Бремя

Истекая кровью, люди тянут ко мне руки, молят о помощи. У кого-то оторваны руки и ноги, кто-то насажен на исполинский меч, но продолжает вырываться в тщетной надежде выжить, кто-то просто молчаливо ползет в мою сторону, морщась от каждого движения. Истинный ад на земле. Изредка на несколько секунд яркие вспышки ослепляют меня, приходится остановиться, а Шут ждет, когда смогу продолжить путь. Медленно мы продвигаемся в центр площади.

Толстяка видно издалека. С нашей последний встречи его бесформенная туша сильно распухла, едва уступая в росте двухметровым мускулистым чудовищам. Мешковатый балахон превратился в лохмотья, отчего взгляд выхватывает на тестообразной плоти многочисленные глаза и рты. Рядом с жирдяем в шеренгу стоят закованные в цепи Капитан, Юдоль, Верзила, Болтун и Гоблин.

— Хозяин, я привел Одиссея, — сказал Шут и преклонил колени.

Брови удивленно поползли вверх. Толстяк и есть Искусственный Интеллект? Вокруг нас образовался круг свободного пространства, куда никто из порождений не отваживается зайти. Твари побросали свои дела и толпятся, наблюдая за развернувшимся представлением.

Я стараюсь не смотреть на бывших соклановцев.

Жирдяй оглянул меня с ног до головы, кивнул. Пальцы-сосиски отстукивают на пузе только ему понятный ритм.

— Мы можем начинать, — сказал карлик.

Позади меня раздались тяжелые шаги, услышал знакомый голос карги:

— Медвежонок прошел огромный путь, хе-хе-хе. Его истязали, били, кусали, кромсали, но ему всё нипочем. Внутренний огонь врагам не удалось погасить, ибо он пылает так ярко, что ни одному слову, ни одному удару его не потушить. Медвежонок с железной волей, хе-хе-хе-хе. И теперь он отомстит за всё. Враги вкусят собственной плоти! Старая Алнурия видела метаморфозу паренька — песчинка, червь, крольчонок и, наконец, медведь.

Альфа над головой завыл. И столько боли в этом вое, столько печали, что невольно грудь сжало, а сердце забилось быстрее.

— Мразь! — закричал Верзила, попытался было накинуться на меня, но цепи крепко держат его, не дают сделать и шага. — Ублюдок! Ты нас всех кинул!

Я стою спокойно, стараясь не отводить взор от Хозяина. Улыбка на оплывшем, точно масло на солнце, лице становится шире и шире, пока не коснулась мочек ушей.

— Ты не можешь так поступить! — надрывается здоровяк. — Не можешь! Мы же вместе ели из одних тарелок и пили из одних стаканов! Так нельзя! Не делай этого, парень!

По-прежнему не смотря на него, я еле слышно прошептал:

— Прости.

Сияние, исходящее от меня, усилилось.

Соклановцы зажмурились, точно увидели яркое солнце, а вот жирдяй наоборот пялится на меня, широко раскрыв раскиданные по всему телу глаза-блюдца, подставляет ладони. Подметил, что и другие твари потянулись ко мне. Шут коснулся моего колена, карга положила ладонь на плечо и прошептала:

— Медвежонок, пора. Хозяин требует, чтобы ты избавился от своей бывшей группы. Нет времени больше ждать, часики тик-так-тик-так, милый. Старая Алнурия не посоветует глупости, уж поверь. Она прожила до-о-олгую жизнь, она не ошибается, медвежонок. Если Старая Алнурия скажет, что дважды два равняется пяти, то так и будет, хе-хе-хе!

Я поежился от холодного порыва ветра, подул на пальцы. Изо рта вырвались облачка пара.

— Что я должен сделать?

Ответил Шут:

— Коснись лбов.

Кивнув, нерешительно дошел до Болтуна, встал, стараясь не отводить взор. Мне хочется обрадовать его и крикнуть: "Бегите! Я убью их". Вместо этого молчу, стискивая кулаки и челюсти. Бедняга смотрит с немым укором, словно из нас двоих я сумасшедший. От каждого его движения звенят кольца кандалов.

— Хочешь сказать что-нибудь напоследок? — спросил я.

Он замотал головой.

— Наверное, будет больно…

С этими словами коснулся указательным и средним пальцами до его лба. Ему передалось слабое сияние. На щеках и на подбородке затанцевали слабые ленты света, точно вылезшие после проливного дождя черви. Они распухли, поглощая всё новую и новую плоть.

— Иди пока к следующему, — посоветовал Шут.

