Страница 64 из 82
Впрочем, высокая должность накладывала определенные ограничения на привычки и вкусы Владимира Григорьевича. Приходилось блюсти моральный облик в глазах простых избирателей и помнить о любопытных журналистах, которые ради скандала не погнушаются залезть в чужую постель. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы рисковать из-за пары стройных ножек и всего, что к ним прилагается.
Однако умеренное женолюбие приносило Добрышевскому дополнительные дивиденды. Женщины инстинктивно чувствовали в нем неравнодушного мужчину и без колебаний отдавали ему хотя бы свои голоса. Другие кандидаты на кресло мэра существенно проигрывали по сравнению с ним. У них не было ни столь очаровательной улыбки, ни томной поволоки во взоре, ни вальяжных раскатистых интонаций...
Трудно будет с таким бороться, размышляла Маринка. В плане внешних данных и умения подавать себя Родион Кошмариков проигрывал Добрышевскому по всем пунктам. Что с того, что он моложе? У женского электората Родион может рассчитывать разве что на материнский инстинкт, в то время как Добрышевский пробуждает в сердце каждой дремлющую страстность. Родиона пожалеют, а проголосуют за нынешнего мэра.
- ... а теперь я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Мне кажется, девушка в последнем ряду хочет о чем-то меня спросить.
Маринка сообразила, что речь идет о ней, только когда парень в темном свитере обернулся на нее и шагнул в сторону. Сидящие девушки зашушукались, кидая на Маринку взгляды исподтишка, Добрышевский ободряюще улыбался. Надо же, разглядел, паршивец!
Ей захотелось провалиться сквозь землю. Она ни слова не помнила из его речи и даже примерно не представляла себе, какой вопрос был бы уместен сейчас. Пауза неловко затягивалась. Маринка вздохнула поглубже и выпалила:
- Я бы хотела узнать, Владимир Григорьевич, сколько времени нам будет разрешено работать рядом с вами.
Кто-то отчетливо хихикнул. Улыбка Добрышевского превратилась из доброжелательной в игривую. Маринка перевела дух. Она высказалась не по теме, но этого никто не заметил, Добрышевский в том числе. Известный приемчик: хочешь отвлечь внимание, намекни на нежные чувства.
- Вам так хочется поработать рядом со мной? - осведомился Добрышевский. - Простите, не знаю вашего имени.
- М-марина.
- Рад познакомиться, Мариночка.
Проще всего было тут же признаться мэру в горячей и безответной любви и заставить его окончательно забыть о злосчастной речи, из которой она не слышала ни слова. Но Добрышевский производил впечатление решительного мужчины, и проверять, на что он способен в данных обстоятельствах, было небезопасно. Маринка ограничилась нейтральным комплиментом:
- Вы блестяще реализуете на практике то, что мы изучали только в теории, и мне было бы очень интересно вживую ознакомиться с вашими методами управления.
- Я польщен, Мариночка, - бархатисто рассмеялся Добрышевский, - и постараюсь сделать все, что в моих силах. Но вы понимаете, что сейчас, когда до выборов осталось две недели, у меня особенно много работы. Все же думаю, мы сможем с вами договориться. Лично.
Это «лично» заставило Маринку вздрогнуть.
- А теперь я передаю вас на руки своей помощнице Елене Валерьевне. Она устроит для вас экскурсию по Белому дому.
За пределами кабинета Добрышевского Маринку ждал шквал вопросов и оценивающих взглядов. Спасло ее то, что практиканты были выбраны из двух вузов, и не все были знакомы друг с другом. Маринка оказалась человеком, которого не знал никто, но это состояние продлилось не более пяти минут. Тот, кто захотел с ней познакомиться, познакомился. Кто не захотел, ограничился внешним осмотром и перемыванием косточек.
Парень, за чью дурнопахнущую спину Маринка спряталась в кабинете мэра и который гордо представился Артемом, возомнил себя ее покровителем и во время экскурсии не отставал ни на шаг. К концу дня Маринкины уши свернулись в трубочку от его болтовни, а нос стал полностью невосприимчив к запахам, но зато ее принадлежность к студенческой братии не вызывала никаких сомнений. Вечером, отделавшись от назойливого провожатого, Маринка как на крыльях полетела в корпорацию докладывать о первых успехах и уточнять, какую каверзу Денис и Антонио придумали для нее на завтра.
