Страница 19 из 20
Резюмируя, можно сказать, что предпосылкой для межэтнической напряженности внутри марксистских партий Польши являлся слишком большой, непропорциональный по отношению к общей численности населения страны, процент в них евреев. Причинами этого являлись преследования, которым подвергались многие евреи в довоенной Польше, тяжелые экономические условия существования значительной части еврейского меньшинства в стране, а также известные симпатии некоторых еврейских кругов к СССР как к государству, якобы лишенному национальных предрассудков, и к тому же внесшему решающий вклад в разгром фашизма. Приток евреев в КПП и ППР, особенно усилившийся после окончания войны, вызывал раздражение у многих поляков-коммунистов, весьма страдавших от ярлыка «жидо-коммуны». Наиболее остро данный конфликт проявился в 1956 г., когда кризис власти заставил партийных «юдофобов» открыто поставить вопрос о национальном характере правящей партии. В этом они нашли поддержку у советского руководства, которое также было весьма озабочено образом ПОРП в глазах трудящихся масс Польши. В свою очередь, еврейская часть ПОРП, не желая быть принесенной в жертву национальной легитимизации режима, вынуждена была сплотиться и выступить с тезисом укрепления государственного суверенитета, что на какой-то момент позволило ей обрести опору в обществе.
Но их торжество не могло быть долгим, поскольку в среднем и низшем звеньях партаппарата неумолимо росла численность этнических поляков, весьма недовольных продолжающимся «еврейским засильем» в верхах. Откровенный раскол партии по национальному признаку, произошедший в 1956 г., давал благодатную почву для разговоров о «еврейской клике» в ЦК ПОРП. Объективный процесс «коренизации» партии (т. е. неуклонного приведения ее этнического состава в соответствие с пропорциями по стране) и карьерные амбиции аппаратчиков среднего и низшего уровня вызвали к жизни антисионистскую кампанию, когда авторитарная система, лишенная эффективного избирательного механизма, избавлялась от части старых деятелей, чтобы освободить дорогу молодым. Параллельно с этим производилась попытка сближения идеологических установок власти с мировоззрением масс путем расчета (весьма уродливого и однобокого) с некоторыми темными сторонами истории правящего режима. Однако кампания была прервана, едва начавшись. Гомулка оказался слишком привержен формулам коммунистического интернационализма, чтобы допустить чрезмерную «этнизацию» официальной идеологии. Убеждения «партизан» были ему весьма близки, но статус лидера партии избавлял от необходимости опускаться до столь низменных приемов, какие позволяли себе сподвижники Мочара.
Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы Гомулка не потерял власть в декабре 1970 г. Не исключено, что «партизаны», всё усиливая свой натиск, в итоге и так вынудили бы его уйти в отставку. А затем, возможно, Польша превратилась бы в аналог национально-коммунистической диктатуры наподобие Румынии, КНДР или Советского Союза периода позднего сталинизма. Однако рабочий протест декабря 1970 г. нарушил партийным группировкам все планы. Гомулка и Мочар сошли с политической сцены, а бразды правления неожиданно получил «технократ» Э. Герек, чья эпоха спустя десять лет закончилась «Солидарностью» и скорым крушением Польской народной республики.
Внутрипартийная борьба в Польше и охлаждение советско-китайских отношений в конце 1950-х гг.
[158]
В 1956 г. Польская народная республика пережила глубокий политический кризис. Начавшись как процесс десталинизации, этот кризис быстро приобрел антисоветскую окраску: польское общество выступило за освобождение страны из-под влияния СССР. И хотя данное стремление не всегда шло рука об руку с отрицанием социализма, накал страстей был таков, что советское руководство решилось двинуть на Варшаву танки, чтобы не допустить возвращения к руководству партией Владислава Гомулки, который был снят с поста генерального секретаря в 1948 г. за несогласие с политикой И. В. Сталина. Проведенные советской и польской партийными верхушками экстренные переговоры в Варшаве 19 октября 1956 г. позволили разрядить ситуацию: делегация ЦК КПСС во главе с Н. С. Хрущёвым вынуждена была согласиться на занятие В. Гомулкой поста первого секретаря ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП), а Гомулка дал гарантии того, что ПНР останется в составе Организации Варшавского договора. На такую уступчивость, как считали некоторые члены ЦК ПОРП, Советский Союз подвигла позиция Компартии Китая, которая еще в январе 1956 г. устами председателя Госсовета Чжоу Эньлая выступила против механического переноса советского опыта строительства социализма в Китай (а значит – и в другие страны) и в дальнейшем всё более открыто критиковала «великодержавный шовинизм» СССР[159]. Именно предостерегающие жесты со стороны Китая, по мнению ряда польских и китайских высокопоставленных лиц, уберегли ПНР от советской интервенции в октябре 1956 г. Так, первый секретарь ЦК ПОРП Э. Охаб (занимавший этот пост с марта по октябрь 1956 г.) спустя много лет прямо говорил в интервью: «…я убежден, что если бы Китай вовремя не прислал своего предупреждения, дело дошло бы до интервенции…»[160]. Того же мнения держался и занимавший на протяжении многих лет пост секретаря ЦК историк партии А. Верблян[161]. Тем не менее по сей день неизвестны какие-либо предупреждения руководства КПК, высылавшиеся в Москву. Мы знаем лишь, что Мао Цзедун и КПК были в 1956 г. очень популярны в Польше, причем не только среди реформаторов, но и среди сталинистов. Первым они импонировали своими обновленческими идеями в области идеологии и экономики (кампания «ста цветов»), вторым – весьма настороженным отношением к антисталинским разоблачениям Хрущёва[162]. В ходе польско-советских переговоров в Варшаве 19 октября 1956 г. ссылок на мнение «китайских товарищей» не звучало, равно как и во время заседаний Президиума ЦК КПСС тех дней. Однако то, что китайский фактор принимался во внимание, подтвердил сам Н. С. Хрущёв, который признался в мае 1957 г. польскому послу, что лишь после встречи 23 октября 1956 г. с делегацией КПК в Москве в преддверии совещания компартий стран «народной демократии» он отбросил мысль о силовом вмешательстве во внутренние дела Польши[163].
