Коварство и любовь

Ганс передал принцессе советы Ниссы.

– Этот верзила еще и танцует?! – воскликнула пораженная Анна Клевская. – Кто бы мог подумать! Должно быть, под ним трясется пол, когда он скачет туда-сюда в своих пышных нарядах и золотых цепях. – Она даже засмеялась, представив себе танцующего короля.

– Он отличный танцор и весьма грациозен, несмотря на громоздкую фигуру, – заметила Нисса, когда Ганс перевел ей слова принцессы.

– Да? Значит, мне тоже придется научиться быть легкой и грациозной. Да! Я стану образцовой супругой для короля Генриха.

Нисса засмеялась, когда Ганс передал ей то, что сказала принцесса, но она быстро стала серьезной.

– Принцесса должна соглашаться с мнением короля всегда и во всем, но ей ни в коем случае нельзя выказывать нерешительность, иначе ее сочтут слабовольной или станут ею помыкать, чего также допускать нельзя. Король не боится умных женщин, просто хочет их превосходить.

Не успел Ганс перевести эти слова принцессе, как она разразилась смехом.

– Да! Это правда, все мужчины таковы! Думаю, мой брат и король Генрих могли бы отлично поладить. Однако нельзя не задуматься, зачем Господь Бог создал женщину после того, как создал мужчину? Может быть, понял, что совершил ошибку? Есть над чем задуматься, не правда ли, друзья мои?

Второго января принцесса и ее свита отправились в Дартфорд, а королевский двор отбыл в Гринвич. Фраза «она мне не мила!» уже разнеслась среди придворных остряков, которые быстро догадались, что король разочарован в принцессе Клевской. Однако живописец Гольбейн, как и ожидалось, избежал королевского гнева. Он ловко преподнес рассерженному господину – будто бы в честь Нового года – портрет двухлетнего наследника, в алом атласном костюмчике и шляпе, чем и заслужил немедленное прощение. Тем более что мальчик на портрете демонстрировал поразительное сходство с отцом.

К почти всеобщему восторгу, король был в ярости на своего главного министра – Томаса Кромвеля. Вернувшись в Лондон, он в присутствии всего Совета орал:

– Чертов проныра, ты меня обманул! Хотел бы я знать, зачем! Я мог бы получить жену-француженку или датчанку, но нет! Тебя устраивал только союз с Клевскими. Почему? У нее землистая кожа и грубые черты лица. Она высокая, точно каланча! Она вообще здоровенная, пусть и не толстуха. Фламандская кобыла! Что ж, на эту кобылу королевский жеребец не польстится, сэр!

Министры тихонько засмеялись, а Томас Кромвель побледнел. Но он не собирался признавать поражение. Повернувшись к лорду-адмиралу, он сердито спросил:

– Вы ведь видели ее, милорд, но не предупредили короля о том, что она нам не подходит! А я мог полагаться исключительно на донесения. Вы были первым англичанином, который увидел ее воочию. Но вы не сообщили, что она никуда не годится!

– Разве я имел на это право? – возмущенно воскликнул адмирал. – Союз уже был заключен. Я полагал, что эта женщина должна стать моей королевой. Разве мог я обсуждать ее внешность? Может быть, она не совсем похожа на ту даму, что изобразил мастер Гольбейн на своем портрете, однако у нее доброе сердце и учтивые манеры. Это не мое дело – искать в ней недостатки.

Король снова накинулся на своего главного советника:

– Он прав, Кром! Ты недостаточно узнал эту женщину, а теперь мне не остается ничего другого, как жениться и лечь с ней в постель! Она мне не мила! Не мила!

– Но это выгодный союз для вашей милости, – сделал новую попытку Кромвель. – Брак с принцессой позволит вам противостоять союзу Франции и Священной Римской империи.

– Уверен, есть другие пути для достижения этой цели, – тихо заметил герцог Норфолк.

– Другого пути нет, – отрезал Кромвель. – И не может быть повода для расторжения союза. Ранее заключенных брачных договоров у нее нет. Нет и кровного родства между вами. Она не лютеранка, но скорее, как и ваша милость, исповедует доктрину главенства государства над церковью.

