Страница 7 из 9
– Прислала вчера эсэмэску. Я не ответил. Да Бог с ней, мама, я понял, она… не нашей крови, дешевка.
– Я это давно поняла, но не стала тебе говорить, была уверена, сам поймешь рано или поздно. Но я счастлива, что ты это понял не поздно.
– Мама, ты мудрая, как змея!
– Не смей сравнивать меня со змеей!
– А кто у нас еще мудрый?
– Сова!
– А с совой можно тебя сравнивать?
– Нужно! Обожаю совушек. Это такие летающие кошки, прелесть просто!
– Я понял, мне надо искать такую, как ты!
– Таких, как я, больше нет! Так что не теряй время зря! – засмеялась Александрина Юрьевна.
– Все, мам, я поехал!
Проводив сына, она вернулась в дом и, совершенно счастливая, огляделась по сторонам. Господи, неужели это мой дом? Я себе не верю! Такой красивый, современный, уютный. И эта потрясающая круглая лестница, ни у кого такой еще не видела. Мне ее предложил изумительный краснодеревщик, с которым меня познакомил Марик. Эта лестница – ноу-хау этого краснодеревщика. По ней так легко подниматься, и она так вписалась в интерьер дома. Все, кто видел, спрашивают: а что это такое? Даже не сразу сообразишь, что лестница. И Александрина Юрьевна, медленно, с наслаждением начала подниматься к себе в мастерскую. Наконец-то у меня есть собственная мастерская, такая, как надо, с верхним светом… Она еще не пропиталась запахом красок, новенькая, с иголочки, как и весь дом. И все это я сама! Своим горбом заработала, нет, не горбом, а талантом!!! Ну и везением, конечно. В России есть масса художников куда талантливее меня, а они с трудом сводят концы с концами, а я нынче в моде, у меня прорва заказов. Я, собственно говоря, не столько художник, сколько даровитый ремесленник… Ну и пусть! Я ведь не училась живописи, но мои портреты пользуются бешеным успехом, и слава богу! Если не считать себя гением, признанным или непризнанным, тогда живешь в ладу с собой и радуешься жизни и никому не завидуешь. Мне, в сущности, плевать, что мои работы не висят в Третьяковке или в музее Гуггенхайма. Плевать с высокого дерева! Я занимаюсь любимым делом и мне за него хорошо платят. Это ли не счастье, по крайней мере для женщины? У меня чудесный сын, хорошие верные друзья… Чего мне не хватает? Ну, вероятно, любви… А кому и когда ее хватает? Что-то я таких не знаю.
Она засмеялась, закружилась по мастерской и с разбега плюхнулась на диван. Ох, устала! Она натянула на плечи плед, свернулась калачиком и вскоре уснула.
Второго января Тимур поехал в Москву и долго гулял по городу, с удовольствием бродил по почти забытым улицам, многие из которых были чудесно украшены к Новому году. На Тверской дым, что называется, стоял коромыслом. Вокруг памятника Юрию Долгорукому в многочисленных павильончиках продавалась разная снедь, от русских блинов до каких-то изысканных австрийских пирожных. Он отведал и блинов, и чешских сосисок. Черт возьми, как хорошо! Настроение было превосходным. Надо же, как изменилась Москва! Сколько веселых, радостных лиц, сколько ребятишек, и ведь вся эта роскошь стоит не так уж дешево, а отбою от покупателей нет, почти за всем стоят веселые очереди…
Две красивые, хорошо одетые женщины лет по сорок с наслаждением пили глинтвейн. Одна из них вдруг обратилась к нему по-английски. Приняла за иностранца. Впрочем, я и есть иностранец.
– Вам нравится здесь? – спросила она кокетливо.
– Да, очень! – тоже по-английски ответил он.
– Вы первый раз в Москве?
– Да, – кивнул он. – Тут весело! И вкусно.
– А вы откуда сами?
– Из Америки.
– Ой, а вы не подумаете, что мы это… вас сексуально домогаемся? – слегка хмельным смехом залилась ее подруга.
– Боже сохрани! – рассмеялся он. – Хотя, на мой взгляд, любой мужчина был бы счастлив стать объектом домогательств таких прелестных дам!
– А ведь вы врете, вы не американец! – заявила одна из женщин. – У вас английский с русским акцентом! И психология не американская!
