Страница 89 из 112
Александр обеспокоился такими действиями своего союзника, французского императора, и потребовал подписания акта, который удостоверил бы невозможность создания Польского королевства и спокойное обладание Россией областями, отошедшими к ней по разделам Польши.
В 1809 году заключена была в Петербурге конвенция между Россией и Францией, главными пунктами которой стали:
1. Королевство Польское никогда не будет восстановлено.
2. Имя Польши не будет присвоено никакой из бывших её областей и изглажено будет из всех государственных бумаг.
3. Ордена, существовавшие в Польше, навсегда будут уничтожены.
4. Русские подданные из возвращённых от Польши губерний не будут приниматься на службу в герцогство Варшавское.
5. Герцогство это не будет увеличено областями, ранее принадлежавшими Польше.
6. Россия и герцогство Варшавское не будут иметь общих подданных.
Однако Наполеон захватил Польшу, забрал в полном составе польские войска в свою общую армию, расположил впереди своих солдат и пошёл на Москву. Парижский трактат и отречение Наполеона поставили перед польской армией вопрос: что делать, как быть дальше?
Едва Париж был взят, вождь польских войск генерал Домбровский послал к Александру двух своих депутатов — генерала Сокольницкого и полковника Шимановского. Забыто было то, с какой жестокостью расправлялись поляки с жителями Москвы, что они отличались наибольшей боевитостью в войсках Наполеона — резали и жгли русских с такой ненавистью, что у коренных французов лишь округлялись глаза.
Константин вспоминал бледное и напряжённо-спокойное лицо брата, когда ему доложили о приходе двух польских парламентёров.
Обычная блестящая свита окружала Александра: рядом с ним стоял он сам, Константин, чуть подальше — князь Адам Чарторыйский, ещё дальше — князь Пётр. Михайлович Волконский, бессменный флигель-адъютант русского императора и самый доверенный его человек, за ними сгрудились граф Ожеровский, флигель-адъютант Брозин, а впереди этой группы стоял сильно выдвинувшийся в последнее время граф Алексей Андреевич Аракчеев.
Сильно волнуясь перед столькими блестящими представителями победившей державы, генерал Сокольницкий изложил вопросы, от решения которых зависело всё войско польское, ожидания поляков, воевавших в составе армии Наполеона.
Александр долго молчал, рассматривая близорукими глазами военную обмундировку поляков — красивые красные кунтуши[26], их осанку и выправку.
Когда он начал свою речь, оба поляка вздрогнули от чувства радости и признательности к русскому императору. Александр убедительно сказал им, что вовсе не возражает против желания поляков вернуться на родину, и сделать это им, конечно же, лучше всего сомкнутым строем и военным маршем, а не толпой. Даже оружие можно будет взять с собой польским войскам.
Поляки не ожидали такого.
Сомкнутые строи полков, барабаны и знамёна — словно и не было войны с русскими и не участвовали поляки в резне и пожарах в Москве.
Но Александр предупредил, что сопровождать польские легионы станут русские полки, что пойдут они вместе, а уж в самом герцогстве Варшавском воинам-полякам предоставят выбор — оставаться на службе или уходить на покой, в отставку.
И тут Александр прибавил такое, от чего стеснило в груди у генерала Сокольницкого: Александр выразил желание восстановить царство Польское под опекой его, русского императора, на тот манер, когда Габсбурги, австрийские императоры, правили Венгрией. Оба войска, и русское, и польское, будут стоять в Варшаве, исправно нести службу. В конце этой речи Александр сказал:
— А главнокомандующим русскими и польскими войсками в Варшаве назначается мой брат.
Не ожидал этого и Константин — он сразу же вспыхнул и слегка подвинулся к брату, словно ждал немедленных распоряжений.
— Сборный пункт будет в Познани, — добавил Александр и отпустил депутатов.
Константин не доискивался причин, по которым его брат так круто изменил своё отношение к полякам, ему было достаточно того, что он станет главнокомандующим, и он со всей тщательностью и дотошностью готовился к новому назначению. Уж он постарается, чтобы польская армия, как и русская армия в Варшаве, полностью соответствовала своему званию.