– Меня ввели в заблуждение! – зло рычал король. – Она совсем не такая, как мне ее описывали. Знай я заранее, милорды, то не допустил бы, чтобы она приехала в Англию! Теперь мне придется совать голову в петлю, которую ты мне приготовил, Кром. Меня попросту обманули. – Гневным взглядом король обвел собравшихся за столом, но самый яростный взгляд предназначался Томасу Кромвелю, и враги лорда-канцлера поняли, что теперь его дни сочтены. Наконец-таки сын мясника допустил ошибку!

Кромвель встал и сказал:

– В какой день ваше величество прикажет короновать принцессу? На Сретение, как было решено ранее?

Король смерил его гневным взглядом.

– Поговорим об этом, когда я сделаю ее своей королевой, – мрачно ответил он.

Кромвель поморщился, но продолжал:

– Ваше величество, очень скоро нам придется выехать навстречу принцессе, чтобы сопроводить ее в Лондон.

Не сказав больше ни слова, Генрих Тюдор вскочил из-за стола и покинул зал.

– Твое время на исходе, Кром, – дерзнул заметить герцог Норфолк.

– Я верный слуга королевскому величеству, в отличие от вас, герцог Томас, – ответил Кромвель. – И я еще не умер.

Король покинул Лондон и отбыл в Гринвич с огромной свитой придворных. Предполагалось, что они встретят Анну Клевскую и ее эскорт на Стрелковом холме поблизости от Блэкхита, откуда королю надлежало сопроводить невесту в Лондон. Генрих Тюдор спустился вниз по Темзе на барже. Сопровождающие его суда были богато украшены яркими шелковыми лентами, которые весело развевались на холодном ветру. Лорд-мэр Лондона и члены городского совета плыли на собственной барже, которая следовала сразу за королевской.

Анна выехала из Дартфорда, где отдыхала последние дни. Теперь в ее свите оставалась лишь сотня из прибывших с принцессой из Клеве. Две фрейлины-немки говорили по-английски – это были старшая сестра Ганса, Хельга фон Графштейн, тринадцати лет, и его кузина, Мария фон Хессельдорф, которой было двенадцать. Конечно, сестры Бассет их не замечали, зато остальные англичанки с радостью приняли немок в свою компанию. Обе девушки быстро научились играть на лютне, заслужив восхищение Кэт Говард. Бедняжка была весьма обескуражена неудачными попытками обучить музыке принцессу.

– У нее нет слуха, – жаловалась Кэт, потряхивая гривой каштановых кудрей. – Если король услышит, как она играет, боюсь, окончательно воспылает к ней отвращением.

– Зато она быстро учится танцевать, – с улыбкой возразила Нисса. – Принцесса очень грациозна. И за последние дни ее английский стал значительно лучше. Надеюсь, король будет ею доволен.

– Она старается изо всех сил, – согласилась Кейт Кэри. – Какая разница, что на портрете ее изобразили немножко другой?

– Боже правый, – тихо воскликнула Кэт Говард, – какой ты еще ребенок, Кейт, если не понимаешь, что мужчины первым делом смотрят на внешность женщины? Для большинства из них все прочее неважно.

– Надеюсь, не все мужчины таковы, – тихо сказала Нисса.

– Тебе-то не о чем беспокоиться, – ответила Кэт. – Ты самая красивая из нас. Ты похожа на маму?

– У меня ее глаза.

– Говорят, в те дни король был без ума от нее, – продолжала Кэт.

– Тогда ты знаешь больше, чем я. В те дни я была совсем крошкой, да и жила вдали от двора.

Для официального приема принцессы Анны они привезли в Лондон свои лучшие платья. Нисса выбрала бархатное платье цвета бургундского вина, отделанное по подолу и на рукавах мехом куницы. Нижняя юбка, из бархата винного цвета, была украшена вышивкой золотом. К платью прилагалась накидка с капюшоном, подол которой также украшал мех. Капюшон, однако, девушка надевать не стала, аккуратно забрав свои длинные темно-каштановые волосы под золотую сетку. Руки, затянутые в мягкие лайковые перчатки для верховой езды, уверенно сжимали поводья серой кобылки. Прочие девушки тоже были разодеты. Все помнили, как однажды покойная королева Джейн отослала домой Анну Бассет, велев нашить на лиф побольше жемчужин. Фрейлина королевы должна соответствовать высокому статусу своей госпожи. Она ни в коем случае не должна показаться оборванкой!