Страница 5 из 7
– Что же он делает?
– Зайдите потихоньку, посмотрите сами…
Юлька заглянула в дверную щель. Два карапуза, пыхтя, строили на ковре город из кубиков, девочки играли в дочки-матери. Ее ребенок сидел на стульчике, смиренно сложив ладошки на коленях и уставившись в одну точку.
Она распахнула дверь. Увидев маму, Русик встрепенулся.
По крыльцу сада спускались люди. Юлька сдерживалась изо всех сил и все-таки не вынесла раздирающей ее боли: крепко обняв сына, зажмурила глаза и беззвучно закричала:
– Прости, Росинка, прости… Мы с папой тебя любим, мы тебя больше никуда не отдадим. Господи, спаси и сохрани моего ребенка! Господи, спаси и сохрани!!!
Марина сошла с трапа и, волоча огромную сумку, бьющую по ногам, поспешила в сторону встречающих. Алешка выбрался из толпы, бросился на шею.
– Мой мальчик! – Марина обняла братишку, с острой нежностью ощутив тонкие ключицы и ребрышки. Уткнулась в висок с голубой прожилкой, вдыхая знакомый молочный запах. Обняла отца и замерла. Хотелось подольше задержать чувство защищенности и покоя.
Ехали домой молча. Безмолвие сейчас было красноречивее слов. Можно просто сидеть, обняв рукой Алешку, вторую руку положить на плечо отцу. Наговориться успеют и потом; теперь важнее прочувствовать единение родства, когда все делится на троих и понимается без слов.
На миг показалось, что вот-вот навстречу выйдет мама, шурша полами шелкового халата, раскинет руки, готовые обнять, приласкать дочку. Марина зажмурилась, готовая отдать все на свете, чтобы это было именно так… Чуда не случилось. Мама кротко улыбалась с портрета в черной рамке.
Не желая расставаться с мечтой, Марина с детским упрямством бросилась распахивать двери комнат. Мама незримо присутствовала в вещах, которые покупала, к которым прикасались ее мягкие руки. Почудилось, что в большой комнате, где висел ее портрет, еще не выветрился горький запах лекарств. И снова, в который раз, молоточком в висках забилась чудовищная, непостижимая мысль – мамы больше нет.
Заплакал Алешка. Отец обнял детей, и они долго стояли так, не в силах оторваться друг от друга.
Улеглись хлопоты, связанные с приездом. Марина что-то чистила, скребла, стирала, стараясь все переделать за короткие студенческие каникулы, оставить на долю отца как можно меньше забот.
– А к тете Зое когда поедем? – однажды спросил Алешка, блестя глазами. Потянул за рукав отца: – Папа, ну когда?
Взгляд отца метнулся в сторону:
– Потом, Алешка, подожди…
– Что за тетя Зоя? – хмуро спросила Марина за ужином.
Фарфоровая чашка, маленькая в крупной руке отца, жалобно звякнула, встретившись с блюдцем.
– Папка, ты что – предатель?
…Алешка тихо посапывал в кровати. Стыл чай. Отец говорил медленно, трудно, тщательно подбирая слова:
– Мама всегда останется в моем сердце… Я любил ее… И люблю… Дочка, поймешь ли?.. Ты знаешь, работа у меня сменная, Лешка оставался один… Он темноты боится… Восемь лет – ребенок же совсем… Я приходил утром и находил его спящим в шкафу с зажженным фонариком. В школе на уроках спит, говорят. Ему нужна мама. А тут друзья случайно… познакомили меня с Зоей. Зоей Александровной. Лешка не сразу привык. Но она хорошая женщина, вот и оттаял…
– Случайно, говоришь? – хмыкнула Марина.
Закипала обида на чужую тетку, посмевшую вторгнуться в их постепенно налаживающийся после смерти мамы мирок, где было место только трем близким душам.
– Я переведусь на заочное, я сама Алешку подниму, я…
Отец шутливо, как в детстве, щелкнул ее по носу, передразнил:
– Последняя буква в алфавите. Пока твой папка жив, учиться будешь только очно. А когда окончишь, осталось-то недолго, так сразу квартиру продадим и поедем на родину мою. Давно ждет отчий дом. Вместе поедем: ты, я, Алешка… Зоя…
– Здорово ты за меня все решил! – Марина неловко взмахнула рукой, и на белой скатерти расплылось желтое чайное пятно. – Представляю, как приятно мне будет жить в твоем доме с чужой теткой!
