Страница 18 из 68
Не ожидавшие нападения войска Джамухи ушли в горы, где начавшийся не ко времени обвальный ливень смыл большое число лошадей и людей в ущелье. Оставшееся войско, разбившись на пять частей, спасалось бегством: найман Кучулук-хан бежал по Южному Алтаю в сторону Улуу-Таас, мэркиты со своим предводителем Хуту, сыном Тохтоо-Бэки, бросились к Селенге, ойураты во главе с Ухудшу-Эки спрятались в лесу Сиксис, Чедю-батыр с тайчиутами бежал вниз по реке Онон. Джамуха в великом гневе догонял еще недавно подвластных ему людей, грабил, отбирал лошадей…
– Кто выиграл в результате этого заговора? Мы, по крайней мере, не проиграли, – улыбнулся Тэмучин.
– А что Джамуха сделал с детьми не покорившихся ему тойонов рода чонос?! Убил всех, а потом велел сварить тела в сорока чанах! Он – вместилище злых духов! Только могила его исправит! – высказывал накипевшее сдержанный Мухулай.
– Да, но после всего этого несколько племен вместе с мощными урутами и мангытами окончательно порвали с ним и присоединились к Чингисхану.
– Они бы и без того перешли к тебе: к тебе тянутся потому, что даже в самые шаткие, неясные времена в твоем сердце не перестают биться сердца предков.
Чингисхан усмехнулся невесело, подумав о долгих путях-дорогах, которые научили его примирять силы свои с веками. По молодости он тоже был горазд рубить сплеча там, где не надо было и саблю доставать из ножен, не очень-то оглядываясь на старцев-мудрецов. Как же, казалось, они могут о чем-то судить, если не понимают силы свистящей стрелы, которой в их молодости просто не было?! Но свистящую стрелу теперь может сделать каждый мальчишка, сила ее обычна, а закон, по которому народ превращается в людей длинной воли, все так же начинается с исполнения заветов!
Может быть, именно в этом их сегодняшнее различие с Джамухой: побратим остается таким же пылким, лихим парнем, каким был в юности.
Когда Джамуха помог ему бежать от тайчиутов, им всего-то было по шестнадцать! Правда, они казались себе очень взрослыми – такие испытания, ну, просто жизнь за плечами!
Добрались тогда до зимника у подножия горы Бурхан-Халдын, у излучины реки Сангыр. Вдруг непогода разыгралась, ливень хлестанул, смывая все на пути: Боги оберегали беглеца. Прошло десять дней, двадцать, небо так и не собиралось проясняться. Сидели вдвоем почти безвыходно в сурте, благо, были запасы сушеного мяса. Время тянулось медленно, томительно – Тэмучину после колодок и это было за счастье, Джамуха же чуть не выл от тоски! Начал вдруг мастерить лук – да такой отменный лук у него получился, словно человек был рожден для этого ремесла! Не выдержал, несмотря на страшный, бушующий ветер с дождем и градом, пошел охотиться. Первой же стрелой сразил оленя – ликовал до безумия! Стал жарить мясо, протягивал лучшие куски Тэмучину, как это делал отец, когда совсем маленьким брал его на охоту. С годами делаясь все более жестоким в боях, Джамуха не изменился в быту. А сколько они тогда переговорили!
– Так медленно тянулись дни, а вот уже и лето проходит! – удивлялся Джамуха. – Только что была весна, я ждал ее наступления всю зиму, а скоро опять зима…
– Для нас конец лета всегда был радостью, – усмехнулся Тэмучин.
– Почему?!
– Летом нам житья не давали тайчиуты, а осенью и зимой, в слякоть и в стужу, они нас оставляли в покое.
– Придет время, – блеснула ярость в глазах Джамухи, – мы покажем Таргытаю! В норе он будет у нас сидеть, как мышь!
– Сначала я отомщу его псу Еджи-батыру! – сжал кулаки Тэмучин. – Это он одел мне на шею колоду.
– Тэмучин! Скоро я возглавлю всех джаджыратов, в твое племя входит много родов…
– После гибели отца они стали жить каждый по себе.
– Как ты мог собрать мальчишек в наших детских потасовках, так должен племя свое собрать воедино! Мы с тобой будем всегда вместе – вместе мы станем непобедимы!
Эх, если бы оправдался тот юный порыв Джамухи… Молодецкая жажда первенства и неуемная удаль помешали ему окончательно стать под знамена Чингисхана: едет – куда взбредет, воюет – с кем хочет, в общем, вольный человек. И наверняка еще летает во сне, тогда как он, Тэмучин, даже в забытьи ползает, ощупывая каждый поворот, встречную преграду, вымеряя движения. Джамухе можно позавидовать, если бы это не был удел вояки, пусть и непревзойденного, но хорошо видящего лишь поле того боя, на котором идет сражение… Джамуха должен быть в его войске.
Так решил Тэмучин, закончив разговор с Мухулаем словами:
– Что бы Джамуха ни делал, какие бы проступки ни совершал, старцы говорят, что степь без Джамухи станет тусклой.
Боги были благосклонны: зима в тот год явила себя настоящей защитницей Тэмучинова рода. Ветер, снежные бури, наледь позволили жить спокойно, без опасения внезапного налета тайчиутов. Правда, пришлось потуже подтягивать пояса, ибо большую облавную охоту в такую пору не устроишь, а за лето, которое для молодого хана прошло то в колодах, то в бегах, сумели сделать небогатые запасы. Впрочем, сиротам к голоду не привыкать…
Вдруг однажды собаки известили о приближении чужака. Караульные заметили одинокого всадника на пегом коне с двумя пристяжными лошадьми, навьюченными, словно волы, поклажей. Что бы это могло быть? Не иначе как подвох? Стражники нацелили копья.
– Я Хо-хо-хорчу, – всадник не то заикался, не то у него рот свело от холода, – меня по-послал Д-Джамуха с провизией!
С каким благоговением люди принимали, брали в руки, будто дар Божий, сушеные творог и мясо, муку… Оказалось, что и сам Хорчу приехал к Тэмучину в услужение навсегда: Джамуха послал его как главный подарок.
Дело было так.
Хорчу приснился сон, что он стоит у обочины дороги, которая нитью прошивает всю великую степь. А по дороге с грозным ревом идет громадный бык. Увидел он Хорчу и заговорил человеческим голосом: «Боги сотворили и отправили на Землю великого человека, который станет повелителем правителей и поставит мир на его настоящее место. Те, кто будет рядом с ним, – возвеличатся, те же, кто пойдет против него, – опрокинут свою чашу жизни!..» Услышав это, Хорчу крикнул ему, не заикаясь: «Скажи, кто он?! Назови имя его?!» Подобно раскату грома, прозвучал ответ быка: «Запомни и расскажи другим! Имя, данное ему от роду, – Тэмучин! Боги же назвали его – Чингисхан! Запомнил, дурачина?! Станешь служить ему, будешь иметь тридцать жен!..»
Доселе Хорчу никогда никаких снов не видел вообще. Поэтому, проснувшись, он был ошарашен. Более всего его удивляло, что Тэмучина он встречал в жизни всего один раз, да и то мельком: когда тот бежал от тайчиутов, Хорчу держал для них с Джамухой сменных лошадей. Может, он и про сон этот странный никому бы не поведал, но уж очень хотелось иметь тридцать жен, тем более что пока ему, нескладному, неказистому заике, ни одна женщина без жалости не улыбалась.
Джамуха посмеялся от всей души, когда Хорчу пересказал ему сон.
– Спасибо, потешил! – вытирал слезы веселья Джамуха. – Ну, если с Тэмучином у тебя будет тридцать жен, то у меня тебе нечего делать! У меня ты и трех жен не заведешь. Придется тебя подарить Тэмучину. Жалко, конечно, терять такого воина, да что делать?! Когда приедешь, первым делом расскажи свой вещий сон и спроси, да твердо так спрашивай, нешуточно: мол, как ты, насчет тридцати жен не забудешь, когда этим-то станешь, повелителем правителей?! Положите ему, – крикнул Джамуха людям, – побольше еды, а то у этого владыки повелителей с голоду можно опухнуть!
Так Хорчу оказался в стане Тэмучина.
Вечером, когда потомки великих ханов, переживающие не лучшие времена, собрались в ожидании ужина, приготовленного из гостинцев Джамухи, Хорчу поведал свой вещий сон.
Все улыбались, слушая, кивали головами, как это всегда бывает, когда речь идет о чем-то несбыточном, вздыхали благодушно. Только Тэмучин сидел со странной тоской в глазах, все более отдаляясь ото всех, отстраняясь, так, что в какой-то миг Хорчу показалось, будто в сурте больше никого и нет, кроме самого хана. Хорчу даже в собственном присутствии усомнился – пощупал себя, дабы проверить, существует ли он еще, и вскричал: