Blood diamond

В Алжире мы нашли на свою голову другие проблемы. Каким-то образом мы натолкнулись на племя туарегов. Теперь нас преследовали не только марокканцы, но и алжирские туареги. Мы больше уже не могли продолжать путь — верблюдов мы бросили еще в Тиндуфе, а лошадей загнали недалеко от Реггана. Мы думали, что оторвемся от погони ближе к югу, но мы, блуждая по пустыне двое суток, только набрели на поселение тех самых туарегов. Уйти от них уже не удалось — у нас просто не было сил.

Корана мы лишились, как и всего, что у нас осталось с собой. Нет, нас не выдали тем преследователям из Марокко — не знаю, что они сделали бы с нами, — но и просто так не оставили. Мы стали самыми настоящими рабами. Ах да, ты ведь не знаешь, кто такие туареги…

Это в христианстве гордыня — порок. Туарегам сей постулат неведом, равно как смирение и покорность. Вот уже больше тысячелетия они не знают ни запретов, ни границ. Как и много веков назад они по-прежнему кочуют по пустыне, и горе тем, кто встанет на их пути. Они возникают из ниоткуда, нападают на путников, грабят и убивают и продолжают это делать до сих пор. То, что мы остались в живых — огромная удача, ведь нас вполне могли оставить умирать от жажды в пустыне.

Нам повезло, в каком-то смысле, потому что мы попали к одному из тех туарегов, что и схватил нас. Он был братом вождя, так что… как ты понимаешь, какой-то властью он обладал.

Гийома я видела редко — в основном он был с другими рабами. Меня же, несмотря на то, что у них особым почтением и правами в обществе пользовались женщины, он тоже заставлял работать — каждый день я занималась то стиркой, то готовкой, позже стала заниматься созданием украшений, какие носили все местные. Его шатра я никогда не покидала.

Так прошло еще несколько месяцев. Я понимала, что мне надо сбежать. Не важно — одной или вместе с Гийомом, но сбежать.

И вот однажды такой момент настал — я не зря следила за этим туарегом все это время. Я уже наизусть знала, когда он приходит и уходит, когда он находится рядом с шатром, когда уходит куда-то далеко и надолго. В тот вечер я знала, что после захода солнца его не будет около часа или полутора, так что время у меня будет.

Мне удалось сбежать вместе с Гийомом — я заметила его недалеко от моего шатра. У нас не было ничего с собой — мы просто пытались скрыться как можно дальше.

Думаю, итог уже заранее понятен — у нас ничего не вышло. Туареги заметили нашу пропажу и бросились в погоню. Догнать нас было легко — на своих двоих и без воды мы недалеко ушли. Я помню, как мой хозяин-туарег смотрел на меня, сидя на своем светлом коне, когда он и еще несколько его соплеменников настигли нас в пустыне. Тогда я еще подумала, что не знаю не то, что как выглядит, но и даже его имени. Знаю только лишь взгляд его темных глаз…

Я и вправду не знала, как он выглядит. У туарегов есть такой обычай, что после того, как молодому человеку исполнится восемнадцать лет, то ему дарят платок — тагельмуст, — и он носит его всю оставшуюся жизнь, не снимая ни во время еды, ни даже во сне. И вот за все это время я видела только лишь его глаза — темные, почти черные, он постоянно смотрел на меня ими так, что я ничего не могла понять в его взгляде, не могла прочесть ни единой эмоции.

Кстати, мы даже почти и не общались с ним и потому я не знала, как его зовут. Это было невозможно хотя бы по той простой причине, что я не знала их языка — тамашек. Тем не менее, он часто кричал на меня, когда я делала что-то не так, — тогда его не особо заботило то, что я его совершенно не понимаю.

Но после того, как нас вернули назад в поселение и высекли за попытку сбежать, я пришла в себя спустя какое-то время, то первым, что я увидела перед собой — это его темные глаза. Он снова смотрел на меня так, что я не могла ничего понять. Так, в полном молчании мы просидели пару минут. Потом он протянул мне серебряную флягу с водой и тихо заговорил на арабском — его я успела немного выучить за все то время, что провела в северной Африке.

С тех пор я стала часто разговаривать с Амессаном (именно так его и звали), от него я узнала про все местные обычаи туарегов, об их истории, об их быте и многом другом. Теперь шатер мне разрешалось ненадолго покидать. Постепенно из рабы я превращалась в друга.

Но мысль о побеге раз за разом возвращалась ко мне. Не важно, чем я была занята: стиркой, готовкой, плетением бус или окраской ткани в цвет индиго. Все это время я вновь думала о том, как сбежать отсюда — Амессан никогда бы не отпустил меня. Я не могла, просто не могла добровольно остаться здесь на всю оставшуюся жизнь.

Спустя еще какое-то время однажды я, выйдя ночью из шатра, поняла, что рядом никого нет. Соседние шатры были пусты, лошади были привязаны невдалеке. Меня никто не видел — это был отличный шанс, который мне вновь услужливо подсунула судьба. К тому же, Амессан должен был вернуться еще очень нескоро. Поэтому, не медля ни секунды, я попыталась выбраться из поселения. В этот раз у меня с собой была небольшая фляга с водой — я была научена опытом, поэтому теперь везде носила ее с собой. Искать Гийома времени не было — меня могли заметить в любой момент, поэтому я решила уйти одна. У меня был план вернуться за ним, когда я доберусь до цивилизации.

Но снова я не успела уйти далеко. Я не отошла от поселения и полукилометра, как заметила неспеша едущего из пустыни на лошади Амессана — он, видимо, решил вернуться раньше. Он тоже заметил меня. Он быстро догнал меня — ведь как бы быстро я ни бежала, с лошадью мне было не сравниться.

Нагнав меня, Амессан попытался схватить меня и затащить на коня, но я продолжала упорно отбиваться от него и не оставляла попытки убежать. Ему пришлось слезть с лошади. Между нами завязалась борьба.