Страница 11 из 36
Дархан хлопотливо, как гном, только что без смешного красного колпачка с кисточкой, возился-копошился в тени деревьев на ровной, довольно просторной лужайке.
Как хорошо, что сейчас дедушка показался Чааре «гномом» – это утешило ее, на время примирило с чем-то неизбежным, неотвратимым, чему нельзя противостоять и с чем нельзя спорить, а можно только плакать. Такое чувство у иных мелькает иногда, когда глядят на заход солнца – неужели оно может не взойти завтра? Но солнце не зависит от человека. Ему нет дела до наших переживаний: ни до страха, ни до благодарности.
Чаара, уже совсем превратившись в обычную девочку, прошептала:
– Дедушка…
Неизъяснимый ужас, испытанный ею только что, отлетел. Перед нею был ее, самый настоящий, дедушка. И это она подарила ему бессмертие, приобщив к сказочному лесному народцу. Угадать, что там он будет своим среди своих, – ей ничего не стоило. Так получилось само собой.
Завидев внучку, Дархан приподнял навстречу подбородок с редким пучком седых волос и обнажил в приветливой улыбке редкие осколки изъеденных старых зубов:
– Голубушка, уже прибежала? – Из-под приставленных ко лбу козырьком ладоней приметчиво глянул на солнце. – Времени-то вон сколько ушло. Я хвастался, что угощу свежей рыбой, а сам-то и вершу еще не проверял.
– Мне не к спеху, дедусь. Чем ты занят?
– Разве не видишь, развожу дымокур для своих подопечных. Им двух-то не хватает, вот и устраивают они тут целые сражения – пыль столбом да рога трещат.
Словно в подтверждение этих слов за спиной раздался оглушительный гром. Не небесный – звук шел не сверху. Точно скалы столкнулись. Два бычка, пыхтя и сшибаясь лбами, начали натужливо теснить друг дружку. Свежий дерн так и рвался под пружинящими ногами. Вдруг один оступился в глубокой выбоине, осунулся, потерял равновесие, и в этот момент противник ударил его рожками в бок.
– Ой-ой! – испуганно вскрикнув, Чаара схватила деда за рукав.
– А ну, перестаньте!.. Не бойся, ничего им не будет, – успокоил внучку Дархан. – Они резвятся, играют, тоже ведь еще дети…
И верно, через некоторое время драчуны как ни в чем не бывало встали рядышком, шея в шею, принялись миролюбиво и деловито пережевывать жвачку.
Дедушка начал втыкать вокруг курящегося дымокура в землю тонкие длинные колья, соединяя их вершинами наподобие сплетаемой новой верши.
– А это зачем?
– Загораживаю, чтобы эти бестолковые шалуны ненароком не наступили ногой в костер. Потерпи, милая, я сейчас, кончу быстро.
Затем Дархан прорыл лопатой вокруг костра неглубокую канавку.
– Идите сюда. Я же соорудил для вас новый дымокур! – крикнул бычкам, кучно столпившимся вокруг прежних дымокуров. – Стесняются, что ли, бесенята… Голубка, иди-ка, шугани их сюда, несмышленышей!
Покончив с дымокурами, дед с внучкой подошли к шалашу на опушке леса, сооруженному из лапника и сена в аккурат между двух лиственниц.
– Внученька, ты бы сбегала к озеру за водой. А я пока схожу к речке проверить вершу.
– Дедушка, я тоже хочу с тобой.
– Ладно, идем вместе. – Сделав несколько шагов от дымокуров, Дархан обратился к подскочившему Хопто – А ты оставайся. Оставайся тут, Хопто. Понаблюдай за озорниками.
Хопто – вот уж льстец так льстец! – умоляюще закрутил хвостом, жалобно заскулил. Зря старался: неумолимый Дархан так строго взглянул на него, что огромный пес, виновато опустив голову, счел за благо поплестись восвояси.
Всю дорогу шли молча. Дедушка нес за плечами берестяной тымтай[14] для рыбы, подцепив его крючковатой палкой за витую волосяную веревку.
Вершу Дархан поставил в небольшом, со стоячей водой заливчике, заросшем густой зеленой травой и накрытом глухой шевелящейся тенью от вершин деревьев, сквозь которые не мог пробиться ни один солнечный луч.
Словно только их дожидалось, на пришельцев жадно и яростно накинулось остроклювое облако.
