Страница 13 из 14
– О!
Так значит, речь пойдет об этом. А она-то подумала, что ничего более тоскливого, чем рассуждения Френсис, не существует.
– Ты можешь заметить, – продолжала мать, глядя куда угодно, только не на Шарлотту, – что в животном мире разница между женским и мужским полом определяется различиями в их детородных органах.
«Нет-нет-нет!»
Этого нельзя допустить. Шарлотта в отчаянии оглядела комнату – куда бы спрятаться?
– Мама, давай не будем говорить на эту тему.
– Это мой материнский долг.
– Согласна, но только не сейчас.
– Более удобного времени может не представиться.
– Я читала об этом в книгах. У меня замужние сестры. Мне уже кое-что известно о сно…
– Шарлотта! – Миссис Хайвуд остановила ее, выставив ладонь. – Придержи язык, и давай сразу покончим с этим.
Шарлотта, расстроившись, сложила руки на коленях и приготовилась слушать, что последует дальше.
– Видишь ли, у мужчин… как это там… весьма отличается от женского… – Мать помахала рукой, помогая себе. – … Этого самого. И в супружеской постели ему захочется поместить это… – Она опять помахала рукой. – … В твою.
– То есть «как это там» войдет в «это самое».
– В общем, да. А потом…
– А потом исполнение супружеского долга, небольшое неудобство. Ляг на спину и думай об Англии. Я все поняла. Спасибо, мамочка.
Она попыталась встать с кровати и уйти, но миссис Хайвуд снова усадила ее.
– Сиди спокойно!
Шарлотта затихла. Несчастная и молчаливая.
– Я подумала, что обсуждать эту тему будет нелегко, поэтому подобрала кое-какие предметы для иллюстрации. – Мать взяла в руки корзинку, накрытую салфеткой. – Так вот. Ты, наверное, принимая ванну, случайно обратила внимание, что у тебя между ног есть что-то вроде расщелины.
Шарлотта прикусила язык.
Да неужели? И как ей только удалось за двадцать лет существования обратить внимание на такую незначительную особенность?
Впрочем, где-нибудь, может, и есть такая особа, которая не удосужилась познакомиться со своей анатомией ниже пупка. Но кем бы ни была эта бедняжка, Шарлотте вряд ли захотелось бы, чтобы она стала ее подругой.
– Примерно вот такое. – Мать достала из корзинки округлый предмет.
Шарлотта удивилась.
– Это же персик.
– Да. Женские интимные части напоминают персик.
– Почему персик? Почему не орхидея, или роза, или какой-нибудь другой цветок?
Мать неожиданно ощетинилась.
– У персика есть похожая складка. И он того же цвета. И… покрыт пушком.
– Но сходство же неполное, разве не так? В смысле, это просто поэтическое сравнение, потому что, если разрезать кочан капусты пополам, то и там можно найти подходящее…
– Шарлотта, пожалуйста, позволь мне продолжить!
Ей меньше всего хотелось, чтобы мать продолжала. Меньше всего в мире! Вне всякого сомнения, лучше быть выпоротой на деревенской площади, чем выслушивать все это.
Лучше смерть!
Она обхватила себя за плечи, а миссис Хайвуд опять полезла в корзинку.
– Теперь про джентльмена. Очень важно, чтобы ты не испугалась, когда наступит определенный момент. В спокойном положении мужской…
– «Как это там», – подсказала Шарлотта.
– … имеет невзрачный вид, – не останавливалась мать. – Однако в возбужденном состоянии он может выглядеть примерно вот так.
Из-под квадратной полотняной салфетки она достала овощ. Длинный, слегка изогнутый, покрытый глянцевой темно-фиолетовой кожицей.
Шарлотта в ужасе открыла рот.
Не может быть!
Нет, может!
– Баклажан?
– Огурец подошел бы больше, но на кухне его не оказалось.
– Понятно, – ошеломленно произнесла она.
– Вот и хорошо. – Миссис Хайвуд положила свое наглядное пособие на одеяло. – Теперь можешь задавать вопросы.
Вопросы? Ей еще полагается задавать вопросы? На языке вертелся только один: «Что такого я натворила в жизни, раз заслужила это, и не слишком ли поздно для раскаяния?»
