Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 16

– Сам ты Купер, не веришь – не надо.

Сосед отвернулся к окну. Но через некоторое время снова посмотрел на Саньку.

– Клим. Клим Дорошин. А ты?

– Саня Туров. Но меня все Дизелем зовут.

– Почему Дизелем?

– Да так, получилось, – замялся парень. – Застукали меня раз, когда я на крыше дизельтепловоза катался. Ну, знаешь, вот так прицепишься и катишь.

– А не страшно было? В прошлом году один такой сорвался и под поезд. По телеку показывали.

Санька нахмурился.

– Было дело…Ладно, проехали. Я теперь этими глупостями не занимаюсь. Веришь?

– Верю, – охотно подтвердил Клим. – Давай держаться вместе!

– Давай.

Теперь и Санька заметил, что солнце светит не с той стороны. Он уже хотел спросить об этом вожатого, сидящего около двери, но Клим больно ткнул его в бок.

– Зачем им знать, что мы догадались? – прошептал Клим. – Пусть думают, что мы такие же лохи, как и другие.

– Это я – лох? – между спинками сидений просунулась рыжая голова. – А ты, значит, умник? Я, между прочим, уже давно заметил, что мы мимо одного места два раза проехали.

– Какого места? – спросил Клим.

– Большую колдобину заметил, где автобус забуксовал? Наискосок две березки из одного корня растут? – парень растопырил пальцы. – Так вот, может, и третий раз мимо одного места едем, не знаю, но два раза точно. Кстати, меня Яриком зовут.

– Ярик, потому что рыжий? – подначил Клим.

– Потому что фамилия Яровой, понял?

– Не кипятись, – осадил Ярика Санька. – А я Дизель. А это Клим.

– Потому что Климов фамилия? – усмехнулся Ярик.

– Потому что имя Клим, – отрезал Дорошин.

Теперь уже трое внимательно смотрели в окно.

А за окном проплывали вековые деревья, и было удивительно, что такая чащоба находилась недалеко от города.

– Я знаю только одно место, похожее на это, – нарушил молчание Клим. – Мы с отцом на охоту сюда ходили. Это рядом с Большой пустошью, что на левом берегу реки. Там еще высохшее болото, куда все охотники на диких уток охотятся и гусей. А если на тот берег перейти по броду, окажешься в Медвежьей лощине, которая поднимается вверх до Черных камней. Только туда не добраться – лощина заросла, да и тропа под ногой осыпается. Загремишь – костей не соберешь.

– Ты там был? – в глазах ребят горело любопытство вместе с уважением.

– Был. С отцом. Давно.

Клим замолчал, отвернувшись к окну. Видно, неприятно вспоминать. А вспомнить было что.





Его отец был заядлым охотником. Не было в округе места, которое бы он не обошел по нескольку раз. И трофеи были хороши: то зайцев принесет, то глухаря. В сезон однажды кабанчика подстрелил. Клим гордился сильным, умным, удачливым, отцом. Часто бывал у того на работе в автомастерской. Отец был классным специалистом, восстанавливал автомобили после аварий, на слух мог определить, что с движком или коленвалом.

И все было хорошо, пока год назад отец не ушел из семьи. Клим обвинял во всем мать, которая была недовольна частыми отлучками отца, его охотой, друзьями.

– По-твоему я должен целый день возле тебя торчать? – кипятился отец. – Могу я после работы отдохнуть?

– А я могу? – в свою очередь кричала мать. – Я целый день на ногах, в нервотрепке. Дома хочется тишины и покоя!

– Да я тебя не тревожу, – упрекал отец, – я наоборот оставляю тебя в покое. Дай мне возможность делать то, что я хочу. Ну не могу я часами смотреть телевизор, как ты!

– Конечно, часами в гараже или в лесу лучше, чем дома с семьей, – не унималась мать. – Вот мой отец всегда…

– А мой отец охотником был, и я в него, и сын мой будет охотником…

И такие скандалы возникали все чаще и чаще, пока отец однажды не собрал чемоданы, захватил охотничье ружье и снаряжение и не ушел.

Клим очень переживал разрыв родителей, часто бегал к дому, где сейчас проживал отец. Видел, как тот возвращается усталый после работы. Сын часто звонил отцу, а тот говорил, что скучает, что ему плохо без Клима, обещал взять на очередную охоту.

Но однажды Клим решил встретить отца после работы у мастерской. Может, они сходят куда-нибудь или просто погуляют, поговорят.

