Страница 4 из 9
— Идем, — буркнул он. — Я не знаю, насколько уязвимы души в этом мире, но простыть все равно не хотелось бы.
Лестрейндж фыркнула и поплелась за ним, проклиная на чем свет стоит Невилла, Орден Феникса, погоду, поезд, станцию и ожидающий впереди город.
Невилл с тоской глядел на покосившиеся деревянные дома, черные от влаги, пропитавшиеся ею настолько, что, казалось, можно нажать на стену и из нее польется вода.
— Что это за место? — с презрением спросила Лестрейндж, морща нос от прелого запаха, которым пропитался даже воздух над поселением.
— Не знаю, — Невилл осматривал небольшие домики, среди которых черным обелиском выделялось высокое, скрученное всеми ветрами строение. — Как ты думаешь, это может быть гостиницей?
Лестрейндж демонстративно отвернулась, видимо, не желая ничего с ним обсуждать.
— Пойдем, хотя бы спросим, где можно остановиться, — Невилл протянул ей руку, и Лестрейндж нехотя вложила пальцы в его ладонь.
Ступеньки скрипели и грозились вот-вот развалиться под ногами путников. Лестрейндж попыталась взяться за перила, но они качнулись так, что она предпочла схватиться за Невилла. Дверь перед ними распахнулась сама по себе, как будто боялась, что рассыплется в труху от неосторожного прикосновения. Невилл отступил, пропуская Лестрейндж вперед, в темный, пыльный, провонявший плесенью зал.
За засаленной до черноты стойкой стоял старый, обрюзгший бармен, оглядывая пустые столы мутным взглядом. Завидев Невилла с Лестрейндж, он хмыкнул и отвел взгляд.
— Добрый день, — наполовину вопросительно произнес Невилл, желая привлечь внимание бармена.
— Добрый? Ты на улице был, мальчик? — хохотнул тот. — Или поезд теперь останавливается у дверей гостиницы?
— Смешно тебе? — рявкнула вдруг Лестрейндж. — Комнаты у тебя есть? Я продрогла до костей.
Бармен вздрогнул и бросил ключ на стойку.
— Эй, мы что, должны жить в одной комнате? — брезгливо поморщилась Лестрейндж.
— Комнаты только на двоих, — буркнул бармен и отвернулся.
— Нет-нет, погодите, нам нужно две разных комнаты, — Невилл тронул его за плечо, разворачивая к себе.
— Все занято, — отрезал бармен. — Или так — или никак, выбирайте.
Невилл с Лестрейндж посмотрели друг на друга, и каждый ожидал, что скажет другой, какое решение он примет. Бармен сверлил их взглядом, вынуждая принимать решение поскорее и не отвлекать его от созерцания пустого зала.
Лестрейндж отвела глаза, как будто ей не было никакого дела до того, где она будет ночевать, и уже, похоже, собралась провести ночь за столиком.
— Лестрейндж, — сиплым от долгого молчания голосом бросил Невилл, — ты идешь?
Маленький, рыжий от ржавчины ключик лежал в его ладони. Она поморщилась и побрела за Невиллом к лестнице.
Скрип половиц резал уши, глаза почти ничего не различали в полумраке коридора, освещенного тусклыми газовыми рожками. Дыхание Лестрейндж, шедшей позади, было похоже на хрипы дементоров, отчего Невиллу казалось, что она высасывает из него силы. По обе стороны коридора тянулась цепь разбухших дверей, которые, наверняка, не открылись бы ни изнутри, ни снаружи. Невиллу было неприятно думать, что им самим вскоре предстоит быть замурованными за такой же дверью, но поделать с этим он ничего не мог. «Разве что, — думал Невилл, — поскорее исправить ее, чтобы как можно меньше пробыть в этом месте. Хотя, — короткий взгляд назад, на Лестрейндж, крадущуюся на носочках по коридору, — нужно, чтобы она хотела исправиться. А это практически невозможно».
Одна из дальних дверей распахнулась с оглушительным треском, и Лестрейндж за спиной у Невилла взвизгнула от неожиданности.
— Да тут весело! — расхохоталась она, и чуть ли не бегом бросилась к распахнутой двери.
Комната была маленькой, даже можно было сказать, крошечная. Узкое высокое окно почти не пропускало света, с потолка свисали клочья паутины, припорошенной пылью. Кровать была застелена серыми от времени покрывалами, а подушка казалась набитой камнями из-за того, что свалялся весь пух, который был внутри.
