Черные люди

- Попробуй Акцио, - хрипло проговорил Гарри, и Гермиона даже не сразу узнала его голос.

Палочка оказалась в кармане. Гермиона достала ее, и на самом краешке сознания мелькнула мысль о том, что даже палочка теперь лежит в руке неправильно, словно чужая.

- Акцио страницы книги, - Гермиона неуверенно повела палочкой, и чуть не вскрикнула, когда ворох листов пронесся по воздуху, разрезая шелестом, показавшимся оглушительным, тишину.

- Сработало, - без энтузиазма резюмировал Гарри. – Попробуй Люмос, Гермиона. Эта темень как будто выедает всю душу изнутри.

- Люмос, - Гермиона, окрыленная удачей, взмахнула палочкой, но чуда не произошло. – Люмос. Люмос. Люмос Максима!

Ее шепот перешел в крик, а крик оборвался на всхлипе. Гермиона снова чувствовала спиной дыхание тьмы и того ужаса, что в ней прятался. Она ошибочно понадеялась на то, что Гриффиндорская гостиная, всегда теплая и уютная, защитит ее от этого мрака, что здесь она будет в безопасности. Но она ошиблась. Мрак просочился во все щели замка, занял каждую, даже самую маленькую комнатушку, и теперь никто и нигде не был в полной безопасности. Тьма поглотила весь свет, даже тот, что создавался чарами, и Гермиона опять ощутила непреодолимое желание бежать, как можно дальше, искать укрытие от этой наползающей тьмы, которая обволакивала ее своими липкими черными лоскутами. Гермиона передернула плечами, стремясь сбросить это ощущение, но оно лишь усиливалось. Она неосознанно махнула рукой, сжимавшей палочку, которая тут же отозвалась заклинанием. Раздавшийся звон разбитого стекла оповестил о том, что заклинание нашло себе мишень. Ею оказалась небольшая вазочка, стоявшая на каминной полке, и теперь она осыпалась на ковер грудой осколков. Гермиона бессильно испустила полувздох-полувсхлип и опустила руки.

- Потише можно? – рявкнул кто-то с лестницы, и сверху раздался оглушительный хлопок двери, от которого все трое вздрогнули. Одновременно с ним за окнами грохнул гром и полыхнула молния.

- Они еще не знают, - догадалась Гермиона. – Они не знают, что не все заклинания работают.

- Да какая разница, - пробормотала Джинни.

- Прости? – Гермиона повернулась туда, где, предположительно, была Джинни.

- Какая разница, работают глупые заклинания или нет? – повторила Джинни, чеканя каждое слово. – Какая теперь разница, когда мой брат умер?

- Он не умер, - выпалила Гермиона и почувствовала, что к горлу подступает отвратительный ком.

- Гермиона, - голос Гарри звучал хрипло, но была в этой хрипотце своеобразная мягкость. – Я понимаю тебя, Гермиона. Мы все должны понять друг друга. А еще нам лучше поспать. Идите к себе.

- Нет, - отрывисто сказала Гермиона, а Джинни, будто потратив все силы на слова, только мотнула головой.

- Вам нужно поспать, - повторил Гарри, и Джинни сдалась. Она поднялась из кресла и побрела к лестнице. Молния осветила ее фигурку, поставившую ногу на нижнюю ступеньку. Гермиона качнула головой, хотя и не была уверена, что Джинни ждет ее. В груди защемило еще сильнее. Гермиону не покидало ощущение, что Рон тут, рядом с ней, что он просто засиделся в кресле – или это она слишком рано собралась уходить. Еще секунда, и он вскочит с места, бросится к лестнице, чтобы потом пропустить Гермиону вперед. Но Рона в гостиной не было. Не могло быть. «Рона нет и никогда больше не будет», - выстукивали по карнизу огромные черные капли. Гермиона беспомощно обвела взглядом гостиную и посмотрела на замершую на лестнице Джинни, которая безразлично глядела словно сквозь Гермиону, куда-то в стену позади нее, а то и еще дальше. Постояв так еще с минуту, словно додумывая какую-то мысль, Джинни повернулась и медленно пошла наверх, в спальню.

- Ты тоже иди, - выдохнул Гарри.

- Нет. Не могу. Ей нужно побыть одной, а я, - Гермиона попыталась сглотнуть тот тугой ком, что стоял в горле. – Я все равно не усну.

