Рукой до звезд

С еще с большим удивлением я украдкой смотрела на Джонатана. Он был самым желанным из всех, когда-либо встреченных мною мужчин – – ну ладно, единственным настолько желанным. И эта новая страсть сегодня немного подвинулась, чтобы уступить место восхищению. Я  была очарована заразительным энтузиазмом, фантазией, с которой он предлагал отдельные элементы, его видением танца, поведением и манерой держать себя с нами.  Он был, одновременно, жестким – и ничуть не стеснялся крепких выражений, если ему казалось, что кто-то не выкладывается или делает что-то не то; и, в то же время, поддерживал в каждом нашем шаге. Позволял самим стать ненадолго Джонатанами, вплести свой рисунок в постановку; он доверял нам.

И мои восторги начинали меня немного пугать.

Одно дело признавать заслуги Деверо, хотеть его, но ведь я была уже практически заворожена любым его действием.

Я закусила губу

Ох нет.

Только бы не влюбиться.

Джонатан

– Джонатан, постой.

Мужчина с улыбкой обернулся к Маргарет. День выдался тяжелым, и мужчина чувствовал себя выжатым досуха, но пообщаться с директором академии, к тому же, близким другом, он был рад всегда.

Именно Маргарет первая в него поверила. Точнее, вторая. Он приехал в восемнадцать в Нью-Йорк практически без опыта, с двумястами долларами в кармане и желанием во что бы то ни стало добиться успеха в танцевальном мире. Вкалывал на низкооплачиваемых работах, а все деньги тратил на классы в этой академии – купить полный курс он себе позволить не мог. Выкладывался  полностью, впитывал до последней капли все, что там говорили и показывали.

И Маргарет заметила его. Она тогда еще преподавала. Основанная ею академия представляла собой всего несколько комнат, но была весьма популярна благодаря напору директора – Маргарет разыскивала, уговаривала, затаскивала в академию на семинары, курсы лучших танцоров и продюсеров страны.

А потом сделала так, чтобы Джонатана заметили.

– Ты до сих пор не ушла? – он приобнял строго одетую женщину и снова улыбнулся.

– Много было работы. Выпьем кофе? У меня.

– Давай, – хореограф кивнул.

Они прошли в кабинет, где Джонатан бывал не так уж часто, и сели по разные стороны увесистого деревянного стола. Маргарет ценила добротную мебель и надежных людей.

– Как твой курс?

– Они замечательные.

– То есть им достается? – женщина рассмеялась.

– Тебе кто-то жаловался? – он тоже усмехнулся.

– Никто бы не посмел, – она покачала головой. – Просто, я знаю твои методы.

– Они ничем не отличаются от твоих.

– Поэтому и знаю. А… Кьяра?

– Что Кьяра? – хореограф весь подобрался.

– Как она? Справляется?

…Вздернутая попка; энергия,  бьющаяся в жестком ритме. Закинутые руки. Полуоткрытый от усердия рот. Страсть в каждом жесте, каждом вздохе. Справляется.

Черт, она не просто справляется! Она влезла в его голову, впиталась под кожу и танцует на его нервах…

– Да, – Джонатан постарался успокоиться. – Но с чего ты так заинтересовалась ею?

– Потому, что она достойна лучшего. Как и ты когда-то.

– Нет, – мужчина покачал головой, а Маргарет удивленно открыла глаза.

– Она не я, она круче. И я сам не всегда знаю, что с этим делать.

– У тебя получится, – директор улыбнулась и перевела разговор о старых знакомых. А Джонатан тяжело вздохнул. Получится ли? Или его прежде разорвет от неудовлетворенного желания?

В этом был вызов: пройти по краю и не сорваться вниз. Загореться, но не сгореть. А Джонатан любил вызовы. И, будучи профессионалом, он был уверен в своих силах. Пусть это и непросто, когда его одолевают самые противоречивые, пугающие чувства. Куда легче, когда ты четко понимаешь, что должен делать.

А вот как оставаться рассчетливым специалистом , когда все твои мысли совсем не о работе?

***

Он снова думал о девушке по дороге в такси.