Шарлотта закрыла лицо руками. Ей показалось, что она попала в ночной кошмар. Или на отвратительный спектакль. На трагикомедию под названием «Персик и баклажан», которая состояла из одного, но бесконечного действия.
К счастью, у нее было достаточно подруг, Шарлотта прочитала множество романов и обладала здравым смыслом, чтобы уже несколько лет назад понять, что мужчин и женщин соединяет еще и постель. Но если она будет вынуждена выслушивать все это…
Пришлось заключить с собой сделку. Если мать заставляет ее слушать все эти бредни, ей за это придется расплатиться. Существовал единственный способ отомстить. Отнестись к этому серьезно.
Шарлотта подняла голову, приняла торжественный вид и, широко открыв невинные глаза, пальчиком дотронулась до баклажана.
– Это реальный размер?
– Не у каждого джентльмена. У некоторых – меньше. Вообще-то иногда бывает и больше.
– Но, надеюсь, не такие фиолетовые? – Она взяла в руки оба предмета и попыталась соединить их, потом недоуменно нахмурилась. – Каким же образом баклажан окажется внутри персика?
Лицо матери искривилось.
– Персик выделяет нектар, чтобы облегчить баклажану доступ.
– Нектар? Какая прелесть!
– Если джентльмен умело обращается со своим баклажаном, все пройдет не очень болезненно.
– А умелая леди? Разве жене не нужно знать, как сделать приятное владельцу баклажана?
Несколько мгновений миссис Хайвуд не знала, что сказать.
– Джентльменам… Некоторые джентльмены хотят, чтобы… э… им погладили баклажан.
– Погладили? Как погладили? Как котенка? – Положив овощ на ладонь, она кончиком пальца осторожно провела по глянцевой кожице. – Или как приглаживают волосы щеткой. – Резко усилила движение.
Миссис Хайвуд едва не вскрикнула.
– Возьми. – Шарлотта вложила баклажан в руки матери. – Почему бы тебе самой не показать, как это делается?
Лицо миссис Хайвуд побагровело, она запаниковала, и Шарлотта, не удержавшись, звонко расхохоталась, рухнув на кровать. Потом натянула на себя покрывало, чтобы уберечься от ударов баклажаном по голове, которыми награждала ее мать.
– Шарлотта! – Миссис Хайвуд запустила в нее персиком, когда дочь уже подскочила к двери. – И что мне с тобой делать?
– Просто больше никогда не заводи со мной разговор о баклажанах и персиках.
Глава 6
Оглядев себя в зеркале, Пирс промыл бритву в раковине и вытер остатки пены с подбородка.
При необходимости Ридли мог прийти, чтобы помочь ему одеться к ужину. В конце концов, тот числился у него камердинером, и Пирсу, возможно, имело смысл намного чаще использовать его в этом качестве. Хотя бы для вида. Однако за первые годы службы он уже привык бриться самостоятельно. Ему совсем не нравилась мысль, что кто-то посторонний подступится к его горлу с лезвием.
Даже сейчас, будучи опытным агентом, Пирс предпочитал бриться сам. И дело не в том, что он не мог доверить Ридли свою жизнь. Просто ему казалось, что тот не способен побрить его со всей тщательностью.
Когда Гренвилл надел сорочку и принялся застегивать манжеты, какое-то движение привлекло его внимание. Он замер, вглядываясь в отражение окна в зеркале.
Там что-то было. Или кто-то.
Это ветка, сказал себе Пирс. Возможно, вспорхнула какая-нибудь птица или летучая мышь.
На всякий случай Гренвилл постарался ни единым движением не выдать своего беспокойства: продолжая застегивать манжеты, не спускал глаз с отражения в зеркале.
Послышался тихий звук, как будто кто-то скребся.
Дыхание у него оставалось ровным. Между вдохом и выдохом Пирс успел прикинуть, какие предметы в комнате можно использовать в качестве оружия. Во-первых, бритву, которая все еще лежала на стойке умывальника. Затем каминная кочерга – чертовски хороша в качестве дубинки. В крайнем случае можно воспользоваться галстуком как удавкой. Он научился этому одним жарким вечером в Риме.
Но сегодня можно особо не ломать голову. В верхнем ящике умывального шкафчика его ожидал заряженный пистолет. Пусть не так романтично, зато эффективно.