил Чарли с акцентом Дональда Дака.
– Ты в порядке? – спросил один из докторов.
– Конешшно, Биллл, я в ппоррядке. Но этто было дико. Я чувсствовал, ссловно у меня должжны былли бытть рруки и ноги и дллинный носс, виссящий над ззубами, вмессто дыррочки в голове. – С каким бы акцентом Чарли ни разговаривал, словарь у него был в порядке. – И у мення былло этто ужжассное жжелание заниматься ллюбовью с жженой Ларрри.
– У меня тоже, – пробормотал доктор Билл Слейтер под нос.