— Миленько, — Лестрейндж нервно хихикнула. Невилл вошел в комнату вслед за ней, и дверь за ним захлопнулась.
— Лестрейндж, — Невилл посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. — Что будем делать?
— В смысле? — она прыгнула на кровать, поджала под себя грязные ноги, немилосердно пачкая при этом и без того жуткую простынь.
— Я должен спасти твою душу. Понимаешь, что нам придется сотрудничать?
— Зачем? — Лестрейндж выпучила глаза. — Мы все равно проведем в этом жутком месте вечность, так какая разница, есть тьма в моей душе или ее там нет?
— Есть разница, — упрямо проговорил Невилл, и она вскочила со своего места.
— Ты! — Лестрейндж ткнула пальцем ему в грудь. — Вы все, милые, добрые, светлые праведники. Считаете, что в мире есть только ваша правда и только ей нужно подчиняться. Считаете, что другой правды нет? Может, это я считаю, что тебя надо спасать? Может твои идеалы: всепрощение, равенство, любовь и дружба — это ошибка? Может, нужно просто придерживаться чистоты крови? Почему ты имеешь право лечить меня, а я — нет?
— Потому что на чистоте крови все не заканчивается, — Невилл нахмурился. — Потому что вы наказывали магглорожденных волшебников лишь за то, что они такими родились. Пытали, мучили, убивали. Так же нельзя!
— А вы? Вы наказывали людей за их взгляды! — взвизгнула Лестрейндж. — Причастность к Пожирателям не означала пытки и рейды! Но вы наказали всех, кто не успел откупиться, как Малфои или высказать лживое раскаяние, как Снейп. Уверена, ваши друзья засудят мою бедную сестру лишь за то, что она — жена Пожирателя. Разве же это справедливость?
— Это пособничество, — неуверенно проговорил Невилл, понимая, что отчасти согласен с Лестрейндж.
— Тогда я поищу другую комнату, — она вскочила и бросилась к двери. — Пока ты сам не спасешься, за мою душу лучше не браться. Пока ты не перестанешь делить мир на черное и белое, пока не поймешь, что на той стороне тоже правда — нам не о чем разговаривать.
— Нам не о чем разговаривать, пока ты не поймешь, что магглорожденные тоже имеют право на жизнь и магию, — в сердцах выкрикнул Невилл. — Может, мои убеждения и не идеальны, но они хотя бы не посягают ни на чью жизнь.
— Как тебе легко рассуждать о жизни, когда ты перешагнул смертную черту и сидишь теперь в этой троллевой дыре! — гаркнула Лестрейндж и выскочила в коридор, оглушительно хлопнув дверью.
Невилл посмотрел на цепочку грязных следов, оставленную ее ногами, и вспомнил, что она по-прежнему ходит босиком — безнадежно испорченные туфли Лестрейндж еще там, у леса, выбросила в грязь. Он поймал себя на мысли, что она может занозить ноги или простыть, и сам удивился тому, что ему есть до этого дело, как и до спасения ее погрязшей во тьме души. До сих пор было непонятно, можно ли в этом месте заболеть, но чувство холода определенно было, Невилла трясло, он понимал, что продрог и хочет согреться, а потому склонен был полагать, что и Лестрейндж замерзла. Как бы то ни было, она теперь зависела от него, а значит, стоило ее разыскать, успокоить и попытаться как-то согреть.
Лестрейндж нашлась в коридоре. Она стояла у одной из дверей, колотила в нее руками и плакала навзрыд, как маленькая девочка. От этих звуков у Невилла сжалось сердце.
— Успокойся, — он подошел к ней осторожно, боясь, как бы истерика не стала сильнее, и тронул за плечо. — Успокойся, пойдем в комнату.
— Я как раз это и хочу сделать, — хрипло проговорила она, выплевывая слова по одному. — Уйти в комнату. Я хочу другую комнату.
Лестрейндж дернула ручку двери и взвизгнула. Раздалось шипение и треск, и ее отбросило к противоположной стене. Кожа руки пошла волдырями, как от ожога, и Лестрейндж недоуменно уставилась на нее, обиженно всхлипывая.
— Пойдем, — повторил Невилл, поднял ее с пола и обхватил одной рукой за талию. — Пойдем, попробуешь согреться.
Она была худой, даже иссушенной, словно скелет обтянули кожей и вдохнули в него жизнь. А еще Лестрейндж замерзла и сейчас, придерживая ее, Невилл ощущал, что ее бьет сильный озноб.