Страница 4 из 8
Никто из его спутников более не рискнул к нему обратиться, все только с испугом оглядывались. Стража перешёптывалась о бытии, святоши крестились от каждого крика совы.
Путники устали и решили сделать привал, были расставлены часовые, одного часового приставили и к некроманту.
Пользуясь передышкой, священнослужители стали читать молитвы тайком оглядывая друг друга.
– Это же грех уснуть во время молитвы, вдруг кто согрешит, можно на костёр – поймал себя на мысли Линнер. Как вдруг к нему обратился часовой:
– Вы, правда, можете вызывать духов?
– Ответив положительно на Ваш вопрос, я обреку себя на костёр, разве нет?
– Понимаю. Видите ли, умерла моя матушка, я как ушёл на службу в страже, так ни разу её и не видел. Теперь корю себя воспоминаниями. Я бы хотел попросить прощения.
– Корить нужно тем, что о живых не помните. Мёртвые с Вами всегда в Вашей памяти. Она давно простила Вас. Ещё когда Вы не успели её обидеть, она уже простила Вас. Идите с миром, добрый человек.
– Спасибо, эти люди – он украдкой глянул на священников – они называют Вас злом, но в Вас больше добра, чем в них.
– Люди часто путают добро и зло. Как и зло с добром, это нормально. Вы ведь вполне можете заблуждаться на счёт меня, возможно, я, правда – зло.
– Не думаю, что настоящее зло, назовёт себя злом. Всего хорошего.
С этими словами постовой отошёл от чародея и оба снова погрузились в свои мысли. Привал окончился, стражники проверили, не пропал ли кто, и не случилось ли чего. Но нет, обошлось без происшествий.
После этого они снова отправились в путь. И снова кто-то крестился, слыша сов, кто-то перешёптывался, а кто-то шёл молча. В город они вошли ночью, когда все уже спали, очень удобное время, если надо кого-то конвоировать, не привлекая внимания.
Линнера посадили в камеру, дали хлеб и воду и сказали, что он может поспать, к нему придут утром.
Его не обманули, к нему действительно пришли утром, священники и один из них начал задавать вопросы:
– Вы зовёте себя владыка Линнер?
– Так зовут меня другие, я себя так не зову, я вообще сам с собой не разговариваю.
– Но Вы признаёте, что владыка Линнер это Вы? – уже разозлено переспросил священник.
– Да признаю, а зачем Вы так кричите, разве гнев не является грехом?
В этом момент все стоявшие рядом священнослужители улыбнулись, а обозлённый вдруг замолчал.
– Волек восемь часов молитвы, в башне мученика Вилоуса. Допрос продолжат без тебя, ступай.
Некромант знал, что в этой башне монахи принимают наказание, молятся без пищи, воды, а иногда и без сна.
– Почему Вас называют владыкой? – продолжил задавать вопросы уже другой священник – Владыками называют только верховных некромантов, а Вы таковым насколько мы знаем, не являетесь.
– Как интересно, церковь думает, что знает о некромантах больше чем сами некроманты. Владыками называют не только верховных некромантов, а ещё и тех, кто достоин им быть. Думаю, такой ответ вполне удовлетворит Ваше любопытство. А почему меня так называют, не думаю, что смогу Вам объяснить, почему так.
– Может, Вы всё-таки постараетесь?
– Может, но любопытство от гнева не далеко ушло, я не стану отвечать на этот Ваш вопрос.
– Не нужно – Вмешался в беседу один из старших священнослужителей – продолжайте.
– Признаёте ли Вы себя виновным в грехе обращения к миру мёртвых?
– В обращении к миру мёртвых признаю, в грехе нет. Я же не священник, я даже не знал, что это грех.
– Недоверие вызывают эти слова, судя по тому, как хорошо Вы осведомлены про любопытство и гнев.
– Разве священнослужители могут себе позволить не доверять?
– Кроес двенадцать часов в башне Вилоуса. Ниас продолжи.
Среди слушателей пошло некое напряжение, уже никто не хотел допрашивать некроманта, в то время как каждый рвался первым задать вопросы перед тем, как увидеть его вживую.
– Обращаетесь ли Вы к мёртвым?
– Да и знаете, думается мне, что если б из Вас кто-либо умел это, Вы бы тоже обращались.
