Рукой до звезд

Я все еще находилась под впечатлением от тех часов, что мы провели в студии. Значит, была права – Джонатан, насколько это вообще возможно, действительно понимал танец так же, как я. Изнутри.  И, похоже, обладал схожим внутренним видением. Несколько раз замечала, что он закрывал глаза, когда кто-то становился перед ним и выполнял указания. Он видел через закрытые веки. Чувствовал.

Каждый вздох, каждый взмах.

Он отвечал на каждое движение, даже слабую дрожь – и учил этому нас. Подавила в себе стон, вспоминая, как он учил. Хотя и понимала, что ничего порочного или не имеющего отношения к танцу он не делал.

И никто, кроме меня, на него так не реагировал.

Это была моя проблема. Каждый раз, когда он проводил кончиками пальцев по телу партнера, вставал вплотную, когда клал ладони на голую кожу, мне казалось, что это меня трогают, мои руки накрывают его ладони, мое дыхание смешивается с его.

Безумие.

К моменту, когда у меня началась индивидуальная отработка упражнений, я подошла настолько взвинченной, что одно лишь прикосновение Джонатана грозило породить внутри маленькую бурю. Или большую. Его радужки вспыхнули золотыми искорками, когда он приблизился ко мне, а губы, выдохнувшие «закрой глаза», чуть дернулись, будто хотели сказать мне совсем другое. Или сделать.

Я изо всех стиснула зубы.

Он. Ничего. Такого. Не делает. Я всё придумала. Определенно. Джонатан лишь хореограф, который решил слепить из нас что-то, подходящее для него и его труппы.

Но внутренне меня колотило от его близости, дыхания, которое я ощущала как свое, от того, как стучит его сердце. Стучит так же быстро, как моё.

Это было похоже на наваждение, и я удивлялась, что окружающие до сих пор ничего не заметили. Но они были заняты собой, своим танцем и своими внутренними страхами и неуверенностью – никому не было дела до нас.

Черт. Нет никаких «нас». Хватит, Кьяра!

– Кьяр-ра! – я ощутимо вздрогнула. Он перекатил мое имя во рту, поласкал его языком, укусил зубами. – Сосредоточься на упражнении.

А вот это прозвучало, практически, раздраженно.

Я кивнула и закрыла, наконец, глаза. Не думать. Вытащить из себя адреналин. Добыть с самого дна жесткость, умение побеждать, уверенность в себе. Но единственное, что у меня получилось почувствовать, так это живой огонь, который распространился по всему телу. Огонь, от которого в животе что-то свело, а дыхание прервалось. Я мысленно застонала.

Чертовы гормоны. Совсем не те, что от нас требовал Деверо сегодня.

Я не знала проблем с влечением все эти годы; более того, у меня не было особого желания соединиться с кем-то физически: прикосновений и чувства тела, ощущения собственной женственности мне вполне хватало во время танца.  Целоваться я научилась из исследовательского интереса – это было приятно, но не более того. А вот дальше дело не зашло. Мне это оказалось не интересно. Я с недоверием смотрела на своих знакомых, которые, порой, вели себя совершенно неадекватно.

И только теперь начала их понимать.

Просто раньше у меня не возникало такого явного, крышесносящего желания и возбуждения, причем от одного только присутствия мужчины. Его голоса. В том, что это возбуждение, я уже не сомневалась и даже не пыталась обмануть саму себя – не было у меня такой привычки. На мгновение мелькнула мысль, что стоило давно расстаться с девственностью, просто ради собственного здоровья, но мелькнула и тут же пропала. Потому что Джонатан рыкнул и зло прошипел:

– Ты меня совсем не слушаешь!

– Прос-с-ти, я…

– Отвлеклась? Не понимаешь? Не хочешь работать? Для чего я тебя взял? Чтобы ты показывала здесь свой характер? Приходи в себя или проваливай из этой группы! – его голос хлестал наотмашь, как плеть, оставляя заметные раны на моем самолюбии и уверенности в себе.

Я распахнула глаза и почувствовала, как бледнею, а потом заливаюсь краской до кончиков ушей. Однокурсники смотрели на меня с разным выражением –  кто-то с сочувствием, кто-то с затаенным злорадством.