Гарри не ответил, лишь молча зашуршал мантией, укладываясь в кресле. Гермиона повернулась на звук и просто глядела в темноту, сама не понимая, что она хочет там увидеть. Глаза уже почти свыклись с отсутствием света. Пока в гостиной были Гарри и Джинни, она не заостряла на этом внимание, но теперь, когда Джинни ушла, а звук мерного дыхания спящего Гарри смешался с шумом ливня за окном, осознание обрушилось на Гермиону словно гранитная глыба. Она уже могла различать в темноте очертания предметов. Она привыкла к отсутствию света, и теперь ее захлестнул страх того, что она и сама сольется с этим мраком, станет его частью, что мрак поглотит ее душу, как поглотил последние искры света, оставив лишь колючие молнии за окном. Гермиона принялась бродить по гостиной, ощупывая предметы, что попадались ей на пути, надеясь хоть чем-то занять руки – и мысли, только бы не думать. Она собрала осколки вазы, но восстанавливать не стала, а просто заставила их исчезнуть с помощью Эванеско. Не понимая, что она делает, Гермиона подошла к креслу, в котором обычно сидел Рон, облокотилась на его спинку и стала поглаживать обивку, совершенно не обращая внимания на то, что по щекам текут горячие, почти обжигающие слезы. Гермиона никогда раньше не замечала, что ткань обивки кресел была такой мягкой, что ворсинки так приятно могут гладить пальцы, что по краям спинки ворс более упругий, нежели ближе к ее центру, а в самой середине спинки ворса практически не осталось. Сколько поколений учащихся откидывали голову на эту спинку после тяжелого трудового дня – не сосчитать. Она точно помнила лишь одного. Того, кто сидел в этом кресле еще утром, устремив еще сонный взгляд в камин. Того, для кого она грела это кресло, читая книгу. Того, кого она ждала с тренировки. Пальцы нащупали какой-то волос на спинке, и Гермиона протянула его между пальцами. Длинный и непослушный, этот волос принадлежал ей самой. Она смахнула его на пол и вернула руки на спинку кресла, почти маниакально шаря по ней пальцами, сама не понимая до конца, что ищет. То ли домовые эльфы так хорошо выполняли свои обязанности, что проводили уборку не только по ночам, но еще и в то время, пока все на занятиях, то ли была другая причина, но Гермиона внезапно поняла, что она ищет. Чего она не находит на обивке кресла. Волос. Подсознательно она надеялась найти хоть один рыжий волосок. Зачем – она даже не задумывалась, почти в отчаянии шаря руками по спинке и не находя его. Гром, сотрясший окрестности и заставивший стекла жалобно дребезжать, словно отрезвил Гермиону, и она шарахнулась от кресла, будто бы оно могло ее обжечь. На улице сверкнуло так ярко, что Гермиона повернулась к окну, в неистовой, инстинктивной тяге к свету, к тому единственному источнику, что у нее остался.

За окном бушевала самая натуральная буря. Тучи были такими низкими, что, казалось, небо готовится обрушиться на Хогвартс. Черные, с темно-серыми прожилками, они казались сделанными из гранита, тяжелого и холодного, способного похоронить под своей массой их всех. Ветер, гулявший по окрестностям, можно было назвать скорее ураганом. Он гнул практически до земли вековые деревья Запретного леса, и они стонали под его напором. Те, что были уже не в силах гнуться, ломались с оглушительным треском, ничуть не уступавшим грохоту грома. Гермиона стояла у окна, она смотрела на лес издалека и сверху, но все же вздрогнула, когда практически на самой опушке леса переломилась пополам огромная ель и покатилась к Черному озеру. Гермиона проводила ее взглядом и зябко поежилась, когда ель обрушилась в воду, подняв фонтан брызг, которые на несколько мгновений рассеяли темно-серую дымку тумана, что клубилась над озером. Этот туман Гермионе совершенно не нравился. Он не просто стелился над озером. Он казался живым, он поворачивал в сторону замка, несмотря на боковой ветер, и он двигался. Движение его явно не зависело от ветра, он будто хищник, крался к замку, и Гермиона поняла, что теперь точно не сможет спать, пока не закончится этот жуткий дождь. Какое-то странное предчувствие обуяло ее. Казалось, стоит закрыть глаза, и этот туман укроет тебя своим антрацитовым саваном, выпьет из тебя все соки и превратит в тяжелую гранитно-черную тучу. Стоило только подумать об этом, как паника захлестывала с головой, вспенивалась на коже, толкала в спину, заставляла ноги подкашиваться, а руки – дрожать. Гермиона вцепилась в холодный камень стены, чтобы не упасть, и хотела отвести взгляд от окна, повернуться к стихии спиной, но не смогла, будто бы буря черно-серых красок загипнотизировала ее. Так она и смотрела на туман, что дюйм за дюймом сползал с озера, двигаясь к замку, медленно и неумолимо. Он закручивался внутри самого себя в маленькие вихри, и от них на непроницаемой угольно-черной глади озера появлялись небольшие воронки. Холодное липкое чувство враз поглотило Гермиону, она ощущала, что туман уже вползает в ее сердце, уже клубится там, хотя и не дошел еще до замка.