Губы Капитана растянуты в улыбке, но вот глаза горят ненавистью. С последней нашей встречи старик выглядит еще более изможденным. Желтоватая кожа обтягивает скулы так сильно, что кажется, будто она сейчас порвется. Лицо перемазано в пепле. Из-за лохмотьев Капитан напоминает бедняка, который вот-вот издохнет.

— Есть последнее желание? — спросил я.

— Надеюсь, сдохнешь ты где-нибудь под забором.

Мои пальцы коснулись его лба. Голова старика качнулась назад, как воздушный шарик, изо рта вырвался луч света.

Очередь Верзилы.

— Парень, не надо! — попросил он. — Пожалуйста, нет!

— У меня нет выбора.

— Я могу перечислить тебе денег. Много денег! Ты сможешь выбраться из игры, сможешь даже приобрести хорошее кибернетическое тело! Плоть будет как настоящая! Только не убивай меня.

— Не дергайся, пожалуйста.

— Я не хочу в тюрьму! Не туда. Ты не знаешь, каково это ютиться в маленькой камере… Прошу: пожалей меня!

Он упал на колени, цепи натянулись, отчего Капитану и Юдоль пришлось сесть. Из глаз здоровяка брызнули слезы, на верхней губе повисла нить сопли.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Нет, только не сегодня. Не могу! Нельзя! Я сделаю всё, что захочешь. Мы же друзья! Лучшие друзья! Я буду учить тебя!

Я положил ладонь на лоб здоровяка. Почувствовал, как больно кольнуло в груди. Скривился и отнял руку. На щеках Верзилы, слабо горя, проступила причудливая золотая вязь. В ноздри ударил запах паленой плоти.

— Боже, как больно! Нет! Не-е-ет!

Кто бы мог подумать, что гигант может так по-женски верещать. От белого пламени его лицо превратилось в светящуюся дыру.

С трудом удалось шагнуть влево.

— Поторапливайтесь, господин, — попросил Шут, наблюдая за мучениями Капитана, Болтуна и Верзилы. — Времени у нас мало, а предстоит еще многое сделать.

Не ответил, встал напротив стоящей на коленях Юдоль. Низко опустив голову, она не смотрит на меня. Перед глазами по-прежнему стоит картина её смерти. Как гули ворвались в подвал. Как накинулись на неё. Как брызнула кровь, окропляя стены. Я открыл рот, но ни слова не смог выдавить из себя.

— На твой счет переведут сто двенадцать тысяч мегаединиц, — сказал я. — Этих денег должно хватить, чтобы освободить твою дочь. Поверь, я и согласился на сделку с Искусственным Интеллектом ради тебя. На остальных мне наплевать.

Она молчит, ничем не выдавая своего волнения. На ней вновь маска прожженной мужиковатой стервы. Я положил ладонь ей на лоб. Юдоль тяжело задышала, затем согнулась от приступа кашля. Её спина вспыхнула, будто облитая бензином.

Подходя к Гоблину, намереваюсь без лишних разговоров коснуться его, но руку перехватил Шут.

— Нет, господин. Нам надо оставить дегро.

— Для чего?

— Увидите. Пока не трогайте его.

С этими словами он щелкнул пальцами, цепи на плечах, руках и ногах дегро распались. Карлику пришлось собственнолично проводить аукающего и пускающего слюну дурака к Старой Алнурии. Я же шагнул назад от бывших соклановцев, наблюдая за тем, как огонь света всё сильнее и сильнее пожирает их. Пламя уже расплавило лица, поэтому криков не слышно.

Что я наделал?

От меня не ускользнуло, как Юдоль коснулась руками коленей и как они прилипли к ногам. Тела группы задрожали в белом сиянии, потеряли форму, точно свечи на костре. Голова Верзилы неестественно упала на спину и отделилась от тела, расплавляясь. Превращаясь в лужицу огня. Капитан попытался было подняться, но из него вдруг словно вытащили позвоночник. И бедняга студенистой массой растекся на камнях.

Я, чувствуя, как к горлу подкатил противный ком, молчу не в силах пошевелиться. Хочется закрыть глаза и не видеть мучения группы. Хочется оказаться как можно далеко от этого места — там, где меня никогда не найдут. Запахло жаренным мясом и еще чем-то едким.

Но в то же время я радуюсь, что не оказался вместе со всеми. Перевел взор на карлика, держащего за руку Гоблина. На Старую Алнурию, чьи черные круглые линзы отбрасывают яркие блики. На жирдяя, наслаждающего видом костра. На толпу чудовищ, чьи кривые и косые рожи вызывают омерзение.