Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 32

Кабак

День клонился к закату. Можно было вернуться в теплый кабинет с кожаным диваном и чистым постельным бельем, трехразовым питанием на халяву, экскурсиям для промывки мозгов и свободным временем для ожидания своей судьбы. А можно и пожить в этом знакомом и незнакомом мире, где обитают совершенно неизвестные мне люди. Главное, что мне не знаком их дух, и я не знаю, чем они живут.

Куда можно податься? Конечно, в кабак. Не в ресторан, а именно в кабак. Около ресторанов и мест культурного досуга меня будут искать. Каждый человек находится на своем уровне и общается с людьми своего уровня. Появление на чужом поле заметно всем и против чужака включается немотивированная агрессия, как на человека, несущего опасность для существования кого-то из них.

Мой костюм нельзя было назвать шикарным, а отсутствие галстука делало меня похожим на жителей той ступени общества, где я хотел потеряться. Конечно, информация о моем появлении дойдет и до них, но пройдет некоторое время, прежде чем меня доставят на правеж к лидеру нации.

Кабак, а вернее, пивную я нашел в одном из дворов по характерному запаху и по тому, что в эту зеленую и обшарпанную дверь заходили одни мужики определенного вида, который создавался веками, и его трудно было переделать любой властью, то закрывавшей, то открывавшей эти заведения.

Все пивные на одно лицо. Те, которые в развитии своем просто-напросто деградировали, стали похожими на пивные пятидесятых годов прошлого столетия: квадратные "а ля фуршетные" по грудь столики на высоких ножках, пузатые пивные кружки, граненые стаканы для компота, в который под столешницей наливается водка, кусочки вяленой рыбы, сухарики и маленькие сушечки, окурки в тарелке из-под закуски и стоящий столбом дым от дешевых папирос типа "мэтр курим - два бросаем". То ли время пошло вспять, то ли я попал в какую-то параллельную страну, которая находится в начале застоя. Застой лопнул и открыл народу глаза на окружающий мир, показав, что благополучие зиждется не только на туалетной бумаге и палке вареной колбасы. Но пока до этого далеко.

Я встал в уголочке и стал наблюдать за посетителями. Честно говоря, такие люди есть всегда и везде и в любом обществе от самого благополучного до самого неблагополучного. Есть одна российская особенность - пожалеть человека одинокого и кем-то или чем-то обиженного.

Через какое-то время изрядно подвыпивший мужчина со второго от меня столика обратил на меня внимания, задумчиво покусывая кусочек засохшей воблы.

- Ты чё такой смурной? - спросил он.

- Да так, - ответил я, - жизнь не заладилась.

- Это бывает, а чё не пьешь-то? - спросил он.

- Да денег нет, вот и смотрю, чем бы на выпивку заработать, - ответил я.

- А ты чё делать-то умеешь? - спросил мужик.

- Да считай ничего, стихи пишу, - сказал я.

- Есенин, что ли? - удивился мужик.

- Да нет, не Есенин я. Есенин умер давно, - сообщил я.

- Ты смотри, как время бежит? - удивился мужик. - Как это у него - "в старомодном ветхом шушуне". Аж за душу берет. А ты так умеешь?

- А хрен его знает, берут мои стихи за душу или нет, их все равно никто не печатает и не читает, - признался я.

- А, ну, сбацай, а я тебе за это "компотику" налью, рыбкой вот закусишь, - предложил мужик.

Я откашлялся. Хрипота не прошла, но я начал читать:

Мне ватага была вместо няни,

На базарах я пел куплеты,

Говорят, что из горькой пьяни

Вырастают у нас поэты.

Да, я пью, и с друзьями, и в меру,

Да, я дрался в кабацком дыму,

Но я дрался за русскую веру

И за что-то еще, не пойму.

Только утром в глухое похмелье

Просыпался с подругой другой,

Кто же сыпал в вино мое зелье,

Почему я в постели нагой?

Знаю, музу прислали в награду,

Видно, страсти им мало в стихах,

Дайте кислого мне винограда,

Я покаюсь в грядущих грехах.