– А ну-ка возьми, внученька! Иначе не справиться с этими кровожадными разбойниками, – заметив; что та из последних силенок отбивается от набросившегося комарья, Дархан протянул свою махалку из конского хвоста. Его самого комары почему-то не трогали.
– Ой! – Чаара звонко шлепнула себя ладошкой по голой ноге – прожгло точно каленой иглой.
– Голубушка, будь потише… – Дархан привлек к себе внучку и ткнул впереди себя корявым пальцем с неправдоподобно толстым ногтем. – Посмотри-ка вон туда…
– Что там?
– Вон… вон…
– Ничего не вижу, деда. Вода…
– Ты смотри не только поверху, старайся вглядеться и в глубину… Ну вот, хорошенько приглядись-ка вон туда, куда направлен мой палец. Вот так, вот так… Видишь, там рыбки плавают… Подплывают к горловине верши и уходят назад. Знаешь, почему? Их беспокоят наши тени. Видишь теперь?
Чаара, щуря глаза до боли, стала пристально вглядываться в темно-зеленую воду и – вдруг, совершенно неожиданно для себя – различила стайку небольших рыб с темноватыми сверху спинами. Они осторожно подходили к самой верше, но в последний момент, как по команде, разлетались прочь врассыпную.
– Кто это, дедунь?
– Хариусы. Вот самый крупный из их породы – так называемый «гривастый». Я тебе приготовлю его жаренного в зеленом листе. Ела когда-либо подобное?
– Ннет…
– Вот и попробуешь, внученька. А пока давай на время отойдем.
Они отошли чуть в сторонку, притаились в тени за деревьями. Вытягивая шею, Чаара пыталась что-либо разглядеть отсюда, но кроме черного, поблескивающего зеркала воды, на котором мельтешили и порхали бабочками блики, ничего увидеть не удавалось. Дедушка сидел молча и спокойно, привычно выставив вперед подбородок. Казалось, он дремал.
– Подошел-таки…
– А ты откуда знаешь, дедушка? – Чаара не то чтобы обиделась, но немного расстроиться было все-таки отчего: дедушка с полузакрытыми глазами видит, а она…
– Приглядись повнимательней, как там вода рябит…
Ну это-то она и сама видела: поверхность воды вблизи верши едва заметно морщилась, только не знала, что это значит.
– Есть! – воскликнул Дархан и хлопнул себя по бедрам. Он придержал за руку вскочившую было внучку. – Не спеши. Пусть он там побьется, убавит прыти.
Чаара принялась отчаянно стегать себя махалкой.
– Дедушка, комары!
– Ну, тогда поспешим.
Забредя в воду по колено, Дархан снял с верши два деревянных гнета, разбросав их по обе стороны, зацепил деревянным крючком снасть за можжевеловый обруч и неторопливо вытянул на более мелкое место. Едва он осторожно приподнял нижний обруч верши, вода кругом сильно забурлила. Осторожно сняв головки верши зажим, Дархан запустил внутрь руку, выудил несколько крупных хариусов и выбросил их подальше на берег.
– Нам троим, с бабушкой, хватит?
– Не зна-аю.
– Пожалуй, хватит, – словно сомневаясь, несколько раз подряд заглянув в вершу, наконец произнес Дархан и, не торопясь, вывалил остальную добычу в воду.
– Зачем, дедушка?! – только и успела Чаара воскликнуть. Дархан не удостоил внучку ответом, прищемил головки верши зажимом, вдвинул снасть на старое место, придавил сверху гнетами и не спеша подошел к Чааре, по-прежнему приплясывающей и отбивающейся опахалом от полюбившего ее комарья.
– Недовольна, что рыбы мало оставил?
– Нет, что ты…
– Зачем тогда вскрикнула даже, когда я выпустил оставшихся рыб?
– Это так, невзначай.
– Это как «невзначай»? Ты смотри, какая уж вымахала, а?
– А разве Вылавливают для того, чтобы тут же выбрасывать обратно?
– Я не выбрасываю, голубушка. Я отпускаю их на волю – пусть нагуливают тело, пусть растут. Негоже нам без конца зерить, уповая, что в бесчисленных реках и озерах златочешуйчатых косяков нам никогда не перечерпать. Надо брать в меру – лишь то, чтобы наесться разок. Надо понимать, нынешняя молодь через небольшое время расплодится в десяток, сотню, тысячу крупных рыбин… Нарви-ка мне, сыччыый, вон той зеленой отавы.
14
1 Тымтай – овальный сосуд из бересты.