– В молитвах своих мы обращаемся к Богу.
– А Ваш Бог он живой или мёртвый?
Этим вопросом чародей явно загнал в тупик собеседника. Но он оказался умнее предшественников и не стал на него отвечать, а продолжил задавать вопросы:
– Признаёте ли Вы себя виновным во вредительстве против церкви и слова Божьего.
– Вы уточните, пожалуйста, а то может я не ведал, что делал. Мне не известно, что вредит церкви и, тем более, что вредит слову Божьему, он со мной не разговаривает.
– Богохульник – вдруг раздалось в зале.
– Простите святой отец, я больше так не буду.
– Да как ты смеешь в стенах храма Божьего произносить такие слова.
– Так Вы же меня сами сюда и привели, я предлагал Вам провести беседы в моём доме. Там ведь нет башни мученика Вилоуса, а, следовательно, к молитвам бы Вас никто бы не приговорил. Какой у Вас справедливый Бог, все ему молятся, когда наказаны. А когда священники не наказаны кому молитесь?
– Довольно, вижу, что душа твоя скверная и слова произносишь скверные, священный огонь выжжет из тебя эту чернь. Обрекаю тебя на казнь через сожжение.
– Это Бог Вам сказал, что можно обрекать людей на смерть? А Вы ведь простой человек не более. Так вот внимайте теперь моим словам Отче, я проклинаю Вас и весь Ваш род и обрекаю на вечные мучения.
В ту же минуту старший священник потерял сознание, скорчившись от боли.
– Что Вы встали добрые люди, Вам было сказано сжечь меня на костре, исполняйте, а не то Вас признают богохульниками. И рот мне завязывать не обязательно, проклинать я больше никого не буду, и завязанный рот мне проклинать не мешает.
Некроманта сковали в кандалы, рот завязывать не стали, хоть и собирались. Но последние слова испугали священнослужителей. Его вывели на площадь, где уже было приготовлено место для казни. Приготовлено оно было давно, что уже говорило о том, что допрос был напрасен, невиновным его бы никто бы не признал.
Но Линнер не увидел и не почувствовал ничего нового, того что могло стать причиной, почему некроманты не могут вернуться в мир живых. И только сосуд, стоявший рядом, выдал в себе ту самую причину. Это был ничем не приметный кувшин с водой:
– Зачем здесь вода – подумал Линнер – сколько помню, погребальные костры никогда не тушили, воду заключённым никто не даст, а сами священники, как и стража, считают грехом в таких местах принимать пищу и воду. Нет, именно в этом кувшине и есть секрет.
Его вознесли над разложенными дровами, после чего привязали к столбу и один из священнослужителей обратился к нему, обрати внимание на этот кувшин в нём смерть твоя. Сказано это было с такой важностью, что некромант невольно сравнил сказавшего священника с обезьяной.
Страж взял в руки факел и направился в сторону некроманта, как вдруг во двор вошла королевская армия:
– Именем королевы, прекратите.
– Королева не властна над нами.
– Этот человек принадлежит монархии, никто кроме монарха или его подчинённого не имеет права проводить казнь над ним.
Командир войск поднял меч, и войско тут же обнажило свои клинки.
– Мы исполняем волю нашей королевы, каждый вставший на нашем пути будет подвергнут жестокой расправе. Да простит нас Бог.
– Командир у нас тоже приказ, казнить этого человека.
– Значит, у нас просто нет выбора.
С этими словами командир королевских войск махнул в сторону стражи монастыря. И армия ускоренным шагом направилась в бой.
– Рассредоточится, к битве готовься. Во славу Господа нашего.
Церковная стража уступала в численности, но с детства каждый из них был фанатично воспитан и подчинялся каждому слову священников. Их боевой клич – «Во славу Господа нашего» означал буквально следующее – там, в конце пути нас ждёт наш Бог, так не опозоримся и оправдаем его ожидание, умрём в бою, он нас простит.
Так и вышло, церковная армия была разбита до последнего человека, ни один из них не боялся смерти и бросались в бой порой даже один на двоих троих, а то и четверых. Последние из церковных стражей повинуясь приказу священника, разбили кувшин с водой, а потом снова отправились в бой.