– В нашем доме, – мягко поправил отец. – А Зоя… Ты полюбишь ее, когда узнаешь ближе.
– Никогда! Никогда! Никогда! – задыхаясь от близких слез, Марина швырнула дверь кухни.
Короткие каникулы пролетели незаметно. Отец к тяжелому разговору не возвращался.
Марина ждала посадки на рейс, нетерпеливо оглядываясь в поисках отца и Алешки, обещавших приехать чуть позже. Когда из такси вместе с ними вышла незнакомая женщина, к горлу подступил ком. Неприязненно пробежавшись по смущенному лицу, скромному костюму, Марина отвернулась и едва процедила:
– Здравствуйте.
Женщина успела всунуть ей в руки пакет, Марина машинально схватила и побежала, облегченно вздохнув: объявили посадку на рейс. Уже в накопителе обнялась с родными, заручившись обещанием отвечать на письма, и даже взглядом не удостоила чужую тетку, смиренно стоявшую рядом.
Марина решила оставить пакет со всем его содержимым в первой же урне, как только выйдет из самолета. Пакет нагрел ей бок: в нем было что-то теплое, духовитое. Осторожно, будто там могла лежать бомба, Марина отвернула бумагу и увидела румяные пирожки. В желудке заурчало, и она, мысленно оправдываясь, надкусила поджаристый пирожок.
Вдруг вспомнилось: мама стоит у плиты, пушистая прядка выпала из-под косынки и касается ямочки на раскрасневшейся щеке. На сковородке скворчит масло, в блюде растет гора золотистых пирожков. Мама строго смотрит на Марину:
– Перестань хватать. Все сядем, тогда и поешь!
Но Марина знает, что мама редко сердится по-настоящему, и быстро убегает, схватив добычу, – самый загорелый, самый поджаристый пирожок. Мама со смеющимися глазами шутливо замахивается кухонным полотенцем…
Подруги не могли узнать Марину, с такой кипучей энергией она бросилась в водоворот событий, в учебу, общественные дела и чуть ли не в разгул. Бегала на дискотеки то с одним ухажером, то с другим, меняла их, как перчатки, держа, правда, на цветочно-шоколадном расстоянии… Марина изо всех сил старалась не думать о «предательстве» отца.
И снова каникулы! Сердце защемило, когда в иллюминаторе появились голубоватые горы и словно в их бережной горсти – родной белый город.
Отец предупредил о том, что не сможет встретить: как раз сегодня отправился получать машину по целевому чеку. Туда и обратно далеко ехать. Вернется, наверное, только дня через три…
Ура, своя машина! К осени, когда папка будет в отпуске, возьмут палатку и поедут втроем рыбачить и собирать грибы-ягоды туда, куда никто еще не добирался!
Марина открыла дверь своим ключом, и на шею кинулся Алешка:
– Я ждал-ждал, заигрался и вдруг забыл! А ты – вот!
Братишка подрос, со скул почти сошла детская припухлость, этакий маленький мужичок. Как всегда, Марина уткнулась ему в висок:
– Мой мальчик!
Оставив Алешку распаковывать подарки, она колдовала на кухне – хотелось приготовить что-нибудь домашнее, подзабытое, умопомрачительно вкусное. С удивлением подбежала к двери, услышав трель звонка, гадая над вариантами: телеграмма от папы? Так быстро? Подруга, вызнавшая об ее приезде? Алешкины друзья?
На пороге с тяжелой сумкой стояла чужая тетка. Марина придержала дверь и почувствовала злорадство, увидев смятение на лице женщины, напрасно дернувшей ручку.
– Здравствуй, Марина, – тетка тяжело опустила сумку, отерла пот со лба. – Я вам тут… Алешеньке продукты немного собрала. Огурчики, пирожки… Он их любит…
– Спасибо, – пробормотала Марина, через порог принимая полную сумку, разом оттянувшую руку. Снова притворила дверь, оставив узкую щель.
– Что-то еще?
– Нет, нет…
Дверь захлопнулась. Сухо щелкнул язычок замка, сверху накинулась цепочка. Марина бессильно привалилась к двери. Сердце царапнул коготок жалости: тетка ехала издалека с тяжелой сумкой, а я даже отдохнуть не пригласила…
– Это была тетя Зоя? Почему ты ее не пустила?
Марина не могла смотреть братишке в глаза. И вдруг разозлилась: