Страница 13 из 27
– Понимаю, – терпеливо произнес Джонс. – Вы подумали, что с ребенком миссис Пайк что-то не так? Например, что он обезображен?
Миссис Корбетт покачала головой:
– Нет, мистер Джонс. Но, если уж на то пошло, согласитесь, трудно не заметить, что маленький Пайк – буквально копия всех Миддлтонов в третьем и четвертом поколении, а чтобы убедиться в этом, достаточно сходить в их картинную галерею, которую открывают по праздникам! И если уж это ничего не доказывает, то я не знаю, что еще нужно!
– Не доказывает что? – спросил Джонс, но миссис Корбетт не могла остановиться. Она покачала головой и продолжила:
– Нет, вы только подумайте, какая наглость! Малышу миссис Пэшен было четыре месяца, а маленькому Миддл-тону – всего три недели! А его мать и отец – как они только не восстали из гроба!
– Значит, вы считаете, что миссис Пэшен подменила ребенка Миддлтонов своим четырехмесячным малышом, а миссис Пайк была в деле и теперь воспитывает молодого Миддлтона как Генри Пайка, своего сына, который на самом деле умер? – уточнил Джонс. – Что ж, вероятно. Подобное уже случалось раньше.
– Да, мистер Джонс, именно это я и думаю, все, как вы сказали. Только не верю, что бедняжка миссис Пайк участвовала в этом. Она такая простодушная, просто дитя природы.
– Но должна же она знать, что Генри – не ее ребенок. Тут особого ума не требуется.
– Конечно, она знает, что это не ее ребенок. Хотя она так доверчива! Только я уверена, что молодого Миддлтона передали ей как сына Пэшен.
– Тогда зачем она прятала его в доме? Если миссис Пэшен решила расстаться со своим ребенком… кстати, а что стало с сыном миссис Пайк?
– Наверное, эта скверная женщина сказала ей, что у нее отберут ребенка, если узнают, что он чужой. А маленький Пайк, полагаю, умер. Вы сходите к этой миссис Пайк, мистер Джонс, и поговорите с ней. Она всему верит. Я в жизни не встречала таких доверчивых людей, ни в одной деревне – а у нас был дом в Эппинг-Форест, пока мы не приехали сюда и не купили трактир. И она обожает этого малыша. Отобрать его было бы жестоко. В том-то и проблема, мистер Джонс. Я не знаю, как лучше поступить. Нельзя допустить, чтобы эта женщина сделала своего сына богачом Миддлтоном, а Генри Пайк остался ни с чем. С другой стороны…
– Даже если так, маленький Пэшен ни в чем не виноват.
– Значит, вы считаете, не следует обращаться в суд?
– Возраст детей ничего не доказывает, да и внешнее сходство вряд ли станет аргументом для суда. Кроме того, маленький Пайк – на самом деле Миддлтон – может быть незаконнорожденным сыном Миддлтона и Пэшен. Вы об этом не думали?
– Но у Миддлтонов родился законный сын, мистер Джонс, и это трудно отрицать. Кроме того, семейное сходство работает с обеих сторон.
– С обеих сторон?
– Да. Генри Пайк похож на Миддлтона, а молодой Миддлтон – как его называют – на Пэшен. Можете не сомневаться, мистер Джонс. Я говорила с людьми.
– Ну, не знаю. Дело сложное, – произнес Джонс, заинтересованный этой историей, но не чувствуя себя вправе давать конкретные советы. – Мне кажется, лучше всего было бы дождаться, когда маленький Пайк повзрослеет, и убедить его заявить свои права. А сейчас, даже если ваши подозрения справедливы, денег ему все равно не видать.
– Понимаю, мистер Джонс. Да, вы правы, надо все оставить как есть. В конце концов, это не наше дело, если не считать того, что правда есть правда.
– Разумеется, ваши показания будут очень ценны, если расследование все-таки начнется, – заметил Джонс, поднявшись с места. – Давайте прикинем. Когда умер Миддлтон, малышу Пэшен, по вашим словам, исполнилось четыре месяца. Младшему Миддлтону в момент смерти его отца было три недели, а сыну миссис Пайк… сколько ему было?