На следующий день Маринка сменила юбку на брюки, а любимую лакированную сумочку - на старую джинсовую. Антонио просил ее не привлекать внимания и ничего в своем облике не менять, но Маринка не послушалась. Раз уж они выбрали ее главным исполнителем бредовых замыслов, то должны позволить ей самой выбирать средства.
Сегодняшний день Елена Валерьевна решила посвятить административному архиву на втором этаже, чтобы практиканты на личном опыте поняли, что работа государственного служащего связана, в основном, со скучными пыльными бумажками. Маринка ради приличия перенесла две папки с одного стола на другой и под благовидным предлогом испарилась из архива. Ее мало волновала угроза Новиковой выставить лентяям плохие отметки за практику. Маринку не страшили неприятности ни с одним деканатом мира.
Прижимая к груди тяжелую сумку, она вызвала лифт и поднялась на пятый этаж. Бэйджик с именем охранял ее от ненужных вопросов, а сосредоточенное выражение лица и чистые листы бумаги в руке создавали впечатление архиважной деятельности. Маринка забежала в женский туалет, убедилась, что там никого нет, и поставила сумку на столик рядом с раковиной, отодвинув ее как можно дальше от края.
Сумка подозрительно зашевелилась, но Маринка и ухом не повела. Она, не отрываясь, смотрела на часы (синхронизированные с часами Дениса до секунды) и ждала, когда стрелки покажут без пятнадцати десять.
До часа «К» оставалось семь минут.
Как обычно бывает в таких случаях, минутная стрелка словно застыла на месте. Маринка прислушивалась к звукам за пределами туалета и вздрагивала каждый раз, когда кто-то проходил мимо. Дополнительное смятение в ее душу вносила сумка, которой снова вздумалось зашевелиться и попищать немного.
Без двадцати десять.
Без семнадцати.
Без шестнадцати.
Ровно без пятнадцати десять Маринка сгребла сумку в охапку и выскочила из туалета. Сумка замерла, осознавая важность момента, и Маринка была ей благодарна. Чем больше шевеления и писка, тем меньше решимости у нее будет довести дело до конца.
На ватных ногах Маринка кралась по коридору и пыталась не думать о том, что случится, если на этаже будет слишком много людей или, наоборот, не будет никого. Она миновала Еленину приемную и почти дошла до поворота, когда услышала голоса. Женские голоса. Три клуши вышли в коридор поболтать о личном. Как раз то, что нужно.
Маринка тихонько расстегнула сумку и засунула туда руку по локоть. Чуть не взвизгнула, нащупав нечто теплое и волосатое, но стиснула зубы покрепче и с видом мученика, идущего на костер за истину, вытащила упитанную темно-коричневую крысу. Любителю и знатоку грызунов она бы показалась совершенством от блестящих круглых глазок до длинного голого хвоста, но Маринка с трудом могла оценить крысиные стати. Как любой нормальной женщине ей хотелось бросить крысу на пол и завизжать в полный голос, но согласно плану Антонио крысу следовало аккуратно поставить на лапки, чтобы ничего ей не повредить, а право на крик предоставить другим. Маринка надеялась, что дамочки, тратящие рабочее время на болтовню в коридоре, покричат и за нее тоже.
Крыса требовательно засучила лапками, и Маринка выпустила ее. Оставалось надеяться, что зверек побежит туда, куда нужно, а не потеряется навсегда в дебрях Белого дома. Антонио клялся, что такого не произойдет. Лялечка, дрессированная крыса одной из его бывших подруг, обладала на редкость общительным характером и любила обращать на себя внимание. По словам Антонио главной Маринкиной задачей было выпустить ее недалеко от группы людей, предпочтительно женщин, и следить, чтобы они сгоряча не причинили Лялечке телесного ущерба. Подруга, давшая крысу взаймы, хотела получить ее обратно в целости и сохранности. Маринка плохо представляла себе, как она будет выручать Лялечку из беды, и от души надеялась, что до крысоубийства не дойдет.