Страница 3 из 11
– Варя, ну что ты? Испугалась? Но это ведь ничего, ничего страшного. Это всего-навсего маленький решил появиться на свет. Ну, я же тебе рассказывала. Через несколько дней мы будем дома. Не надо бояться.
В этот момент новая волна боли накатила на нее, она охнула и прикусила губу. Отец заметался, пытаясь поднять ее на ноги.
– Ольга Евгеньевна, помилуйте, если мы не поторопимся, пожалуй, уехать Вам так и не придется, тем более погода такая, – это был Алексей, стоявший уже у самой двери. Он тоже нервничал: как же, жена Главного, а ну как чего случится.
Но у Вари при взгляде на этого рослого и какого-то неуклюжего в своих валенках и бараньем тулупе парня, смущенно переминающегося с ноги на ногу, вдруг отлегло от сердца. Тем более было не похоже, чтобы мама боялась, в отличие от двух взрослых мужчин, смешно и неловко хлопотавших вокруг нее. Значит и Варе бояться не стоит.
Тем не менее, когда за ушедшими закрылась входная дверь, не смотря на строжайшее приказание отца немедленно, во избежание простуды, отправляться в постель, Варя пошла на кухню – спать она все-таки не могла. Она разворошила в печке тлеющие угли, подкинула несколько поленьев, заботливо припасенных отцом с вечера, и уселась за стол, на котором сиротливо стояла банка с вареньем – видимо мама не успела ее убрать. И Варя макала палец в банку, облизывала его, снова макала, облизывала и смотрела в окно, где все еще вихрился снег. Вернувшийся утром отец, поднял ее, спящую, из-за стола и отнес в кровать. А потом она узнала, что мамины мучения закончились появлением на свет ее братишки.
Спустя неделю, счастливые, улыбающиеся родители принесли домой сопящий сверток, уложили его на свою большую кровать, и отец, подхватив Варвару в охапку, закружил ее по комнате. Тем временем Ольга Евгеньевна колдовала над свертком. Хохотавшая Варвара вырвалась из отцовских объятий и теперь с любопытством заглядывала через материнское плечо. Покровы исчезали один за другим, и, в конце концов, явили свету маленького, кряхтящего человечка, во все свои голубые глаза глядевшего на Варвару и сучившего ручками и ножками. Она протянула руку, оттопырив один палец с намерением потрогать новоявленного родственника и вдруг почувствовала, как вокруг ее пальца сомкнулись другие, маленькие, почти невесомые пальчики. И в этот момент Варвара поняла, что влюбилась, безоглядно и на всю жизнь.
4
И вот теперь предмет ее обожания, сопя, размазывал кашу по тарелке. Ольга Евгеньевна, возившаяся у плиты, повернулась на звук хлопнувшей двери. В ее глазах плескался вопрос, но она молчала. Она никогда ни о чем не спрашивала, не давила на дочь, зная, насколько та ей доверяет, и доверяла ей сама. Именно поэтому Варвара всегда со своими проблемами бежала прямиком к матери. Так было и сейчас: девушка стремилась домой, к маме, точно зная, что именно ее поддержка необходима ей сейчас, когда она растеряна, напугана. Сейчас она увидит мать и все встанет на свои места. Мама успокоит, мама все решит, и, главное, объяснит, наконец, что происходит.
– Я была на речке. С Костиком…
В Варином голосе слышалась неуверенность. Ольга Евгеньевна вздохнула, чуть заметно улыбнулась и отвернулась к плите. Варя набрала в грудь воздуха, собираясь на одном дыхании изложить свою проблему. Но тут Митька решил, что обе его любимые женщины слишком увлеклись молчанием и на целых уже пять минут потеряли интерес к нему, к Митьке, а это было недопустимо. К тому же у него была проблема, глобальная, и она требовала немедленного решения.
– Варя! Мама сказала, что мы будем играть. В песке. И ты должна найти мою лопатку, – в детском голоске прозвучали наставительные нотки, напомнившие отца, но, поняв, что уже привлек к себе внимание, Митька решит быть вежливым – Пожалуйста!