Его слова были несправедливы! И справедливы одновременно. У меня ведь действительно не получалось.

– Прости… Я… Я буду стараться.

Я должна.

– Так давай! Группа, переходим к следующему упражнению. А тебе, Кьяра, надо будет поработать потом дома – и чтобы завтра я больше не слышал этих вяканий.

Вяканий?!

Я не вякаю! Меня затопило волной злости, которая смыла вожделение.

Отлично. Теперь я знаю, как с этим бороться. Никаких страстей. Привлекательные губы? Что ж, буду вспоминать те гадости, которые могут из них вылетать. Запах? От этого можно абстрагироваться; в конце – концов, куплю себе затычки в нос. Роскошное тело? Не лучше, чем у всех остальных. А чтобы успокоить взбесившиеся гормоны… Может, стоит найти себе кого-нибудь?

Я хмыкнула. И когда я успею?

***

– Он просто ду-ушка Я когда его вижу, у меня аж во рту все пересыхает, такой красавчик! – пропела чуть полноватая девица, усаживаясь за соседний столик.

– А может тебя не его красота привлекает, а слава и деньги? – хмыкнула её подружка.

– И это тоже. Но, согласись, такое тело очень хочется затащить в кровать. У меня прям трусики…

– Тш-ш, – засмеялась вторая.

А я уткнулась взглядом в тарелку. Эти дуры совсем не понимают, что их слышит половина кафе? Впрочем, боюсь, что половина кафе думает так же. У нас в академии хватало привлекательных парней, но ни один из них не обладал такой харизмой и взрывной притягательностью, как Джонатан.

Вздохнула. Ну вот опять.

Мало мне было ночных бдений. Сначала я долго не могла заснуть, вспоминая все обидные слова и предшествовавшие им мысли; потом, вроде, успокоилась, но подскочила перед рассветом из-за того, что, а точнее кого увидела во сне. Мое воображение весьма неплохо поработало с обнаженным Джонатаном.

Я все утро вынуждена была посвятить медитации, аутотренингу и ментальным блокам, чтобы, наконец, успокоиться и настроиться на действительно серьезную работу в его присутствии.

И надеялась, что у меня получилось.

– У меня поджилки трясутся, – пробурчала Марта и плюхнулась рядом со мной. Меня всегда удивляло, как это мелкое, неуклюжее, будто собранное из резких углов тело становится таким текучим и восхитительно-прекрасным в танце. – Когда я вижу Деверо, просто двинуться не могу от ужаса.

– А некоторые – от страсти, – хмыкнула я и покосилась на продолжавших откровенный разговор подружек. Марта мне нравилась и вчера мы даже разговорились – девушка явно пожалела, но при этом никак не выказала это чувство, то не могло не радовать. Терпеть не могла, когда меня жалеют.

Даже я сама.

– Эти сучки и близко не понимают, кто он, – приятельница покачала головой. – Видят только красивое лицо и мощные бицепсы. А вот подумать как он фантастически владеет своим телом, что чувствует и знает о природе танца…

– Ну почему же, они точно думают о том, как он владеет телом, – я неожиданно развеселилась. Я не сближалась ни с кем с тех пор, как я уехала из дома два года назад – моталась по стране. И вот так запросто сплетничать оказалось неожиданно приятно.

Марта закатила глаза и тоже хихикнула.

– Ты справилась со вчерашними упражнениями?

– Да,– кивнула. – Как только перестала его видеть. Он… подавляет,– сказала единственное, что могла себе позволить.

– Тебе надо научиться не реагировать, -серьезно кивнула девушка. – Знаешь…когда я была маленькая и мне нужно было отдалиться от того, что происходит, я представляла себя мертвой… Может, это звучит и глупо, но тем, кто умер, им уже неважно, что за возня вокруг происходит. Ммм… я тебя сильно шокировала? Прости, знаю, иногда я кажусь странной…

Покачала головой:

– Японские самураи, перед тем как вступить в бой, всегда представляли, что они уже мертвы. Мертвый самурай не был подвержен злости или ненависти – тем чувствам,которые могли повлечь фатальные ошибки. Мертвый – значит беспристрастный. Так что, ты выбрала для себя замечательный способ… И я им воспользуюсь.