Страница 13 из 31
«Националист – это человек (здесь бы я уже поставила точку… – Е. Р.), четко осознающий интересы своей нации, ставящий все свои лучшие качества на службу этим интересам и для которого эти интересы превыше всего. Только национальная идеология ставит во главу угла интересы исторически, естественно сложившейся общности людей – Нации. Националист не стремится унизить другие народы (такой человек называется шовинистом), а лишь желает блага для своего народа, своей нации…»
По всему получалось, что выступления против национализма – выступления против народа.
А всякая там «фашистская» эстетика – романтизм, элитаризм – это просто игрушки, а не фашизм. Фашизм приходит сверху, от денежных мешков.
– Когда услышишь, что начались репрессии по отношению к людям, борющимся за социальные права, – наставляла я прихвостня, – можешь заикнуться о фашизме…
Потом я слышала, как нацболов с их социальной борьбой клеймили «фашистами». У меня начиналось какое-то нервное веселье…
Тебя пока еще не режут…
Мне пришлось долго убеждать своего прихвостня, что мое новое увлечение – нацболы – не являются фашистами. В смысле, не преследуют и не убивают людей по национальному признаку и позиционируют себя как самых что ни на есть прожженных неформалов.
– В Риге в НБП состоит русский африканец, а фамилия еще одного – авторитетнейшего! – товарища оттуда же, перекочевавшего в Москву, – Линдерман. Отцы-основатели партии – два самых главных российских панка: литературный панк Лимонов и музыкальный панк Летов…
– Да?.. – косился он недоверчиво.
Я прекрасно знала, чего он боялся. Он всерьез боялся за себя. Еще лет за десять до того где-то в Старом Осколе он, весь из себя такой правильный гнилой токсикоман-неформал, попал на кулак парней из РНЕ. «Вот, вот твои фашисты!» – верещал он. Я соглашалась, что соратники поступили неверно. Надо было сразу убивать…
Естественно, человек, ведущий подобную жизнь, очень сильно опасался людей, в которых проснулась хоть капля банального самоуважения. Поэтому его прямой задачей в этой жизни было не допустить появления таких людей. С ними ему абсолютно не по пути. Потому что когда эти – нормальные – люди соберутся числом больше одного, он уже не будет «третьим между ними». Кирдык настанет наркоману. Вот и брызжет слюной наркоман. Спасает свою шкуру. Борется против «фашистов»…
Погоди орать. Тебя пока еще не режут.
Вот такая, собственно, у меня получилась иллюстрация того, КТО у нас, КОГО и ЗА ЧТО пытается заклеймить «фашистом»…
Чисто
– Нацболы… «Фашистов» здесь – одна тысячная часть, остальные – анархисты!
…Целый ворох анархистов. Я говорю: там гроздьями отовсюду свисал целый ворох анархистов. Руководство наверняка неоднократно вешалось само где-нибудь рядом, созерцая, до какой степени «революцию приходится делать с теми, кто есть». Точно, вешалось. И не по разу…
А может быть, и зря. Красочные бурные проявления чересчур ярких личностей, выплескивающих себя наружу от переизбытка себя же. Ну и что такого? Важно другое.
Почему они все мгновенно сделались родными? Почему я вдохнула один с ними воздух – и уже не надо было слов? А там просто некогда было разговаривать. Все было подчинено одному – ДЕЛУ.
И они были ЛЮДЬМИ, когда доходило до дела. Жизнь в постоянной опасности, на которую они себя обрекли, сделала отношения между этими людьми хрустальными. Здесь все было чисто́. И очень прочно. Здесь у тебя появлялся самый настоящий тыл. Да, я согласна с рассуждениями о партии-братстве. Им действительно удалось это создать. Ради одного того, чтобы ощутить это, стоило лезть на рожон. Слишком жестко их мир делился на своих и чужих. Но именно это делало своих своими. Я теперь доподлинно знаю, какими на самом деле должны быть отношения между людьми. Наверное, когда я снова захочу ощутить все это, придется отправиться на войну…
Или я чего-то не понимаю, или все друг в друге – каждый в каждом, каждый во всех и все в каждом – были уверены абсолютно.
