Страница 2 из 20
"Ну и ну", - протянула я, возвращаясь к чтению. Хотя из Училища меня выгнали, глубоко в душе теплилась надежда на восстановление. Это могло случиться, только если запоет деревянный петушок на крыше сего учебного заведения. Петух благодаря местным шутникам орал уже раз тридцать, меня же обратно принимать не торопились.
Я поправила волосы, и за указательным пальцем пролетела дорожка звездочек. Они всегда появлялись сами по себе, горели разными цветами, меняясь в зависимости от моего душевного состояния.
Раздался звон колокольчика, на пороге появился Сергий, румяный, высокий и такой большой, что закрыл собой весь проход.
- Эй, Аська, - пробасил он с порога, - пойдем, на санях кататься! А то молодость пройдет, а ты ее в этой лавке и похоронишь. Правда, Марфа?
Сергий, талантливый маг, безнадежно влюбленный в меня еще со времен моей учебы. Окончив Училище, он не пошел, как многие, работать в Совет, а решил посвятить свою жизнь науке. Блестяще сдав экзамен в Высшие Магические курсы, он выучился на архимага. Вернулся в родные пенаты и теперь вдалбливал в головы нерадивым студентам основы магических наук, а попутно писал бесконечную диссертацию в надежде стать Магистром.
Ухаживать за мной он начал с первого дня, как я, семнадцатилетняя девчонка, поступила учиться. Ученики прозвали несчастного Медведем Сергуней за богатырское телосложение и несговорчивость. И действительно, его крестьянская внешность и замашки, совсем не гармонировали с тонкими материями магии. Я, как и все, очень боялась его, а когда он попытался свести со мной знакомство, вошла в стопор. В общем, сблизились мы только во время моего триумфального вылета из Училища за "профессиональную непригодность".
Печать, блокирующую магию, на меня накладывал Сергий, но стоило мне выйти за ворота, как сила заструилась по жилам в тройном размере. Я решила, что это заслуга архимага, и была благодарна ему до гробовой доски. Ходить без магии, зная, что она живет в тебе, это все равно, что пытаться выпить воды из решета. Кажется, вот она рядом, а никак не сделать глотка.
Марфа обожала его до беспамятства, в тайне надеясь сосватать меня, и, наверное, навсегда избавиться. "Вон, какой мужчина! - пеняла она, - Не мужчина, а орел! И работа хорошая, и любит! Будешь жить в достатке, как сыр в масле кататься, детишек родишь, старую Лукиничну порадуешь!" Ее причитания я не слушала и относилась к Сергию не теплее, чем к лучшему другу. Он схитрил: заручился Марфиной поддержкой в своем желании жениться на мне и начал приходить к нам на ужины и на обеды, а потом еще и на завтраки. У меня же от вида чавкающего напротив друга портился аппетит, и, чтобы не умереть от голода, я переехала из дома травницы в съемную комнатку при Гильдии Магов. Лукинична долго страдала и говорила, что "я де ее бросила на старости лет, и даже чай подать старухе некому", но потом согласилась, что у меня своя жизнь должна быть, потому прибавила жалование, чтобы "несчастная сиротинушка" не бедствовала.
Марфа крикнула со второго этажа:
- А что, Ась, и, вправду, иди, покатайся, а то завтра праздники начнутся, повозок будет куча.
Мне два раза предлагать было не надо, я захлопнула книгу и, наспех надев шаль на голову и короткий полушубок, выскочила на улицу вслед за Сергием. Мороз обжег кожу. Я натянула на покрасневшие руки теплые рукавички. Снег весело захрустел под каблучками. Низкое зимнее солнце слепило глаза, я зажмурилась и полной грудью вдохнула ледяной воздух. Четверка вороных, явно конюшни Училища, нетерпеливо перебирала копытами, из ноздрей выходили тонкие струйки теплого пара. На санях сидела куча народа.
- Аська!- донесся до меня голос Динары, бывшей соседки по общежитской коморке, - давай к нам.
Я ловко залезла на сани и подсела к ней.
- Ох, и бледная ты! - кричала румяная подруга. - Совсем в этой лавке пропала!
Сергий пришпорил застоявшихся коней. Они с громким ржанием рванули с места. Ветер немедленно растрепал выбившиеся из-под платка рыжие кудряшки. Мелкие снежинки ударяли иголками по обмороженным щекам. Я спрятала в полушубок лицо, а потом резко встала, расставила руки и заорала, что было мочи:
- Я лечу! Лечу!
Вечером мы втроем сидели в харчевне "Веселый поросенок" и огромным аппетитом уплетали кислые щи и кулебяку.
- Слушай, - не выдержал Сергий, - убери ты свои звездочки. Они только в глазах мельтешат.
- Не могу, - промычала я с набитым ртом, - самой уже надоело.
- Эй, ты! - вдруг услышала я, но никак не отреагировала. - Ты, ты, рыжая!
Я резко повернула голову. За соседним столом расположилась разношерстая компания адептов. Все шумели, кричали, и о чем-то спорили. Там же сидел Иван Петушков, "надежда и опора всего Училища", как говорили Магистры в бытность моей учебы. Курс "Практической магии" он освоил великолепно и сейчас уже сделал неплохую карьеру боевого мага при Совете. Иван был пьяный в хлам и тыкал в меня пальцем с грязным ногтем.
- Мы с господами, и-и-к,- неопределенно махнул головой, посовещались и решили, что ты, и-и-к, сегодня танцуешь! И-и-ик, - когда он икал, у несчастного становилось по-детски обиженное лицо и очень хотелось его пожалеть. Произнеся это, он задумчиво посмотрел куда-то вдаль и громко рыгнул, потом сфокусировался на моих звездочках. - А это что такое? Тебе же ведьмовать, то есть колдовать, запретили!
Я недоуменно уставилась на него и потом на свой указательный палец с длинным аккуратным ноготком, за которым как утята за гусыней следовали рядочком звездочки.
Сергий приосанился и приготовился к потасовке.
- Не обращай на него внимания, - жалобно предложила Динара, яростно ненавидящая любые скандалы и драки.
- А я и не обращаю, - отмахнулась я, от чего звездочки сделали красивую дугу.
- Ну, ты, - не унимался пьяный маг, - я тебе сказал! Именем Совета ты арестована за использование недозволенной магии, и-и-ик, и отсутствия танцев в этом заведении, - выпалив это, он скорчил довольно уморительную гримасу.
Я опять повернула голову, прямо в мое лицо был направлен меч из довольно недурственной гномьей стали, но, вообще-то, дешевый (видимо, платили в Совете нет так уж и хорошо). Он ходил плавными волнами в руках хозяина, и я испугалась, что "надежда и опора магии" случайно поранит себя. В харчевне наступила гробовая тишина, изредка прерываемая иканием пьяного Ивана.