Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 10

«Коменданту С. Петербургской крепости

от Старшего врача Управления

доктора Вильмса.

Содержавшийся в камере № 1 Алексеевского равелина арестант, именовавшийся по заявлению Смотрителя того Равелина Александром Михайловым, сего марта 18 числа 1884 года умер в 12 часов дня от остро катарального воспаления обоих легких, перешедшего в сплошной отек обоих легких.

Доктор Г. Вильмс».

Престарелый Вильмс предпочел сослаться на Смотрителя равелина при определении имени покойника, так как только он знал точно, кто был заключенным камеры № 1. В свою очередь, Смотритель, следуя своей инструкции, уведомил коменданта:

«Содержавшийся в Алексеевском равелине С. Петербургской крепости, ссыльнокаторжный государственный преступник Александр Михайлов сего 18 марта в 12 часов полдня умер. О чем имею честь донести Вашему превосходительству.

Смотритель равелина – Капитан Соколов».

В вышеприведенных документах нет ничего такого, что могло бы насторожить исследователя, кроме технологии, которой придерживался доктор Вильмс, точно определявший примерную дату окончания курса терапии и его полное незнание, кого он, собственно, наблюдает. Такова была суровая действительность.

Коменданту крепости Ганецкому пришлось 18 марта изрядно потрудиться над составлением бумаг с распоряжениями собственным подчиненным. Смотрителю равелина: Предписание об исключении из списков, содержавшихся в Алексеевском равелине; Заведующему арестантскими помещениями майору Леснику о приеме тела Михайлова и помещении его в «нижнем этаже Екатерининской куртины».

Куда большее значение имели доклады Ганецкого во внешний мир и прежде всего лично императору, министру внутренних дел и директору Департамента полиции. Все они были написаны немедленно, как будто отрепетированные заранее.

В тот же день Ганецкий получил сообщение от директора Департамента полиции:

«Милостивый Государь! Иван Степанович.

Уведомляю Ваше Превосходительство, что для принятия тела скончавшегося сего числа секретного арестанта будет командирован в крепость, после 1 часа ночи, пристав 1-го участка Петербургской части.





В. Плеве».

Вслед за сообщением директора Департамента полиции Ганецкому поступило «Распоряжение о приеме тела с последующим захоронением» из Отделения по охране порядка и общественной безопасности Санкт-Петербургского градоначальства. Таким образом, вопрос смерти узника камеры № 1 Михайлова и его захоронения на одном из городских кладбищ был решен моментально, в течение одного дня. Оперативность и точность исполнения операций по избавлению от трупа поражают. Создается впечатление, что за подобной оперативностью стоит как минимум последнее условие выполнения сверхважного контракта.

Всего в «Деле о смерти арестанта Александра Михайлова» 17 листов, из которых несколько страниц посвящено оставшемуся имуществу покойного, которое будто бы никому не было интересно. Список состоял из 31 позиции и представлял собой джентльменский набор состоятельного господина, включавший пару чемоданов, полный комплект верхней и нижней одежды, шляпу, галстук, шейный платок, перчатки и предметы гигиены. Из всего имущества Департамент полиции затребовал себе на хранение: деньги (47 руб. 55 коп.), очки в золотой оправе, фотографии, книги, образа и золотой крест. Остальное имущество подлежало сожжению.

После смерти Михайлова всех узников равелина перевели в крепость Шлиссельбург.

Известный русский историк П. Е. Щеголев в разное время обращался к теме Алексеевского равелина в нескольких публикациях в журнале «Былое», затем составивших сборник «Алексеевский равелин» [18], увидевший свет в 1929 году. Там он подробно описал единственную тюрьму, в которую можно было попасть только с личного ведома императора, когда смертная казнь не была возможна в силу разных причин. Щеголев сумел отметить интересную особенность Алексеевского равелина, где узники могли быть записаны под любым именем и с ним отправиться на небеса, в зависимости от политических или иных соображений. Ситуация, когда о том, кто сидит в той или иной камере, знал только смотритель, вовсе не выглядит необычной. Хотя Щеголев коснулся темы пребывания Александра Михайлова в Алексеевском равелине только косвенно, да и то со слов Петра Поливанова, якобы слышавшего голос Михайлова, когда сидел в равелине одновременно с Михайловым, но это упоминание вызывает большие сомнения. Более близким к действительности является свидетельство смотрителя равелина капитана Соколова в передаче Михаила Тригони:

«Уже в бытность в Шлиссельбургской крепости, когда в соседней с моей камерой умирал Исаев, я пригласил доктора и просил обратить внимание на него, прибавив при этом, что из 11 человек, которые были в равелине по нашему процессу, они уже замучили там в короткое время 6 человек. Соколов, который здесь же присутствовал, вмешался в разговор и сказал: “И совсем неправда, не 6. Во-первых, у того, который со мной служил, – Соколов фамилии не назвал (Клеточников) – еще на воле была чахотка, а во-вторых, с другим случилось совсем другое”. На мой вопрос: что же другое? Соколов сказал: “Это оставим”. Соколову можно поверить, что “с другим случилось совсем другое”, т. е. этот другой не умер “естественной” смертью… Обо всех умерших в равелине нам известно, так как с ними были сношения. С одним Александром Михайловым не было сношений. Значит, Александр Михайлов и есть этот “другой”. Знали мы еще о Михайлове, что он болел, так как во время прогулки слышали голос доктора из его камеры» [19].

Сам Щеголев описал смерть Александра Михайлова по документам из фонда Петропавловской крепости и даже позволил себе сентенцию, характерную для того времени:

«Так сошел в могилу, на 29-м году жизни, один из достойнейших и благороднейших революционеров, которых когда-либо знала история. Неоцененный страж и хозяин-устроитель революционных организаций, блюститель революционной дисциплины, Александр Дмитриевич Михайлов был фанатически предан революции».

Действительно ли опытный историк и журналист Щеголев думал именно так, как написал? Вряд ли. Скорее всего, ключевым в этой тираде является слово «недооцененный». Уж слишком явной и, главное, немотивированной была полная изоляция так называемого «Михайлова» в камере № 1: без прогулок, без возможности перестукивания. Бесспорным в данном случае остается сообщение Михаила Фроленко, что Михайлова после суда вообще никто не видел. Именно такое утверждение ставит все на свои места: Михайлов после суда был изъят из Трубецкого бастиона и через внутреннюю тюрьму Департамента полиции на Фонтанке, 16, покинул Россию.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.