Здесь все неслось к цели. И в этой гонке с них сорвало все «человеческое, слишком человеческое» – всю эту будничную шелуху. Люди полировались со свистом взрезаемым воздухом, как выпущенные пули. Там был накручен слишком высокий темп, нельзя уже было просто бежать – в этом беге надо было вырваться, проломиться прочь из себя. Именно так нужно бежать, если у тебя есть цель, если тебе надо обязательно ее достичь, потерять по дороге самого себя, но попасть туда, куда надо…
Чистота душ была уже кристальной, как вымороженный на холоде спирт. Мы там все были уже как дети.
Вот те конкретные люди – это для меня святое.
Они надежны абсолютно. Они пойдут куда надо и сделают что угодно. Не просто попытаются, выказав внешнюю решимость. Они сумеют довести дело до конца. Они, вот те самые оборванцы, разгильдяи… Дети, одной ногой уже шагнувшие в святость…
Я только на короткий миг смогла приблизиться к ним. В моем существовании было на порядок меньше смысла. У меня не было именно этой, их цели…
«Матерям было не понять, что в партии и возле меня ребята ищут того, чего у них нет дома, – прикосновения к Большому делу, к Истории, к политике, выхода из замкнутого пространства семьи. Семья изнуряла и принижала их, партия – возвышала».
Запах крови
10 марта 1999 года двое наших в Доме кино забросали яйцами Никиту Михалкова за его публичную поддержку Назарбаева. Никита Михалков не мог не знать, что в назарбаевских лагерях в нечеловеческих условиях содержатся узники совести, боровшиеся за права человека в Казахстане, за права русских… Так началось дело Бахура и Горшкова. Административное нарушение, которое, если бы не касалось злобной звезды российской кинематографии, закончилось бы для ребят штрафом, было расценено как уголовное преступление, а разрешение его затянулось на четыре месяца. Горшков отсидел в Бутырке месяц, а Бахур задержался в самой поганой тюрьме Москвы на четыре месяца и заболел туберкулезом… «Новая газета» раскопала видеозапись сцены задержания ребят в Доме кино, где отчетливо видно, как Михалков бьет Бахура (его держат в это время четверо!) ногой в лицо!»
Я сказала, что выдержать Романа Попкова мог человек, равный ему по силе. Так вот, такой человек был. Попков и Бахур. Бахур и Попков. Они неизменно ходили вместе, явно что-то замышляя на ходу и, не исключено, просто страхуя друг друга. История покажет, что для верности им надо было еще сковаться наручниками…
Хаотично перемещающийся локальный ядерный взрыв – вот что такое Дмитрий Бахур. Каким яростным он может быть, знает Никита Михалков. Когда Бахуру в челюсть летит ботинок, надо бояться за ботинок. Белая кость черной ярости… Элита…
А вот когда совершенно неразличимый за спинами товарищей Дмитрий добродушно философствовал «в перерыве между боями», в нем появлялась мягкость пластита. Расслабленно прислонившись к деревянному столбу загородки кухни, он своим украинским говорком иезуитски лил в уши присутствующих медоточивый яд диковиннейшего сплетения слов. Яд этот вытекал из него рекой, как из змеюки, у змея-искусителя в Раю точно был вот такой же украинский говор.
– В воздухе висит вопрос: что еще нужно, чего не хватает в России сегодня для революции? Россия беременна революцией, Россия на сносях. Этот факт ни у кого из нас не вызывает сомнений, и для воплощения революции в реальность не хватает только одной малости – запаха крови. Русская нация несет в себе стремление к войне, к тотальным переменам, Россия – храм революции. Русские – это нация кшатриев. Мы созданы для битвы, для того, чтобы воевать, таково наше предназначение. Поэтому когда на окраинах Империи появляется запах крови, начинается брожение нации. Нация просыпается…