Варвара, не ожидавшая такого бесцеремонного вмешательства, замерла, уже готовая фраза повисла на кончике ее языка, но так и не оформилась в звуковое выражение. Она резко повернулась к нарушителю готового уже состояться интимного разговора с твердым намерением попросить братца придержать решение своих «глобальных» проблем до лучших времен, но увидев глядевшие исподлобья такие отцовские глаза в сочетании с насупленными губами и перемазанными кашей круглыми щечками, прыснула со смеху, выхватила Митьку из-за стола и закружила по кухне, пытаясь одновременно целовать. Митька хохотал как безумный, ухал и повизгивал. Ольга Евгеньевна только всплеснула руками:
– Варя, ну что ты как маленькая? Смотри, ты тоже теперь вся в каше. – Но в голосе ее чувствовалось обожание, и мелькали веселые искорки.
Варвара подскочила к матери, одной рукой удерживая Митьку, другой обняла ее за шею и принялась ее целовать. Братец тоже решил принять участие в новой забаве и присоединился к поцелуям, повиснув на материнской шее. Теперь уже хохотали все трое.
Однако скоро волна незапланированного веселья иссякла – Ольга Евгеньевна вспомнила, что опаздывает на работу, при мысли о которой ее лоб прорезали задумчивые складки. Она взяла сына на руки, поцеловала обоих детей и отправила их отмывать со щек кашу. Она слушала, как смеются дети, как повизгивает Митька, расплескивая вокруг себя воду, одновременно обуваясь и закручивая вокруг головы распустившуюся косу. В ее голове затрепыхалась мысль:
– Какая же это радость – дети, наши дети. И как же мы могли бы быть счастливы. Все: и дети, и мы с Сережей. Сергей… – мысль о муже забилась, запульсировала в голове, – Писем нет уже пять месяцев, а вдруг?.. Нет. Не думать! Ни в коем случае сейчас об этом не думать! Сейчас надо думать о детях… и о работе… Дети! – Ольга Евгеньевна вернулась в кухню.
Смех уже смолк. Варвара вытаскивала из коробки под столом Митькины игрушки.
– Варя, доченька, я видела, ты хотела мне что-то сказать?
– Да нет, мам, ничего срочного, это подождет до вечера.
– Ты уверена?
– Ну конечно.
– Как в школе? У тебя ведь последний экзамен… Завтра?
– Нет, мамочка, послезавтра. Елена Игоревна говорит, что все будет хорошо. Да я и сама в этом уверена.
– Ну, вот и славно. Ты у меня умница, – она обняла дочь, потрепала Митьку по умытой щеке – Придется отпроситься на полдня, а то сорванца нашего некуда девать. Обед на плите. Я все успела приготовить, так что вам остается только играть. Рано меня не ждите – мы совсем с ног сбиваемся, рук не хватает.
– Ну, понятно, опять к полуночи.
– Мама, мы опять будем спать без тебя? – Митька приготовился обидеться.
– Потерпите, мои дорогие. Раненые поступают и поступают, и в основном тяжелые. Остальных, видимо «латают» в полевых госпиталях – что-то неопределенно-пугающее послышалась в ее голосе, и, сама почувствовав это, она замолчала.
– Да не волнуйся, мам, все у нас хорошо, мы справимся. – Варя улыбнулась матери, а та уже шла к двери.
– И, говорят, собирают людей на рытье окопов за городом. Неужели?.. – вопрос повис в воздухе, каждый житель города боялся ответа на него. Так и не закончив фразы, Ольга Евгеньевна вышла за дверь.
5
10-Б толпился в коридоре. Только что закончился экзамен – сдали все, и даже лучше, чем можно было рассчитывать. Вообще весь последний год класс учился гораздо лучше, чем раньше, отстающих не осталось. Исчезли и замечания по поведению: ребята больше не устраивали шумных компаний, не играли в ножички и не бегали на танцы вместо того, чтобы готовить уроки. Да и самих танцев больше не было. Зато были субботники и воскресники, на которые ходили все, не отлынивая и не возмущаясь; были ожидания писем и тревога за судьбу близких, дежурства по городу и сборы денег для госпиталя, комсомольские собрания и сводки Информбюро. Была война…
Вот и сейчас, несмотря на удачную сдачу последнего экзамена, на успешное окончание школы, в коридоре не было слышно ни громких разговоров, ни смеха, ни обсуждений дальнейших планов. Ребята просто тихо переговаривались, ожидая, когда их пригласят в класс. Перед началом экзамена подошел директор и попросил задержаться, чтобы сделать важное сообщение. И вот теперь все ждали и боялись того, что скажет директор.