Мысли снова вернулись к женщине, которая волей судьбы и его царственной бабки стала его женой. Как проигрывала она в сравнении с Жозефиной Фридерикс!
Эта маленькая тоненькая черноглазая брюнетка с пышными иссиня-чёрными кудрявыми волосами очаровала его с первого же вечера и едва ли не в первый вечер отдалась ему.
Константину и не приходило в голову привязываться к ней по-настоящему, но через пару месяцев она, заливаясь слезами, сообщила ему, что ждёт ребёнка. Он так и подскочил тогда. Ему в его браке, лишённом детей, казалось, что никогда не станет он отцом, никогда не появится у него сын.
Он всё ещё вздыхал по гибкой, как тростинка, высокой белокурой голубоглазой Жанетте Четвертинской — синеокой, как он её называл. Как он жалел, что не смог на ней жениться! Мало того, что она не могла по роду своему сравниться с царским родом, так ещё и брата Александра угораздило влюбиться в её сестру и сделать её своей фавориткой.
Мария Антоновна Нарышкина, родная сестра Жанетты, принесла Александру дочку, очаровательную девочку, которую тот любил со всею страстью отца, имеющего единственного ребёнка.
И вот, пожалуйста, Жозефина сообщила, что и Константин будет отцом.
Он ждал родов с любопытством и надеждой, и когда ему сказали, что у него появился сын, Константин решил для себя, что уже никогда не разлучится с его матерью.
Да, пожалуй, даже хорошо, что Анна Фёдоровна отказалась ехать с ним и обосновываться в Варшаве. Теперь Жозефина поселится в его дворце, и Павел, его единственный сын, всегда будет на глазах у отца.
Петербург встретил великого князя так, как будто это он выиграл все сражения у Наполеона, заставил корсиканца отречься от престола и решал теперь судьбы Европы. Обласканный матерью, захваленный всеми придворными льстецами, Константин был счастлив, и история с отказом Анны Фёдоровны отступила куда-то в тень.
Но после праздника, сопровождавшегося фейерверком, пушечными залпами, модным спектаклем, он нашёл минуту, чтобы рассказать матери о своём посещении Кобурга и о том, как униженно просил свою жену вернуться в Россию.
Мария Фёдоровна внимательно посмотрела на своего второго сына.
Он немного постарел, ему давно пора обзавестись собственным домом, все его любовные выходки и проделки уже перестали её огорчать, но, конечно, новое назначение требовало по этикету хозяйки большого дворца.
— Когда-нибудь я разведусь с ней, — грустно сказал Константин матери, — даже если вы, матушка, будете против...
— Я никогда не была против, — живо возразила его располневшая и едва влезающая в новомодные лёгкие платья мать, — я лишь прошу тебя устроить второй брак равным твоему сану и достоинству. Ты наследник престола. У Александра вряд ли будет сын. Тебе наследовать ему. Каким же ты станешь царём, если жена будет недостойна твоего сана?
Он молча пожал плечами.
— Поезжай по Германии, присмотрись, разве мало там хорошеньких родовитых принцесс? Выбери сам себе жену, пусть она будет тебе не только по сердцу, но и по титулу.
Он смотрел на мать прищурясь, а в душе говорил себе: «Избави нас Бог от немецких принцесс...» Как будто бес противоречия сидел в нём: уж если ему твердили о немецких принцессах, он и знать их не хотел...
Едва он вернулся в Зимний, как ему пришлось принять большую депутацию от дворянства и купечества Петербурга. Они просили его появиться на большом открытом балу, перед всеми горожанами, удостоить их высокой чести посетить такой бал, который они собираются устроить по подписке. Множество горожан, купцов и богачей-дворян дали свои деньги, чтобы бал был многолюден и роскошен, чтобы на нём присутствовал весь Петербург.
26
Кунтуш — старинная украинская и польская верхняя мужская одежда в виде кафтана с широкими откидными рукавами.