Страница 108 из 115
В. Альбов в статье «Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова…» также связывал идею рассказа «Черный монах» с поисками писателем «общей идеи». «Только мечта и идеал дает цель и смысл жизни, только она делает жизнь радостною и счастливою. Пусть это будет какая угодно мечта, хотя бы бред сумасшедшего, все-таки она лучше, чем эта гнетущая душу действительность» («Мир божий», 1903, № 1, стр. 103).
Ф. Батюшков утверждал, что автор «Черного монаха», не принимая на веру представлений, выработанных прошлыми поколениями, стремится проверить привычные нормы общественной и индивидуальной жизни. «Мы понимаем теперь, – пишет Батюшков, – почему Чехов так настаивал на относительности и подвижности всяких человеческих норм; они суть только ступени к чему-то высшему, далекому от нас, едва предугадываемому нашим сознанием» («О Чехове». – «Санкт-Петербургские ведомости», 1903, № 26, 27 января).
Во всех отзывах о «Черном монахе» внимание критиков сосредоточивалось главным образом на фигуре центрального героя, значении его галлюцинаций. Все остальные персонажи представлялись второстепенными или, как их назвал Михайловский, «подсобными».
Большой интерес вызвал рассказ у зарубежных исследователей и переводчиков.
Ж. Легра увидел в «Черном монахе» сюжет не для повести, а для романа. Легра писал Чехову 9 июня 1895 г.: «Это целый роман нервозного, образованного русского человека». Вторая часть рассказа показалась Легра скомканной, по сравнению с началом, которое «было довольно широко рассказано». Но для того, чтобы писать роман, Чехов, с точки зрения Легра, должен «изменить значительно свою manière, и писать уже не только мелкими, чудно выработанными фразами», а «больше участвовать» в описываемом. По словам Легра, Чехов-новеллист является «жестоким наблюдателем», в романе же надо наблюдать жизнь «с любовью» (ГБЛ).
7 июля 1898 г. Р. Лонг писал Чехову из Лондона: «Если бы Вы дали согласие на перевод Ваших произведений, я предлагаю перевести „Палату № 6“, „Мужиков“, „Черного монаха“ и некоторые рассказы…» (Н. А. Алексеев. Письма к Чехову от его переводчиков. – «Вестник истории мировой культуры», 1961, № 2, стр. 105).
В 1903 г. в Англии вышел сборник «„Черный монах“ и другие рассказы» («The Black Mouk and Other Tales») (см. А. Л. Тове. Переводы Чехова в Англии и США. – «Филологические науки», 1963, № 1, стр. 145). Этот сборник впервые серьезно познакомил англичан с творчеством Чехова. Одновременно с Лонгом журнал «Review of Revieng» в 1898 г. запрашивал Чехова о переводе и выпуске в свет желательных для издания повестей и рассказов, в том числе и «Черного монаха» (ГБЛ).
Переводчица Е. Конерт писала Чехову в 1896 г. о том, что она познакомилась с его рассказами. В особенности ее внимание привлек «Черный монах», и она просила разрешения перевести его на немецкий язык (ГБЛ).
А. Г. Константиниди уведомлял Чехова 29 сентября 1900 г., что редакция одного греческого журнала, «желая представить своим читателям произведения современной русской литературы в греческом переводе», обратилась к нему с просьбой «выбрать таковые из самых талантливых и выдающихся писателей современной России». Константиниди у Чехова перевел «Черный монах», «Пассажир 1-го класса», «Произведение искусства» и «Скрипка Ротшильда» – «в полной уверенности, что греческая читающая публика оценит по достоинству» эти рассказы (ГБЛ).
Посылая свой перевод «Черного монаха» на чешский язык, Елизавета Била писала Чехову 6 мая 1896 г.: «Мне особенно хочется ознакомить нашу публику с вашими произведениями. Пока я перевела для разных чешских газет почти все рассказы из вашей книжки („Орден“, „Детвора“ и др.) и „Черного монаха“» (ЛН, стр. 749).
При жизни Чехова переведено на английский, немецкий, польский, сербскохорватский, финский, французский и чешский языки.
Бабье царство
Впервые – «Русская мысль», 1894, № 1, стр. 154–189. Подзаголовок: Рассказ. Подпись: Антон Чехов.
Включено в сборник «Повести и рассказы» (М., 1894; изд. 2-е – М., 1898).
Издано отдельно (М., изд. И. Д. Сытина, 1896).
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. VIII, стр. 4–52.
«Бабье царство» было закончено до 25 ноября 1893 г. В письме к А. С. Суворину от этого числа Чехов сообщал о недоразумении, возникшем у него с редакцией «Северного вестника», где настойчиво требовали от него повесть в счет полученного аванса. Чехов вынужден был обратиться к Л. Я. Гуревич с просьбой принять у него аванс обратно. «Сегодня, – писал Чехов, – я получил от Гуревич телеграмму. Просит немедленно выслать ей деньги, так как в субботу предстоит ей большой платеж. А я, как нарочно, написал две повести. Теперь Гуревич скажет, что я нарочно не давал ей ничего, чтобы протянуть время» («две повести» – «Черный монах» и «Бабье царство»).
Существуют разные гипотезы относительно прототипа героини. С. И. Смирнова (Сазонова) записала в дневнике в феврале 1894 г.: «Читала с Н<иколаем Сазоновым> рассказ Чехова „Бабье царство“, где он, по моему разумению, вывел Анну Ивановну Суворину» (ИРЛИ, ф. 285, ед. хр. 23).
П. С. Попов в статье «Прообраз „Бабьего царства“» (в кн.: В творческой лаборатории Чехова. М., 1974) высказывает предположение, что «Бабье царство» навеяно определенными картинами фабричного быта, которые писатель наблюдал в Воскресенске в 1883–1887 годах. Владелица Ивановской суконной фабрики Анна Сергеевна Цурикова после смерти своего мужа, малограмотного человека, стала во главе дела. Сама Анна Сергеевна была женщиной образованной и с претензиями, любила благотворительствовать и была попечительницей той школы, где преподавал брат писателя, И. П. Чехов. К хозяйке фабрики на праздники приходили многочисленные визитеры: местное духовенство, фабричный церковный хор, мастера с фабрики и т. д. Чехов не был лично знаком с Цуриковой, но знал жившего на фабрике учителя С. В. Соловьева, бывал у него, посещал и фабричного фельдшера.
Сохранились черновые наброски к рассказу «Бабье царство» (см. т. XVII Сочинений). Из этих записей видно, что первоначально Чехов задумал произведение, более широкое по объему материала. Действие рассказа должно было продолжаться дольше, чем одни сутки, как это стало в окончательном варианте. Так (судя по черновикам), адвокат бывал в гостях у Анны Акимовны не менее двух раз. Первоначально был задуман образ Сливы, наперсницы или компаньонки Анны Акимовны, с которой она ездила в ресторан, в отдельный кабинет. Не получили развития и намеченные в записях сюжетные линии, касающиеся взаимоотношений Сливы с Лысевичем и лакеем Мишенькой. Упомянутый в черновиках некий Каницын, с лентой Станислава, которого адвокат называет «Ваше превосходительство», очевидно, в дальнейшем получил фамилию Крылин. Значительно большее место по первоначальному замыслу занимали в рассказе Пименов: в черновиках имеются его рассуждения о благотворительности и бедных, есть намек на то, что Пименов знал об отношении к нему Анны Акимовны. Записи, касающиеся Анны Акимовны, тетушки Жужелицы, пошли в рассказ, но иногда в значительно измененном виде.
Слова адвоката Лысевича «Милая, читайте Мопассана» и «Читайте, читайте Мопассана!» напоминают высказывания А. И. Урусова, адвоката, литературного критика, близкого знакомого Чехова. Урусов, обожавший Флобера, однажды, давая автограф, написал под своим портретом по-французски «Читайте Флобера!», что явилось, по воспоминаниям Т. Л. Щепкиной-Куперник, предметом шуток Чехова (Чехов в воспоминаниях, стр. 318).
Готовя рассказ для сборника, Чехов сделал небольшие исправления: изменил в некоторых местах пунктуацию, произвел сокращения. Во втором издании сборника правка также была незначительной. При включении в собрание сочинении Чехов сделал небольшие стилистические поправки.
Отзывы первых читателей были разноречивы. В. В. Билибин восторженно отозвался о рассказе в письме к Н. М. Ежову 17 февраля 1894 г.: «„Бабье царство“ мне очень нравится. Это глубоко задуманная и мастерски выполненная вещь…» («Вопросы литературы», 1960, № 1, стр. 105). Высоко оценил «Бабье царство» И. И. Горбунов-Посадов в письме Чехову от 5 февраля 1894 г.: «…написано прекрасно»; «Все лица его <рассказа> стоят передо мной как живые и наводят на печальные и строгие размышления. Прекрасно приведено у Вас, что мир рабочих, мир придавленной силы все вдали, как бы не является на сцену, но все время чувствуется» (ГБЛ). Иным было отношение А. И. Эртеля, который писал Гольцеву 2 февраля 1894 г.: «…Опечален я был „Бабьим царством“ Антона Павловича: кропотливая канитель, в которой основной мотив рассказа потонул без возврата. Так „скулить“ (по выражению Тургенева) дозволительно Григоровичу, но зачем же Чехову-то это понадобилось? А между тем вещь могла бы быть очень интересной, если бы не этот культ подробностей и нравственного безразличия» (Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 93).