Страница 5 из 16
- Ты закончил? - спросила Зозо. Она была в курсе, что Эдя обожает ругать чужие рестораны.
- Нет, не закончил! И цены у них в "Пчёлке" не круглые. Что это за цена? Шестьдесят два пятьдесят или сто семь восемьдесят? Какой дурак это всё будет складывать? Чем выше класс заведения - тем круглее цены. Клиенту проще настроиться на великодушие - а тут он машинально достаёт калькулятор, машинально начинает считать и в результате жадничает! - сказал голос из-за шкафа.
Зозо зевнула.
Мефодий повертел в руках учебник по химии, отодвинул его и, прислушиваясь к своему внутреннему состоянию, потрогал пальцем учебник по истории. Потрогал очень осторожно и снова прислушался к своим ощущениям. Нет, снова не то... Ни одна струна в душе не дрогнула. Ни желания, ни даже полужелания чем-либо заниматься. Да что же сегодня такое?
- Интересно, псих весом сто двенадцать килограммов мог бы оборвать балкон? - спросил он.
- У нас нет балкона! - сказала Зозо.
- И машины тоже нет! Иначе бы мне не приходилось вечно ловить такси. У меня есть только мобильник, куча одежды и честное благородное сердце! добавил Эдя.
- Что-что у тебя с сердцем? Ты что-то сказал? - невнимательно переспросила Зозо.
- Я сказал, что все меня достали. Особенно твой лоботряс со своими фокусами! - обиделся Эдя.
Он наконец окончательно определился с рубашкой и появился из-за шкафа. Теперь, чтобы окончательно стать официантом, ему не хватало только бабочки. Но её он обычно цеплял уже на работе.
- Мой лоботряс? Какие у тебя претензии к Мефодию? - напряглась Зозо.
- Он знает какие! Мои претензии большие, как кит, и серьёзные, как бандитская крыша!
Эдуард неожиданно наклонился и крепко взял Мефодия за ухо.
- Слушай сюда, жертва нетрезвой акушерки! Ещё раз выгребешь у меня из кошелька мелочь - я тебя порву, как грелку, и мне ничего не будет! У меня белый билет! - ласково обратился он к нему, скаля мелкие, как у хорька, зубы.
Эдуард Хаврон был просто патологический жмот. Порой Эдю совсем переклинивало, и он даже на туалетной бумаге начинал проводить фломастером линии, ставя рядом с линией свою подпись. К счастью, это бывало не чаще, чем раза два в год, когда он проигрывался в карты или на игровых автоматах.
- Я не брал, - сказал Мефодий.
- Ты не думай, что я дурачок. Я только в профиль дурачок!.. На сколько кнопок был застёгнут мой бумажник сегодня утром? На две! А я всегда застёгиваю его только на одну! И никогда не задвигаю до самого конца молнию в отделении для мелочи!
- Сам следи за своими кнопками! Мам, твой родственник меня убивает! Я буду одноухий и... ай... уродливый! - сообщил Мефодий, морщась от боли. Дядя очень больно впивался в ухо ногтями. Возможно, белый билет ему дали на законном основании, хотя и взяли за него триста баксов.
"Вот осёл я! Вторая кнопка! Надо же было засыпаться на таком пустяке", - подумал Мефодий.
Ногти на ухе сомкнулись, как клещи.
- Ты всё понял, малявка? Как насчёт дубля? - прошипел Эдя.
- Ай! Отстань, олух!.. Купи себе надувного дедушку! - огрызнулся Мефодий.
- Что ты пропищал? А ну повтори! Повтори, кому говорят! - вскипел Хаврон.
- Мальчики, мальчики! - примирительно захлопотала Зозо. - Может, бросим ссориться из-за пустяков? Ну что, пису пис и всё такое прочее?
Хаврон неохотно выпустил ухо племянника.
- Пису пис! Только пусть зарубит себе на носу: ещё раз поймаю порву! - повторил он.
- В другой раз фигли ты меня поймаешь! - вполголоса сказал Мефодий.
К счастью для него, Эдя уже не слушал. Впрыгнув в одну из пар своих любимых ботинок, он смахнул с них щёткой невидимые миру пылинки и устремился в большой город на ловлю чаевых и удачи.
***
Мефодий и его мать остались в квартире одни.
Зозо Буслаева отложила журнал и задумчиво посмотрела на сына. Обычный двенадцатилетний подросток - во всяком случае, выглядит обычным. Худой, с узкими плечами. Ростом тоже не отличается. В строю на физкультуре среди пятнадцати мальчишек своего класса стоит девятым. Зато как будто ловкий. В футбол играет хорошо, бегает неплохо. Когда надо залезть на канат - тут он вообще первый. К сожалению, стоять девятым в строю приходится чаще, чем забираться на канат.
А внешне... внешне, пожалуй, не без изюминки.
Сколотый на треть край переднего зуба, длинные русые волосы, схваченные сзади в хвост. Уникальность этих волос состоит в том, что Мефодия не стригли ни разу с момента рождения. Вначале этого не делала сама Зозо, потому что ребёнок брыкался, отбивался и кричал как резаный, а затем подросший Мефодий стал утверждать, что ему больно, когда ножницы касаются волос. Было ли это правдой или нет, Зозо не знала, но однажды, лет пять назад, когда она попыталась выстричь прилипший к волосам сына кусок пластилина, то увидела на ножницах кровь, неизвестно откуда взявшуюся.
Зозо Буслаева панически боялась вида крови. Это осталось у неё с детства, когда, порезав кухонным ножом руку, она решила, что истекает кровью. Родителей дома не было. Растерявшаяся Зойка забилась в шкаф и, скуля от ужаса, переживая в своём воображении сотни агоний, просидела там полтора часа, пока не вернулась мать и не распахнула всхлипывающую дверцу. Порез оказался пустячным, однако ужас никуда не ушёл и, один раз поселившись, устроился на постоянное жительство. Вот и тогда, пытаясь отстричь Мефодию прядь с пластилином, Зозо услышала тот ужасный гулкий и настойчивый звук, который бывает, когда что-то капает на линолеум. Зажмурившись, она стояла посреди кухни и ощущала, как кровь заливает ей шерстяные носки. Когда, переборов себя, Зозо всё же открыла глаза - ножницы были совершенно сухими, если не считать маленького бурого пятнышка.
Кроме волос, было в Мефодии ещё нечто, что никак не вписывалось в схему, именуемую "двенадцатилетний подросток". И это были глаза. Раскосые, не совсем симметричные и совершенно неопределённого цвета. Кто-то считал, что они серые, кто-то - что зелёные, кто-то - что чёрные, а пара человек готовы были под присягой поклясться, что они голубые. В действительности же цвет их менялся в зависимости от освещения и настроения самого Мефодия.