В тот день отец работал до обеда. Клим ждал его напротив мастерской, возле кафе. Когда отец вышел из ворот, из стоящей у тротуара машины его окликнули. Он обернулся, заулыбался. Из машины вскочила девочка лет шести. Она, раскинув руки в сторону, кинулась к отцу, тот подхватил её, закружил. Девчонка пищала от страха, но была довольна-предовольна. Потом из машины показалась молодая женщина в ярком платье, на высоких каблуках. Не выпуская девчонки из рук, отец обнял женщину, и они веселой компанией пошагали к машине. Мотор заурчал, помигал поворотником и исчез в густом потоке машин.

В летний день Климу стало холодно, словно ему за шиворот насыпали мелкого льда. Он не мог понять, почему отец променял его на эту пигалицу, почему в разговорах жаловался, что скучает по прежней их жизни, а сам…

В тот же вечер Клим пришел к новому дому отца с бейсбольной битой, которую взял у соседа, и в несколько ударов разбил стекла припаркованной у подъезда машины, на которой ездила молодая жена отца.

Когда на звук сирены выскочили жители дома, Клим и не подумал скрыться. Он стоял и смотрел, как отец успокаивает плачущую жену, которая все требовала, чтобы вызвали полицию и Клима посадили за злостное хулиганство. Конечно, парня не посадили, но поставили на учет в инспекции по делам несовершеннолетних.

Больше никаких инцидентов между Климом и его отцом не было, но мальчик замкнулся в себе, стал ненавидеть охотников, убивающих живность ради удовольствия. А зимой подобрал в парке замерзающего щенка, уговорил мать взять его, заботился о нем, гулял утром и вечером, и пес отвечал ему преданной любовью. И вот теперь Клим беспокоился, как там его Норд, выгуливает ли его мама, как обещала перед отправкой в лагерь. Как он не хотел ехать сюда! Как упрашивал мать не отправлять его, чего только не пообещал, даже посуду после себя мыть. Но маме позвонили из инспекции, и она только согласно кивала невидимому собеседнику, повторяя, как заведенная: «Да, я знаю, ему это пойдет на пользу».

Клим не понимал, какую пользу может принести месяц в лагере труда и отдыха, но спорить не стал, рассудив, что за его хорошее поведение, как и было обещано, его снимут с учета.

Тяжелые воспоминания прервал радостный возглас:

– Ура, приехали!

Автобус стоял у железных ворот, за которыми проглядывал двухэтажный корпус, выкрашенный в темно-зеленый тон, спортивная площадка с множеством снарядов, деревянный помост, окруженный невысоким барьером из толстых канатов.

Справа от корпуса был еще один дом, сзади которого располагался большой гараж и, по-видимому, складское помещение с металлическими дверями с огромным навесным замком.

Ворота открыл невысокий, но мощный мужчина в спортивном костюме и свистком на ленточке.

– Выходим по одному, – скомандовал мужчина. – Строимся! Меня зовут Василий Егорович, я ваш физрук.

Пассажиры автобуса один за другим выходили, с любопытством оглядывались и нехотя вставали в кривую шеренгу. Петр Алексеевич и вожатые встали плечом к плечу с мужчиной, вытащили списки ребят.

– Вы будете разделены на три отряда, – начал Петр. – Сейчас каждый вожатый назовет того, кто будет в его отряде. Потом вы отправитесь к спальному корпусу, где расселитесь по четыре человека в каждой комнате. Ровно в два приходите вон под тот навес, – Петр показал куда-то влево. – Обедаем, а потом основательно знакомимся. Туалеты и умывальники находятся за спальным корпусом. Зоя, начинай, – обратился он к вожатой, девушке лет двадцати пяти, с короткой стрижкой, в джинсах, черной футболке и красной толстовке. За спиной Зои висел немаленький рюкзак, из которого выглядывала ручка теннисной ракетки.

– Итак, – протянула Зоя, – в мой       отряд попали…

Потом своих ребят выкликали Руслан и Олег, крепкие парни, не только окончившие педагогический вуз, но и успевшие отслужить в армии. У Руслана на левом плече виднелась наколка парашюта с буквами ВДВ, у Олега джинсы поддерживал солдатский ремень. Оба были в полосатых тельняшках и бейсболках. В отличие от вожатых старший воспитатель Терещенко был одет в темный костюм, темную же рубашку, в руках держал кожаный кейс.