Кьяра. Нежная, ранимая, жесткая. Удивительная, как сама жизнь. Она и пахла жизнью. Противоположными и такими дополняющими друг друга запахами: сладкой горечью, тягучей страстью, невинностью, достоинством и свежестью.

Она могла проходить мимо, могла танцевать рядом – да просто сидеть! – а её запах уже проникал в жадные ноздри, обволакивал теплом и желанием, заставлял зажмурить глаза. Будто от запаха можно отгородиться с помощью век! Даже от её внешнего вида невозможно было спрятаться таким образом – и с закрытыми глазами он отлично представлял и мысленно смаковал каждый изгиб и выпуклость восхитительной фигуры. Сегодня он заметил небольшую татуировку на лодыжке у Кьяры – причудливый черный знак, напоминающий древние руны; и почему-то возвращался к этому знаку снова и снова. Ему захотелось сжать её ногу, обвести языком эту руну, выяснить подробности, как она была сделана. Мужчина представлял девушку лежащей на кресле в тату-салоне: грубые пальцы обхватывают хрупкую кость, а игла прокалывает нежную кожу на таком чувствительном месте. Волоски на руках у него поднимались от вожделения и злости на неведомого татуировщика, посмевшего трогать Кьяру, вынудившего её почувствовать боль. Кажется, он точно стал психом. Можеет, пора как и всем нормальным американцам, завести своего психотерапевта? И рассказать, что только одна маленькая шатенка могла видеть его танец, как свой собственный?

Потому что она видела.

Видела изнутри; точно понимала порывы и их причины. И умудрялась наслаждаться всем этим, за что Джонатан уже, практически, её ненавидел.

Чертова девчонка, которая стала свободной, которая снесла все барьеры; но своей свободой посадила его на цепь желаний. Девчонка, которая возбуждала одним своим присутствием.

Мужчина усмехнулся. Просто удивительно – всю жизнь его осаждали самые разные женщины, готовые на всё, чтобы привлечь внимание. Они принимали нужные позы, раздевались, соблазняли, умоляли, старались дотронуться; но не вызывали такого желания ни на секунду. Желания, которое возникало от одного только взгляда на Кьяру.

Дьявол, да при одной только мысли о ней!..

Эта девушка наполнила особым смыслом не только работу, но и все мысли, сны. Она мерещилась в отражении стекол; он слышал её звонкий, открытый смех за углом. Она падала вместе с осенними листьями и так же летала на ветру.

Похоже, Кьяра пыталась заместить в жизни всё, не делая ни малейшего усилия, и это до чертиков пугало. Потому что она становилась его танцем. Тем самым, что если он не танцевал хоть раз в течение дня, то день был потерян. И это было недопустимой слабостью, способной разрушить его жизнь.

Мужчина подъехал к отелю, поужинал в одиночестве, хмуро глядя перед собой и поднялся в номер.

Его жизнь менялась, и пока он никак не мог понять, в какую сторону. Джонатан осознавал   то, что он чувствует не просто плотское желание.  Но позволить это «не просто» он не мог. Что останется, если Кьяра станет для него всем?

Кьяра

– Ты приедешь на выходные?! – без приветствия привычно завопил в трубку неугомонный братец. Я поморщилась и отодвинула телефон от уха. Интересно, это неумение сдерживать себя – свойство юности или же просто недостаток воспитания?

– Нет, я пока занята.

– А потом?

Я вздохнула:

– Нет. Я бы не хотела заезжать домой.

– Так значит, мы увидимся только перед твоим отлетом в… Туда? – голос его завибрировал от обиды.

Тоже расстроилась и почувствовала укол жалости к себе. Именно поэтому не хотела ехать домой: долгие проводы – лишние слезы. Несмотря на то, что моя семья более чем кто-либо могла скрыть переживания, особенно если её члены предполагали, что могут вызвать у меня отрицательные эмоции. Но и они не были бесчувственными роботами. Во взгляде мамы, в некоторых жестах папы проскальзывали сожаление и страх. Так что мне не хотелось многократного прощания; я предпочитала, пока могу, заниматься тем, что действительно доставляет мне удовольствие или приносит пользу. К тому же то, что я делала сейчас, давало мне пусть ложное, но такое важное ощущение, что я нормальна.