– О! У вас очень тонкий слух, – по-русски ответил Тимур. – Но я и вправду живу в Америке!
– А я преподаю английский на филфаке МГУ, и хоть не сразу, но раскусила вас!
В этот момент Тимуру позвонил отец.
– Тимка, тебе не трудно будет купить мне блок сигарет?
– Хорошо, папа! Простите великодушно, дамы, я должен спешить.
Он поклонился и ушел.
– Какой интересный! – проговорила одна из дам. – В нем есть какая-то южная кровь.
– Да, может быть. А я бы с таким закрутила…
– Да, он хорошо воспитан… Но…
– Вот именно – но!
Они рассмеялись не без горечи.
Тимуру было хорошо, так хорошо, как давно не было. Примирение с отцом – камень с души. Они подолгу сидели вдвоем, говорили обо всем на свете. Поразительная эрудиция отца, в юности казавшаяся ему занудством, сейчас доставляла Тимуру истинное наслаждение. Он и сам был человеком образованным, начитанным, но на какую бы тему ни зашел разговор, отец всегда оказывался в курсе.
– Знаешь, папа, я вот говорю с тобой и понимаю – теперь таких людей больше нет.
– Каких таких? – улыбнулся Сергей Сергеевич.
– Людей столь образованных в самых разных областях.
– Вероятно, потому что мы в молодости не сидели целыми днями, уткнувшись в телефоны. И в твоей юности еще не было этой заразы, поэтому мне почти не стыдно за тебя.
– Почти? – улыбнулся Тимур.
– Прости, сын! Не хотел тебя обидеть.
– Да ладно, папа, я не в претензии, тем более, что и сам понимаю – мне далеко до тебя.
– Скажи, Тимка, а ты не жалеешь, что уехал?
– Да нет, папа, я все-таки повидал мир, а, главное, жил так, как считал нужным.
– То есть, в свое удовольствие?
– Пожалуй, ты прав. Только не надо читать мне нравоучений!
– Боже сохрани! Тем более, что нравоучения, как правило, совершенно бесполезны и ничего кроме раздражения не вызывают. Каждый хозяин своей судьбы.
– Ты считаешь, что судьба все-таки играет роль в жизнь человека?
– Безусловно! Просто человек выбирает себе дорожку, а там уж…
– Спорный вопрос, папочка! Мне ведь суждено было пойти по твоим стопам. Я помню, как ты огорчился, когда я отказался поступать на биофак и пошел на мехмат, то есть встал не на ту дорожку…
– Нет, я тогда смирился, но ты ведь по той дорожке тоже не пошел. Хотя у тебя были несомненные способности к точным наукам, но ты их использовал… Извини, но… не совсем во благо…
– Ну почему? Я был выдающимся игроком, ты мог бы мной гордиться, если бы…
– Да ладно, не ершись! Я просто горжусь тем, что ты нашел в себе силы сойти с этой дорожки, и взялся за ум, и к тебе, кажется, не прилипла эта американская пошлость…
– Ты о чем? В Америке очень насыщенная и богатая культурная жизнь…
– Не спорю, но… Впрочем, не будем об этом. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки.
– Это правда. В каждой свои!
И хотя шпильки отца по поводу Америки слегка раздражали его, он все ему прощал. Он любил сейчас отца куда сильнее, чем в юности, и многое готов был ему простить.
Шестого вечером Тимуру позвонил Вениамин.
– Тимка, ты помнишь, мы завтра едем в гости!
– Помню, конечно. Только как-то неловко ехать с пустыми руками. Скажи мне, что следует купить в подарок?
– Купи цветы. Для первого знакомства вполне достаточно.
– А какие предпочтительнее?
– Ой, не знаю! Сам реши! Встречаемся в час дня.
– Хорошо. Буду.
– Куда это ты собрался? – полюбопытствовал Сергей Сергеевич.
– Венька тащит меня в гости к какой-то своей подруге, кажется, она художница.
– Сватает? – лукаво подмигнул ему отец.
– Это бесполезно, – усмехнулся Тимур.
За последние два дня навалило очень много снега. Деревья вдоль дороги стояли в снегу, сквозь облака пыталось пробиться солнце, было удивительно красиво.
– Хорошо, что праздники, – заметил Вениамин, – а то такие пробки могли бы быть… Ну, Тимка, как тебе родной город?