Выражая свою поддержку Польше, китайские руководители исходили из установки о порочности советского диктата в коммунистическом движении (что не мешало им выступать за признание морального лидерства СССР в этом движении). Главным их требованием было равноправие всех социалистических стран. В своей критике СССР китайское руководство строго соблюдало определенные границы и совсем не приветствовало резкое ослабление советского влияния в Центральной Европе. Например, КПК осудила призывы убрать советские войска из Польши и негативно восприняла снятие К. К. Рокоссовского с должности министра обороны ПНР[164]. Однако польская верхушка, невзирая на эти оговорки, была так воодушевлена китайской поддержкой, что 28 октября 1956 г. направила в Пекин письмо благодарности и приглашение посетить Польшу. Ответом на это письмо стал визит в Варшаву Чжоу Эньлая в январе 1957 г.
Столь теплые взаимоотношения двух стран не являлись препятствием для критики Гомулки в Китае. Мао Цзедун по-прежнему считал польского лидера правым уклонистом и националистом (повторяя обвинения 1948 г.) и принимал меры, чтобы не допустить распространения польского примера на положение в КПК. Особенно явственным это стало осенью 1957 г., когда в Китае была свернута кампания «ста цветов» и была объявлена борьба с ревизионизмом[165]. Добившись расширения самостоятельности членов советского блока, китайское руководство считало свою задачу выполненной и совсем не желало ухудшения отношений с СССР. Напротив, осенью 1957 г. произошло новое сближение двух держав: был подписан секретный договор о военном сотрудничестве СССР и Китая, а Мао Цзедун выступил на совещании коммунистических и рабочих партий в Москве с предложением включить в текст заключительной декларации упоминание о ведущей роли Советского Союза в мировом коммунистическом движении. Польская делегация отнеслась прохладно к этой идее. Китайский посол в Варшаве Ван Бинь-нань позднее сообщал советскому послу П. А. Абрасимову о беседе Мао и Гомулки в кулуарах совещания. «Мао Цзедун привел такой пример: на каждом заводе есть директор, в каждом цехе есть начальник цеха, почему же тогда у стран социалистического лагеря не может быть руководителя? Мао Цзедун добавил, что в самой Польше Гомулку признают руководителем. На это Гомулка ответил, что если бы ПОРП выдвинула положение о руководящей роли Советского Союза, то оно не было бы принято народом. Мао Цзедун подчеркнул в свою очередь, что народ можно и нужно воспитывать»[166](примечательно, что тот же тезис о неприятии поляками руководящей роли СССР Гомулка повторил в мае 1969 г. в беседе с румынским вождем Н. Чаушеску[167]).
158
Издано в: Историк-славист. Призвание и профессия. К юбилею В. В. Марьиной. Отв. ред. К. В. Никифоров. М. – СПб., 2013. С. 169–185.
159
Стыкалин А. С. Позиция руководства КПК в условиях польского кризиса октября 1956 г. // Российско-польский исторический альманах. Вып. IV. Ставрополь – Волгоград – Москва, 2009. С. 82, 98–100.
160
Torańska T. Op. cit. S. 89.
161
Werblan A. Chiny a Polski Październik // Dziś. 2006. № 10. S. 123–124.
162
Стыкалин А. С. Указ. соч. С. 84.
163
Там же. Указ. соч. С. 91.
164
Стыкалин А. С. Указ. соч. С. 95–96.
165
Там же. С. 100.
166
АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 42. Пор. 8. П. 352. Д. 035. Л. 2–3.
167
AAN. XIA/58. K. 221–223.