А пока разбужу свою деву,

Словно меч ее черная бровь,

Ублажу я свою королеву,

Разгоню загустевшую кровь.





В пивнике стало тихо. Раздались голоса:

- Ты смотри, Есенин. Эй, Есенин, иди выпей с нами.

Ну, что, это неплохо, прописку в этой пивной я получил. Я чокнулся с моим благодетелем и выпил стакан "компота". Чувствовалось, что водка была ядреной, но компот несколько сглаживал ее вкус. По телу полилась горячащая жидкость, то просветляя, то замутняя мои уставшие от вечных думаний и самокопаний мозги.

- Тебя как зовут-то? - спросил мой работодатель?

- Зови меня просто Серегой, - ответил я.

- Эй, Серега, выдай еще чего-нибудь, - попросили с соседних столиков.

Я встал и начал читать:

Я в толпе, как в пустыне безмолвной,

Шаг ступи и скрипит где-то гад,

По утрам я рождаюсь как новый,

И я жизни своей очень рад.

Помню, с кем я дружил, с кем крестился,

С кем смеялся над шуткой простой,

Разошлись, и никто не простился,

И к себе не зовет на постой.

Кто-то тропку песком пересыплет,

Промолчит, когда крикнешь - "ау!",

Пролетит над тобой шестикрылый,

Оставляя в ушах твоих гул.

Наберу для костра саксаула,

Свет в ночи, как на небе звезда,

Вот одна мне сейчас подмигнула

И упала, пойду к ней туда.

Стихи понравились. Я был желанным для каждого столика. Я с кем-то чокался стаканами, что-то говорил, что-то слушал, кто-то плакал мне на грудь горькими слезами, и потом все потонуло в сизой дымке пивной.

Я проснулся на кровати. Простая кровать, полуторка с панцирной сеткой. Рядом с моей подушкой была еще одна подушка с вмятиной от головы. Я повел глазами в разные стороны, чтобы осмотреться и не смог этого сделать. Голова трещала от выпитого коктейля.

- Проснулся? Опохмелись, а то на тебя смотреть страшно, - сказал женский голос, и незнакомая рука сунула мне под нос хрустальную рюмку с водкой.

- Какая гадость, - подумал и, зажмурившись, выпил. Маленький бутербродик из черного хлеба с кусочком селедки сбил горечь и подействовал как долгожданное лекарство. Голод проснулся во мне, некоторые говорят, что напал жор, и я стал подметать все, чтобы было на тарелке, стоявшей на табуретке около кровати.

- Ничего мне мужик достался, пьяный-пьяный, а свое дело знает туго, всю ночь мне спать не дал, - сказала женщина и поцеловала мягкими губами.

Подобранный из пьяни

Ничего себе. Это, во всяком случае, лучше, чем спать где-нибудь под забором.

- Ты кто такая? - спросил я.

- Фея твоя лесная, - ответила она.

- А где я? - недоумевал я.

- У меня дома, - улыбалась женщина.

- В лесу? - попробовал я пошутить.

- В Москве, - с акцентом на "а" сказала хозяйка.

- А как я сюда попал? - продолжал я допытываться.

- Я и привела, - просто сказала она. - Хорош ты вчера был. Такие стихи читал, что я просто залюбовалась тобой, а когда узнала, что ты ничей и без документов, то решила забрать тебя с собой: разве можно такому человеку под забором валяться?

- А ты не думаешь о том, что я тебе могу принести много неприятностей, о которых ты даже и помечтать не можешь? - предупредил я.

- Не боись, - сказала женщина. - У нас в торговле все схвачено. Документы мы тебе слепим настоящие. Работать будешь экспедитором. Привез, передал, уехал, деньги на лапу. Стихи будешь писать, и читать только мне. Остальные обойдутся. Мордой не вышли. Жить будешь, как сыр в масле. Большим человеком будешь. О том, что было раньше, забудь. Я не знаю, и ты не помни. Понял?