Страница 16 из 68
Хан обвел военачальников пытливым взглядом и улыбнулся:
– Да, их больше, они сильны. Мы должны быть быстрее и предусмотрительнее. Поручаю вам к вечеру решить: где может располагаться ставка? Я сказал.
– Ты сказал, мы услышали.
Хан сидел в окружении братьев, когда в самый разгар спора тихонько вошел старик – порученец – и шепнул ему на ухо, что пришли тойоны. Хан выпрямился в знак окончания разговора и медленно поднялся. Братьям явно не понравился такой исход разговора, но они повиновались, также молча встали, склонили головы и вышли.
Хан понимал: увидев у сурта орды – у штаба – трех тойонов, братья обидятся еще больше, поняв дело так, что он им не доверяет. Что поделаешь: многие родственники услышанное в сурте орды начинают разносить по округе, кичливо гордясь близостью к хану… Так что известными становятся не только грядущие дела, но и еще не выношенные планы…
А в нынешние времена это недопустимо!
По виду тойонов было понятно, что они пришли с готовым решением.
– Сомнений нет: если найманы будут знать, где ставка, то первым делом постараются захватить ее, – сказал Мухулай. – Нужно спрятать ставку, перевезти так далеко, чтобы противнику было не добраться. Хотун Ожулун высказала идею создания северной ставки. Самые подходящие для этого места – леса и горы на берегу Богатого озера – Бай Кель.
– Дорога туда трудна не только для найманов, но и для нас. А главное: там опасность грозит с востока, от хоро-туматов, – выразил сомнение Хубулай.
– О месте нахождения ставки не должен знать никто, – заявил Джэлмэ.
– Но как можно тайно перебраться в далекие края многочисленной ставке? Тем более что найманы наверняка через своих доверенных лиц установили слежку за каждым нашим шагом?! – заинтересовался предложением последнего хан.
– Маленький зверь делает запасы в нескольких местах, заяц петляет и путает следы… В степи мы поднимем такую кутерьму, при которой никто не сможет понять, что происходит – куда движемся, зачем?! – Джэлмэ уже не мог сдерживать восторг от собственного плана. – В самых разных концах степи мы развернем… пять ставок! Распространим заведомо ложные сведения, слухи – попробуй разбери, какая из ставок настоящая! Пока найманы будут гоняться за этими призраками, ставку орды можно будет переместить в любые дали, так, что и следа ее не найти.
– Хорошо, – улыбнулся хан сдержанно, но не скрывая радости. – Кого вы предлагаете тойоном ставки?
– Усуна, – сказал Хубулай. – Старик лучше других знает местность и привычен к переходам. Ему также можно смело поручить всю организацию по отправке людей для северной ставки.
– Верно.
Старый Усун, еще не ведая о своем назначении, с утра объявил, что у него предчувствие дальней дороги. Ночью ему снилось, будто он мчится меж каменных громадных гор на быке, подобно хоринцам. Пестрый бык под ним молод и скор, а впереди бежит пегий пес.
Проснувшись, он с тревогой подумал: «Неужели это знак близкой смерти?»
К своему изумлению, Усун, в сотнях боев глядевший в лицо смерти, на этот раз, лежа на топчане в своем сурте, испугался. Одно дело умереть героем, защищая свой народ, другое – от старости… Что поделаешь, он и в самом деле немало пожил, даже люди, как со временем все острее и ранимее начал замечать старый воин, перестают с ним считаться, принимать всерьез.
«Пора, наверное, отказаться от мэгэнейства, передать свою тысячу более молодым…» – приходил к выводу Усун.
Пока он пребывал в подобных раздумьях и сомнениях, вдруг явился тойон джасабыл, передал приказ хана срочно явиться в ставку.
«Вот и все, – забилось сердце старого воина, – сейчас объявят, мол, спасибо тебе, послужил, хватит, передай мэгэн молодому человеку – и на покой. Будешь, конечно, помогать ему советом, подсказкой. Отдыхай!»
И хоть только что Усун сам собирался отказаться от мэгэнейства, а прямо вот не продохнуть стало от участи такой. Но невозможно же отрицать явное: глаза не так зорки, уши не столь чутки…
По пути старик все вздыхал, а верный конь, словно сердясь и споря с хозяином, все фыркал недовольно и мотал головой.
