Страница 34 из 36
Костер прогорел и только изредка помигивал тлеющими угольками, вокруг некоторых пыхало голубенькое пламя, тут же падая.
«Да-а…» Кто сказал? Или вовсе и не сказал – тяжкий вздох вырвался из чьей-то груди.
Уже к вечеру путники прибыли в алас Кытыя. Старик Дархан, копавшийся на подворье, долго вглядывался в направлявшихся явно к нему незваных гостей и не мог никак узнать: кто бы это мог быть? Хопто нехотя поднялся и, вероятно, вспомнив о своей обязанности облаять новоприезжих, лениво взбрехнул несколько раз, затем завилял хвостом: увидел знакомого человека.
Черканов познакомил Дархана с Лосем.
– Старче, по-старинному он – улусный голова, по-нынешнему – председатель райисполкома. Фамилия у него интересная, звериная: Лось, что значит Сохатый. Звать: Платон Остапович.
– Такая хорошая фамилия не может не понравиться, – улыбаясь, Дархан крепко пожал протянутую руку Лося. – Не чета твоей. Сохатый– не черкан[26].
– Ты неправ, старый. Такой уловистой снасти, как черкан, еще надо поискать. Особенно встарь, когда о железных капканах и не слыхивали.
Дархан и Намылга засуетились: часто ли наезжают столь уважаемые и дорогие гости? Беда, негде было бы принять и нечем потчевать– есть все, чего душа ни пожелает. И за красною речью дело не станет.
– Старче, уж не больно ли щедро ты начал раздавать налево-направо свои исконные земли, а? – вперил в Дархана суровый взор свой Черканов, подняв чашу с кислым молоком.
– Как это? – испугался Дархан. Не понял шутки.
– А кому ты уступил долину Харгы?
Дошло до старого. Но не принял ласковой шутки, нахмурил седую бровь.
– Небось сам радостно трубил, что обнаружено золото. Похоже, там постарались твои любимые золотокопатели. Они же побывали и выше – на Туруялахе.
– Хе, я привык уже, что в конце концов любая вина падает на мою голову, – снисходя и прощая слабых и сирых, находящих виновника в лице великого, не жалеющего ради их счастья ни здоровья, ни сил, ни самой единственной жизни, печально ответствовал Тит Турунтаевич. Добавил же неожиданное, сути затеянного разговора как будто и не касаемое: – Не известно еще, как и когда впоследствии аукнется это нашествие… – Приспустил набрякшие веки.
Зачем сказал? Да и что именно? Ничего как будто особенного. Но Дархан, чуток стариковский слух, сердце и того более, уловил в голосе что-то вроде тревоги и удивился.
– Ну, будем надеяться, все будет благополучно. – Привычно перебирая пальцами редкую бороденку, Дархан постарался успокоить и гостей, и себя. – Советская власть распорядится, как лучше.
Лось все время больше помалкивал. Если и высказывался, нахваливал пир и хозяев пиршества…
Нет, не понять не вкусившему блаженства отдохновения, какое испытывал теперь Платон Остапович, смутно сознавая, что пробудился-таки. Трапеза была, несомненно, излишне обильна. Хозяева в грязь лицом не ударили, а гости не чванились…
У-ух! Как только не задохнулся ночью? Духмяный аромат неведомых трав и цветов витал в полумгле помещения, где Лось сейчас находился, где, само собой, и почивал. Приглядевшись повнимательнее, уже не сомневался: спальня – амбар, ложе – дровни. И… возликовал: «Мать честная! Да что же это со мной творится? Где я?» – И не спешил ответить, смаковал предчувствие того, что явится, что еще более озарит. И не выдержал. «Не в детстве ли?» (Нужно ли говорить о сеновале и прочем? И без слов ясно. Пожалуй что, и яснее.)
Откинув пышущий жаром тулуп, бодро вскочил с саней. Пошарил вокруг глазами: где-то тут должен быть и Тит Турунтаевич. Где же он, родной человек? Вторые дровни были пусты. В приоткрытую щелку двери сочился призрачный свет.
Платон Остапович выбрался из амбара наружу. И снова ощутил волю.
Но что это? Ночь – не ночь, утро – не утро. Небо стояло высокое-высокое, и отовсюду струился мерцающий матовый свет. Изредка на опушке леса всщебетнет полусонная птичка. Где-то на озере квакнет лягушка. У дымокура, источающего тоненькую струйку дыма, закрыв глаза и пережевывая жвачку, безмятежно дремала корова; ее глубокий, утробно печальный вздох разносится далеко окрест. Обрадованно подскочил пес, замахал-завилял хвостом: признал за хорошего человека.
