Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 18



Тополь, Эдуард Владимирович

Коктейль «Две семерки» и другие реальные и нереальные истории

© Э. Тополь, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Предисловие

В пору моей журналистской юности я оказался в Мирном, в Якутии, на алмазной фабрике. Она охранялась почище секретной ядерной базы – специально тренированной охраной, бетонным забором с колючей проволокой и КПП, на котором после каждой смены всех работников фабрики раздевали догола и так, голяком, из одной раздевалки переводили в другую, где была их цивильная одежда. То есть, и муха не могла пролететь на эту фабрику или вылететь из нее без специального допуска и пристального досмотра. Но я приехал, вооруженный командировочным удостоверением «Комсомольской правды», а в то время такая «ксива» открывала любые двери – в ней от имени ЦК КПСС было обозначено, что все государственные и партийные органы обязаны оказывать помощь собкору газеты.

Так я получил доступ в алмазные закрома страны, и водил меня по этой фабрике сам начальник охраны или, как теперь говорят, службы безопасности. Вокруг был грохот «грохото́в» – гигантских барабанов, в которых дробилась тундровая порода, окаменевшая в вечной мерзлоте и привезенная на фабрику сорокатонными «Уралами» из алмазоносного карьера – трубки «Удачная». Дробленая порода пересыпалась из одного «грохота́» в другой, всё мельчая и мельчая, а затем – уже в виде порошка и пыли – текла по резиновой ленте конвейера к огромным дрожащим ситам, через которые уходила пыль, оставляя на поверхности сита невзрачные серые рисинки – алмазы.

– Это наш конечный продукт, – гордо сказал мне начальник охраны. – Тут наши мастерицы собирают их в банки, опечатывают и сдают в лабораторию на промывку и калибровку. А из лаборатории цельные алмазы уходят на огранку и в ювелирку, а остальное – технические алмазы, в сверла…

– Так вот они какие, алмазы! – сказал я и небрежно зачерпнул из сита горсть этих «рисинок».

И в тот же миг лица всех мастериц вокруг меня вытянулись и побелели, а начальник охраны, разом побагровев, хрипло выдохнул:

– Замри! Руку не поднимать!

Я удивленно посмотрел на него. Его глаза и глаза всех мастериц цеха цепко, как в прицеле, держали мою руку с зажатыми в ней грязными алмазами.

– Не поднимать! – хрипло повторил начальник охраны. – Медленно открыть ладонь! Медленно!

Я осторожно открыл ладонь, и алмазики высыпались на сито. Вздох облегчения раздался вокруг.

– Вытряхнуть рукав! – приказал начальник.

Я стряхнул рукой, не поднимая ее, чтобы и мысли у них не возникло, будто я мог пару алмазов сбросить себе в рукав.

Краска вернулась на лица окружающих, а начальник охраны снял шапку-ушанку и утер вспотевший лоб.

– Ё-моё! – сказал он. – Вот и пускай этих журналистов! Я б вас не только на фабрику – и в карьер бы не пускал!



Внимание! Дорогой читатель! Сейчас из рукава памяти я высыплю маленькие рисинки событий моей жизни, из которых и состоит мой «Коктейль». А название «Две Семерки» он получил на моем 77-летии, когда я угощал им своих гостей. И поскольку вас, читатель, я тоже считаю гостем на моем дне рождения, то прошу – угощайтесь!

Дом творчества «Болшево» и его обитатели

В 1984 году в Нью-Йорке, вступая в Writers Guild of America, Писательскую Гильдию США, я первым делом спросил:

– Теперь, став членом Гильдии, я могу купить путевку в ваш Дом творчества?

– Куда-куда? – удивились сотрудники Гильдии.

– В Дом творчества.

– А что это такое?

Выяснилось, что никаких Домов творчества ни у писательских, ни у других творческих союзов в Америке нет, поскольку, оказывается, каждый профессиональный писатель, сценарист, режиссер и т. п. имеет там собственный дом или даже несколько домов, вилл, ранчо и дач, в которых он и творит. Меня это ужасно огорчило, и даже когда сам обзавелся дачей, я все равно тосковал по Дому творчества «Болшево», в котором за неимением в СССР вообще никакого жилья прожил двенадцать лет…

– Намедни я был у доктора, – вроде бы негромко, но так, чтобы было слышно и за соседними столиками, сказал высокий, вальяжный и совершенно седой Иосиф Прут, автор трех дюжин советских пьес и фильмов. – Я говорю ему: «Батенька, что-то со мной не то». Ну, он осмотрел меня, как обычно, и говорит: «А вы, мой дружок, уже импотент!» И знаете, с тех пор… – Тут семидесятилетний Прут, участник Первой и Второй мировых войн, выдержал большую театральную паузу, чтобы убедиться, что весь зал заинтересованно повернулся в его сторону. – С тех пор – ну, прямо как гора с плеч!

Зал ответил ему дружно-приятельским смехом. Иосиф Прут, Леонид Утесов, его дочь Дита Утесова с мужем Альбертом и Алексей Каплер сидели у широкого окна с видом на большой запущенный парк, за которым проглядывала узкая речка Клязьма. В реке рыбьей чешуей плескалось утреннее солнце. И это же солнце косыми стропилами света проливалось сквозь высокие венецианские окна в полукруглую столовую подмосковного Дома творчества «Болшево», принадлежавшего Союзу кинематографистов. Такие же дома-усадьбы были в те времена у Союза архитекторов, Союза писателей и Союза композиторов – за неимением собственных дач каждый член такого Союза мог раз в год получить на месяц, а то и на два, недорогую комнату и трехразовое питание в компании узкого круга своих коллег. Но все-таки болшевский дом с парком, в сорока километрах от Москвы, был Домом творчества № 1, поскольку, по официальной легенде, советские кинематографисты получили его в подарок от Иосифа Сталина еще до войны за первый советский кинобоевик «Чапаев». И лишь недавно Борис Добродеев, один из патриархов нашего кино, в своей книге «Мы едем в Болшево» рассказал, что его истинным создателем был Борис Шумяцкий, руководивший советским кинематографом в 30-е годы. «Шумяцкий… сумел заинтересовать Сталина проектом создания “советского Голливуда”… задумал создать под Москвой некую “лабораторию”, где будут зреть дерзкие кинопроекты, рождаться новые многообещающие сценарии и режиссерские разработки – вдали от городской сутолоки и квартирных неурядиц. Так появился Дом творчества в Болшеве. [Позже] Шумяцкий чем-то досадил Сталину и был в 1938 году расстрелян… [его] имя вслух старались уже не произносить».

Но хорошую идею нельзя расстрелять, и задумка Шумяцкого пережила ее автора – именно в этом Доме родились сценарии всемирно известных фильмов «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Чистое небо» и прочих кинокартин, кадры из которых украшали теперь коридоры и фойе этого двухэтажного Дома и трех коттеджей в парке.

Кроме Иосифа Прута, Леонида Утесова и Алексея Каплера, автора фильмов «Полосатый рейс», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» и других, здесь постоянно или периодически обитали Аркадий Райкин, Юлий Райзман, Марк Донской, Григорий Рошаль, Сергей Юткевич, Александр Столпер, Михаил Швейцер, Евгений Габрилович, Александр Галич, Григорий Чухрай, Эльдар Рязанов, Петр Тодоровский, Геннадий Шпаликов, Андрей Кончаловский, Семен Лунгин, Илья Нусинов, Анатолий Гребнев, Феликс Миронер, Валентин Ежов, Эмиль Брагинский, Никита Богословский, Василий Соловьев, Борис Добродеев, Валентин Черных, Станислав Говорухин, Андрей Смирнов, Вадим Трунин, Рустам Ибрагимбеков, Олег Финн и еще несколько десятков бывших и будущих знаменитостей.

«2 февраля 1967 года

Товарищу Марьямову Г.Б.,

секретарю Союза кинематографистов

Уважаемый Григорий Борисович!

В связи с полным отсутствием средств и московского жилья прошу выдать мне в долг из кассы взаимопомощи Союза кинематографистов 120 (сто двадцать) рублей на приобретение месячной путевки в Дом творчества “Болшево” для написания сценария “Открытие” для Свердловской киностудии…»