– Ты кому прекословишь?! – тихонько шлепнул коня по макушке Усун. – Или ты тоже считаешь, что старый Усун отвоевался и теперь даже его конь может ему указывать?! Нет уж, брат, прости, со своими мыслями я пока еще справлюсь без тебя! Вот помру – ждать тебе недолго осталось, – тогда и фыркай.
Скакун на эти слова опять недовольно оскалился, заржал и понесся во весь опор.
– Ну вот, только мне с тобой и осталось, что по степи скакать, ровно мальчишка!
Так, как бы в споре с конем, мэгэней Усун прибыл в ставку.
– Почтенный старец, – встретил его хан взаимным поклоном, – в заботах давно не видел тебя. Но я никогда не забывал о твоих заслугах, о помощи твоей в трудные времена. Благодарю, что помог мне увеличить сократившееся войско, сгустить поредевшие ряды…
Сердце Усуна окончательно обмерло: хоть он и ждал этого благодарного прощания, но все-таки надеялся… Крепок же он еще на самом-то деле, многим молодым не тягаться с ним!
– Мой вещий хан! Дозволь сказать?!
– Говори, говори…
– Не сочти, что слишком много возомнил о себе. Но считаю, что всей своей жизнью оправдал имя Усун-Туруун – Долгое Упорство, данное мне моим дядей Хоомпур Хосууном – признанным вождем рода усун, известного своим упорством, стойкостью, правдивостью, никогда не спотыкавшегося на твердом месте, – выпалил на одном дыхании старик. И продолжил, словно пытаясь опередить ответ: – Хоть и согнуло мою некогда прямую спину неумолимое время, не так остр глаз и чутко ухо, рука не столь тверда, как прежде, но голова моя ясна и молода душа! Поверь, я еще могу делом и правдой послужить великому роду монголов!
Хан даже опешил от такой горячей тирады обычно молчаливого и неторопливого старца.
– Меня радуют твои слова, почтенный Усун-Туруун, – улыбнулся вождь. – Действительно, в эти тяжелые времена я хочу поручить тебе очень трудное дело, поэтому и выбрал тебя. Правду говоря, у тебя и без того много хлопот: командовать сразу тремя мэгэнами под силу не каждому молодому тойону! Понимаю это, но не нашел более подходящего человека для этого задания.
Старик приободренно насторожился. Глаза его засияли.
– Великий хан, – опустился Усун на одно колено, – только слово молви: велишь сгореть – пойду в огонь, утонуть – прыгну в реку! Род усунов вовеки отличался верностью и упорством!
– Я, Чингисхан, назначаю тебя, Усуна-Турууна, главой ставки. Я сказал!
– Ты сказал! Я услышал!
Старый воин молодецки вскочил. Повернулся было к выходу из сурта, но вдруг остановился во внезапной оторопи: до него, кажется, только сейчас дошел смысл нового назначения.
– Но разве справится старик с такой должностью? – в полной растерянности обратился к хану Усун.
Хан и все тойоны, находившиеся в сурте, громко рассмеялись.
– А ведь только что хорохорился, будто все тебе по силам, – сказал Джэлмэ. – Ничем не можем тебе помочь: указ хана. Так что теперь ты сам можешь давать распоряжения…
– Тебе нужно срочно решить вопрос о подчиненных, подобрать писаря, посыльных. Время не терпит, – перешел хан на серьезный лад. – Потом тебе предстоит долгий переход.
– Когда в путь?
Тойоны вновь невольно заулыбались юношескому пылу старика.
– Тем же утром, как получишь приказ, – залучились в улыбке зеленовато-голубые глаза хана.
Усун-Туруун возвращался в стан очень гордый собою.
Вдруг конь его, фыркнув, опять затряс головой. Старик, словно бы протрезвев, понял, что радоваться нечему, на самом-то деле он попал в передрягу, если не сказать, в беду… Какой, к шайтану, с него тойон ставки?! Ему с усунами-то управляться было не по силам! А жизнь в ставке с огромным количеством людей и богатств такая запутанная и сложная, что не только руководить, он разобраться в ней не мог!.. Там же, считай, ни одного простого смертного нет: все родовитые, не говоря уже о том, что придется жить рядом с братьями, детьми и женами самого хана! Управлять ими! Вот попал так попал на старости лет по глупости своей!