Страница 25 из 27
«Труп танцора Ренато перевезен в покойницкую Петропавловской больницы, – сообщала одна из газет. – Рядом с трупом Ренато лежат другие жертвы „эпидемии самоубийств“. Левая сторона его лица до того изуродована, что Ренато трудно узнать. Все, очевидно, быстро забыли несчастного танцора, так как никто из его друзей и товарищей не зашел в покойницкую, кроме какой-то дамы, приходившей с распросами»…
Современники сравнивали Петербург «Серебряного века» с Древним Римом времен упадка. «У всех на уме одно удовольствие, – сетовал в октябре 1911 г. обозреватель „Петербургской газеты“. – Увлечение модой достигло своего апогея. Бросаются деньги сотнями, тысячами, миллионами. И не только богачи-петербуржцы, но и бедняки жадно стремятся к „роскошной жизни“. Роскошь растет, растет с нею и „легкоправность“ общества, нарастает волна общего спада, декаданса. Куда мы идем? Не в пропасть ли?».
Дискуссия о «бесстыдстве»
Обнаженные красавицы на сцене сегодня уже стали явлением обыденным. Однако когда в начале прошлого века нечто подобное происходило на столичной сцене, то вызывало у зрителей настоящий шок. Одной из первых наготу на петербургской сцене стала пропагандировать немецкая танцовщица Ольга Десмонд, которая выступала обнаженной. Скандал был настолько велик, что ее хотели даже привлечь к судебной ответственность «за соблазн».
Выступления Ольги Десмонд проходили в Петербурге летом 1908 г., однако и раньше до столицы доходили новости с европейских театральных подмостков, где уже вовсю развивался «культ голого тела». Неслучайно еще в начале 1908 г. на страницах «Петербургской газеты» разгорелась дискуссия по поводу «бесстыдства в искусстве».
«Во все области искусства за последнее время проник особый жанр – это жанр обнажения всего того, что привыкли считать интимной, скрытой стороной жизни, – утверждал обозреватель газеты. – И не только обнажения, но какого-то любострастного смакования всего этого, копания в таких изгибах нравственности, о которых раньше совестились говорить, а, может быть, даже и думать. Чем же все это обусловилось, к чему ведет?» На этот вопрос на страницах издания отвечали представители петербургской культурной элиты.
Известный государственный деятель граф И.И. Толстой, впоследствии занимавший должность петербургского городского головы, с горечью признавал: «Бесстыдство достигло, действительно, небывалых размеров и в литературе, и в искусстве, и даже в самой жизни». Напротив, академик М.И. Боткин уверял, что «бесстыдство» обречено на скорое исчезновение, поскольку оно является «психопатологическим нарывом» и не приемлется обществом, в котором не наблюдается нравственного падения.
Скульптор Гинцбург также надеялся, что эротическое направление – лишь «ненужный нарост» на теле искусства, который исчезнет с развитием индивидуалистического начала. А вот известный художник, профессор живописи А.И. Куинджи смотрел на происходивший процесс с безысходным пессимизмом. «Явление бесстыдства – это результат падения искусства, – заявил он. – Искусство пало уже и продолжает падать дальше. Я полагаю, что падение настолько глубоко, что трудно говорить о возрождении его, по крайней мере, в близком будущем».
Своего рода итог дискуссии мудро подвел профессор богословия в Университете В.Г. Рождественский: «В общество проник дух отрицания всего существующего: и религиозных форм, и норм нравственности, – считал он. – Началось искание нового. Это искание религиозной и нравственной истины приняло у некоторых уродливые формы: одни создают секты и называют себя архангелами и пророками, другие, извратив нравственные, общечеловеческие понятия, создали культ бесстыдства».
О. Десмонд – зачинательница театральной эротики в Петербурге.
Фото А. Биндера
На берегу канала имени императрицы…
В дореволюционной России проституцию официально легализовали в середине XIX в., во времена правления Николая I. До этого она была вне закона, хотя само явление, конечно же, существовало. Сенатский указ от 20 мая 1763 г. грозил «непотребным» женщинам ссылкой в Сибирь, а устав благочиния 1782 г. карал как проституцию, так и сводничество заключением в смирительный дом сроком на полгода.
По инициативе императора Николая I, ввиду бесполезности наказания и других карательных мер, а также увеличения роста венерических заболеваний, специальным указом императора проституцию в России легализовали, с установлением за ней очень строгого врачебно-полицей-ского контроля. В 1843 г. в структуре Министерства внутренних дел создали специальный орган для надзора за публичными женщинами – Врачебно-полицейский комитет. Легализация проституток имела целью покончить раз и навсегда со всеми беспокойствами, связанными с чрезвычайным распространением нелегальной проституции.
О. Десмонд на открытках нач. ХХ в.
В записке, поданной Перовским и министром юстиции Паниным императору, указывалось: «Существование публичных женщин как зло неразлучное с бытом населения больших городов, по необходимости пользуется у нас терпимостью в известных пределах».
Комитет начал с того, что установил точное число дам легкого поведения в Петербурге. В первые же дни зарегистрировали четыреста «ночных бабочек», которым вместо паспорта выдали «желтый билет». Проституток решили сосредоточить в домах терпимости. Однако в Министерстве внутренних дел вскоре поняли, что всех особ легкого поведения невозможно поместить в закрытые заведения, и разрешили «свободную» проституцию, но одновременно стремились «к внешнему благообразию в этой области».
В 1844 г. министр внутренних дел утвердил «Правила публичным женщинам». В них, в частности, говорилось: «Публичная женщина беспрекословно подвергается освидетельствованию; для сего те из них, которые живут у содержательницы, должны быть непременно в квартирах своих в назначенное для того врачом на билетах дни; а живущие поодиночке обязаны являться в больницу в известные дни и часы». И далее: «В содержании себя публичная женщина должна сохранять опрятность и с этой целиею обязывается: … в) каждую неделю ходить два раза в баню; г) как можно менее употреблять белил, румян, сильнодушистой помады, мазей и притираний».
В дома терпимости принимали только с 16 лет. «Вступление в должность» публичной женщины носило характер добровольный: она сама отдавала в полицию свое удостоверение личности, получая вместо него тот самый «желтый билет» – бланк с указанием имени и рода занятий. Открывать же публичный дом могла особа женского пола в возрасте от 30 до 60 лет, при этом она не имела права держать в своем заведении детей или своих родственников.
Как отмечают исследователи, после легализации проституции Петербург считался лидером в «индустрии продажной любви». В 1903 г. решением товарища (заместителя) министра внутренних дел Н.А. Зиновьева минимальный возраст занятия проституцией повысили с 16 до 21 года.
Петербургским центром лечения и наблюдения за девицами легкого поведения стала Калинкинская больница. Кроме того, в разных частях города действовали смотровые пункты, куда каждая зарегистрированная проститутка должна была приходить дважды в неделю, – там ее осматривали и делали отметку в медицинской книжке. Однако врачебно-полицейская статистика свидетельствовала, что женщина могла «проработать» в публичном доме здоровой максимум полгода. Потом она отправлялась или в упомянутую Калинкинскую больницу, или продолжала «трудиться», награждая своими стыдными болезнями все новых посетителей.
Любопытные материалы, ярко рисующие картины шлиссельбургских нравов конца XIX в., автору этих строк удалось обнаружить в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга. Как оказалось, этот маленький городок вовсе не был тихим и спокойным.