– Ровно два месяца, мистер Джонс. О, я знаю, мы ничего не сумеем доказать, но это просто стыд и позор – лишать мальчугана его прав!
– Да, но если миссис Пайк, как вы сказали, пять месяцев держала своего сына – или, точнее, чужого сына – взаперти, трудно будет найти свидетельства, что подмена вообще имела место. Тут все ясно, как божий день. Скорее всего она подменила ребенка сразу после смерти мистера Миддлтона, а может быть, и до. Он долго болел?
– Все произошло внезапно, мистер Джонс. Конечно, он горевал по своей жене, это естественно, если учесть, что они поженились совсем недавно и это было, так сказать, их первое дитя. Но умереть от горя! Никто не думал, что мистер Миддлтон на это способен. Особенно если вспомнить, как скверно он вел себя с ней.
– Значит, после его смерти проводилось расследование?
– Конечно, нет! Врач написал в заключении, что все в порядке. Тогда это был доктор Кревистер. А теперь доктор Мортмэйн. Очень приятный человек, но помешан на операциях. Когда Джаспер был маленьким, он сказал, что ему надо вырезать гланды, а я ответила, что у нас в семье прекрасно обходились без этого и Джаспер тоже обойдется. Я не верю в операции. «Были побиваемы камнями и умирали от меча», как сказано в Писании. «Не люблю, когда человек вмешивается в дела природы, доктор Мортмэйн, – сказала я, – или когда пытаются насильно исправить то, что исправляет только время».
Глава V
Между таинственным Бердси и преподобным Мерлином Хэллемом существовало полное взаимопонимание относительно того, что на деревенской лужайке необходимо разбить идеально ровное, хорошо подстриженное и тщательно охраняемое поле для крикета.
Крикет совсем недавно приобрел популярность в Саксон-Уолл. По крайней мере, наблюдая за матчем между командами викария и Бердси, Джонс пришел к выводу, что целью принимающей стороны было не столько вывести бэтсменов из игры, сколько полностью их обездвижить. Как деликатно выразился доктор, кулачные бои практиковались в Саксон-Уолл намного раньше, чем игра в крикет.
Ни Бердси, ни викарий не участвовали в соревнованиях лично – как-никак это дело молодых и быстрых, – однако каждую пятницу Бердси освобождал Пэшена от его пастушеских обязанностей и отправлял расчищать площадку для субботних игр. И потом, если после матча Пэшен заглядывал к священнику на кружку пива и просил три пенса за прополку его дорожек, никто не возражал.
Джонс внимательно изучил этого деревенского дурачка и решил, что только он поможет ему разобраться с запутанной историей про детей Миддлтонов, Пэшенов и Пайков. Отнюдь не желание восстановить справедливость в данном деле, а чистое любопытство побуждало его обратиться с расспросами к Пэшену, тем более что он уже начинал скучать в этой деревне, хотя ему не хотелось возвращаться к своему злосчастному роману.
В следующую пятницу Джонс проследил за Пэшеном, когда тот направился на поле для крикета. Он вышел из дома в половине четвертого, проследовал по узкой тропинке, тянувшейся в сторону Гутрум-Даун и, не упуская из виду деревенских крыш, спустился на зеленую лужайку. Там он улегся в тени дуба и стал смотреть, как Пэшен ровняет площадку для игры.
Примерно через полчаса он встал и, отряхнувшись, приблизился к нему. Разрываясь между необходимостью закончить работу и желанием проявить любезность к работодателю своей жены, Пэшен неуверенно застыл на месте, скрестив руки на рукоятке граблей. Наконец он угрюмо качнул головой и поприветствовал Джонса.
– Продолжай работать, – отозвался тот. – Вижу, ты уже почти закончил?
– Да.
Немного постояв, Пэшен снова приступил к делу. Взглянув на его неуклюжие руки, Джонс решил, что при таком темпе работа завершится не скоро, снова улегся на пожухшую траву и накрыл лицо шляпой, чтобы защититься от слепящего солнца. Старые вязы на краю поляны были тяжелы от зноя. Их густые кроны всей массой колыхались на легком ветерке, смешиваясь с синевой безоблачного неба. Сухую землю под деревьями почти полностью вытоптал скот, укрывавшийся в их тени, а окаймлявший лужайку папоротник выгорел и побурел на солнце.