Среди редкого березняка, стоящего посреди луговины, Лось заметил, как что-то мелькнуло. Похоже, человеческая фигура. «Не Черканов ли бродит?» Размашисто зашагал туда.
– Тит Турунтаевич! – никого не обнаружив в березняке, громко воззвал. И еще раз, шутейным окриком. Мало ли что, и взрослому человеку иной раз охота сыграть в «казаки-разбойники». – Ти-ит Турунтаеви-и-ич! Ку-ку!
– Ку-ку! – ответили откуда-то сверху.
Лось от неожиданности споткнулся о кочку, едва удержался на ногах: «А-а?.. А!»
С неба опять заговорило:
– Черканова тут нет. А это я – Чаара!
«Какая еще Чаара?.. Чары?..» Чиркнуло зарницей и погасло в мятущемся сознании Платона Остаповича. «Меньше надо…» – мелькнуло вслед. Недодумалось: чего меньше-то?
– Взгляните наверх, Платон Остапович! – подсказал нежный голосок.
«Откуда знает мое имя?» Впрочем, это было не самое удивительное. Послушно поднял голову.
В седловине, какую образовывали два разошедшихся в разные стороны толстых сука огромной березы, болтая ногами, сидела прелестная девочка. Лось узнал ее незамедлительно: старикова внучка! Он еще и обратил внимание, как она резвым челноком сновала вчера (или еще сегодня?) между амбаром и домом, – помогала готовить застолье. Значит, ее зовут Чаара! Вчера поинтересоваться было как-то недосуг.
– Рыбой угоститесь? – не подозревая о пережитом гостем, как ни в чем не бывало спросило небесное создание. – Дедушка велел, чтобы я подала вам, когда проснетесь. Или будете ждать Черканова?
– С этим позже, – вяло и хмуро отвечал с земли печальный Платон Остапович. – А где Тит Турунтаевич?
– Ушел вместе с дедушкой осматривать стадо. Во-он туда, – сунула пальчиком куда-то в белесые сумерки. – Дедушка и на ночь останется там. А Черканов скоро должен вернуться. Это я его поджидаю.
– Чтобы угостить рыбкой? – Про себя подумал: «Господи, значит, еще все-таки ночь? Пора бы и привыкнуть к белым полярным ночам…», заодно и пожурил себя.
– Нет. Чтобы спросить.
– Это о чем, если не секрет? – Доброе расположение духа, кажется, помаленьку возвращалось. Недавний страх, уже отлетевший, вызывал улыбку. Только ведь кому расскажешь? «Хотя отчего бы нет когда-нибудь, когда буду уже на пенсии?»
– Почему секрет? – Некоторое время Чаара серьезно смотрела сверху на Платона Остаповича. – Кстати, про это должны знать и вы. Ой! – всполошилась вдруг. – Так же нельзя разговаривать: вы – на земле, я – на дереве… Давайте я сойду лучше.
– Не надо сходить! – Бедовый мальчишка взыграл в Платоне Остаповиче и полез на соседнюю березу.
– Осторожнее! Ой!.. Осторожнее же! Расшибетесь в… – И правильно, что недоговорила.
– О-го-го!.. Ну, видела? – Пыхтя и обливаясь потом, Лось уже восседал верхом на толстом суку. – Теперь разговор будет происходить на высоком, так сказать, уровне. Слушаю вас!
– Черканов сказал дедушке, что здесь, на нашем Джэнкире, будет организован прииск, образуется отделение совхоза, возникнет новый поселок. Когда это произойдет?
– Когда? – назвать точный срок Лось затруднился.
– Через пять-шесть лет?
– Ну, за это время-то – конечно! Успеем. Обязательно даже. Может, и раньше.
– В таком случае после университета – прямо сюда!
– Кем же нам ждать вас?
– Врачом.
– Приезжайте. Милости просим.
Чаара легко и быстро, словно белочка, соскользнула на землю. Раскинув руки, плавно закружилась:
– Как все чудесно: и земля, и небо!..
Платону Остаповичу представилось, будто он, вознесенный на волшебных крыльях этой молочно-белой ночи, невесомо и стремительно летит над просторами прекрасной земли, которую можно бы сравнить только со сказочной страной олонхо, полной чудес и тайн. Он ощутил в себе такую мощь и волю, какие теперь позволяли ему творить невозможное. Прежде – невозможное. Всю его душу, все существо его объяло страстное желание эти мощь и волю, которые он почуял в себе, без остатка направить только на приумножение добрых дел, хороших поступков, благородных мыслей. И если бы дано ему было десять жизней, все до последней посвятил бы тому, чтобы эта чудесная земля с каждым днем, с каждым годом расцветала пышней и краше, чтобы люди на ней жили еще более счастливо.
26
1 Черкан – небольшая снасть; нечто вроде деревянного капкана.