Страница 164 из 191
Мальчишка быстро расправился с добычей, с каждым поглощенным им кусочком, Курута ощущает, как наливается силой чужая аура. Это слишком знакомо, он читал о таком в одной из книг... или ему рассказывал сам Саргатанос. В голове такая каша, но он старательно вытаскивает тонкие, грозящие порваться ниточки ассоциаций, закрепляет их, повторяя про себя бездумно, пока вдруг не находит нужную. Ладонь инстинктивно ложится на живот. Он не видит ничего, кроме собственной структуры, но и не должен, коль срок не большой. Но, если отвлечься от мира вокруг, сосредоточиться, то вот оно - темное пульсирующее ядро в самом центре, ниже подреберья, глубоко внутри брюшины. Оно, похоже на закрытый бутон, трепетно охраняющий плотными лепестками свое хрупкое содержимое. Однако, у этого чуда, уже есть собственная аура, душа, и она хочет жить неимоверно, точно так же, как сам Курапика. Он столь погружен в эти ощущения, что не замечает, как подросток уже окончил свою трапезу, за жалкий десяток минут, оставив от жертвы сухую пустую скорлупу, лишенную ауры и соков, которые он поглотил, поддерживая собственное, еще хрупкое, присутствие в этом мире...и существование собственного родителя.
"Привееет", - тянет странно, с незлой усмешкой, нависая сверху. Чужие волосы, как волны тьмы, закрываю весь мир вокруг мгновенно, лишь две пряди у висков отливают золотом в ломком свете луны, проникающей робко в пещеру. Чужие глаза, словно два сияющих рубина с пятнышками тьмы вместо зрачков. Курапика лежит на боку, на холодном камне, а мальчишка опирается на ладони тонких рук прямо сверху, глядя в голубые кристаллы радужек Курута. Блондин не может удержаться от невольной улыбки в ответ - он поднимает ладонь и неверяще касается чужой щеки, скользит по зыбкому шелку кожи, касаясь невесомой путины волос, и существо выдыхает счастливо - его приняли, от него не отказываются. Аура мальчишки на самом деле чудовищно слаба. Но против существа, не умеющего пользоваться ею вовсе - в самый раз, от того, чудовище было съедено им для укрепления собственных сил.
- Привет, - выдыхает Курута, и его безымянное еще дитя опускается сверху, сжимает в осторожных объятьях, едва ощутимых, невесомых, как он сам. Вдвоем им тепло, холод ночи отступает, а боль стихает до приемлемого минимума. Блондин гладит черные, как смоль, волосы, осторожно, касается то чужой макушки, то выступающей цепочки острых позвонков. Он, черт побери, ничего не помнит, но точно знает, что с ним. В старинных рукописях о Древних, о Предтечах, есть несколько пояснений... Все Мастера - существа уже вставшие на путь подготовки себя к изменениям. Они отправляются по этой дороге, понимая, что в конце будут уже совсем не теми, кем являлись раньше. Иное зрение и чувства, другое строение тела, новые способности, слабости. В том числе, тех, кто может добраться до превращения, не так уж много. Как считали древние мудрецы, адепты культа, породившие на свет предков Мастера Саргатаноса и его самого - жизненная энергия, что окружает их, не видит разницы в мужчинах и женщинах. И те, и другие - лишь ее производные, проводники воли, принявшие причудливые очертания в земной плоти. А, следовательно, и тем, и другим, она одинаково дарит возможность породить новую жизнь, поддерживая циркуляцию ауры в мире. Курапика может не помнить самого процесса зачатия, что бы не случилось с его головой, однако это не отменит факта, что он переспал с мужчиной и теперь, сам носит в себе огонек нового рождения. Без разницы даже, кем был тот мужчина - судя по измененному зрению, тело Курута уже перестраивается чтобы его будущее дитя так же родилось не человеком. Оно уже имеет ауру, может управлять ею, пусть это и крохи по сравнению с запасом самого парня. Но эти крохи спасли их от опасности, душа ребенка пробудилась - такие случаи были зафиксированы не единожды. После рождения, малыш не будет помнить ничего, до определенного возраста, а потом воспоминания проснутся в нем. И все же, так странно. Эта ситуация должна пугать, но внутри только сжимается все тепло, и он не может ощущать ничего кроме радости. У него есть семья - самая настоящая, только его.
- Тебе нужно отдохнуть тоже, - шепчет не громко Курапика, в последний раз прикасаясь осторожно к тонкой спине, ровно там, где движется знак паука на чужом теле. В этом символе есть нечто неуловимо-знакомое, близкое, однако, та дорога приводит лишь к еще одному блоку, за которым спрятаны наверняка важные события из его жизни. Мальчишка поднимает голову, глядя на родителя невыносимо сонно, устало. Его вымотало нещадно подобным выходом. Хорошо, что дети Предтеч, имеют в утробе уникальную способность поглощать чужую ауру в случае опасности, или истощения. Потом, это умение пропадает, сменяясь с возрастом на индивидуальную технику. Но сейчас, при малейшем признаке опасности, ребенок мгновенно иссушит окружающую среду, спасая себя и Курута.
- Я не хочу, - упрямо произносит мальчишка, тычется носом в чужую шею, оптом проводит губами по щеке, наверх - к скуле. - Где папа? - бормочет недовольно, жалобно. Он может разговаривать и делать что-то, опираясь на нервную систему Курапики, на его способности к мышлению, но тот бесконечно устал, его мысли путаются и, следом за этим, он не дает связно думать ребенку.
- Извини, - качнул головой парень осторожно. - Я совсем его не помню. Кто-то хорошо поработал в моей голове. - Выдохнул, прижимая теснее сына к себе. Если тот считает себя именно мальчиком - значит им и родится.
- Я помню, - тонкие руки оплетают родителя не хуже лапок паука, пальцы вцепляются крепко в кожу, оставляя полулунные следы от острых ноготков. - Он высокий. И красивый. Самый лучший, - чужая голова опускается на грудь Курута. Гибкое тело медленно истаивает, пропадает, как и второй слой ауры. Курапике снова быстро становится холодно, но теперь, он точно знает, что выберется. Не ради себя, так ради этого странного нежданного, но от того, не менее желанного чуда. Парень сворачивается клубком. Ему отчаянно хочется вспомнить мужчину, чьего ребенка он носит внутри себя, и, проваливаясь в небытие, парень словно видит темные, как небо перед штормом, глаза. Через какое-то время, когда блондин окончательно потерял сознание, в пещеру скользит невысокая тень. Старик, настолько сухой и древний, что его тело скрючилось, сморщилось, будто сушеный фрукт. Он прибыл по сообщению Абенгаге, о том, что тот нашел идеального почти-Древнего, и собирается украсть его у Гений Риодан. Ради этого, мужчина полностью закрыл свою часть поместья от родичей, готовясь принять ценный груз, сорвал наследника с миссии и отправился на место встречи, обозначенное изгоняющим Нен специалистом.
А все для чего? Только для того, чтобы увидеть, как глава Труппы Фантомов утаскивает идиота в свое логово. Специалист облажался с ног до головы. Однако, по тому, что удалось пронаблюдать, можно было точно сказать - ценное существо у этого мусора, он все же увел. И хорошо, если как оговорено, полностью заблокировал память. А еще лучше, если теперь Абенгаге убьют - можно будет самому не марать руки, скрывая концы и самое прекрасное - после смерти этого идиота, снять блоки, станет уже нереально.
С каждым шагом, тело преображалось, будто невидимые слои иллюзий спадали с чужого облика. Когда-то, он так и не смог завершить собственную трансформацию, из-за проклятья, полученного по глупости и самоуверенности, что до сих пор, вязью древнего наречия уродует его тело. Пришлось покинуть родину, потратить несколько веков, чтобы хоть его потомки смогли избежать подобной участи, снова встали на дорогу трансформаций. Увы, что сын, что внук - сплошное разочарование. Они не видят дальше собственного носа, раз и навсегда остановившись в развитии. Предпочитают детские игры самосовершенствованию. Придется взять все в свои руки, зря они списали его со счетов, за старостью лет, даже не подозревая, с кем состоят в родстве. На последнем шаге, никто уже не дал бы ему больше сорока лет. Длинные белые волосы упали гладкой волной на спину, темно-голубые, почти черные глаза, сощурились внимательно, на остром лице с резкими чертами.